«Люди в верности надежные…». Татарские муфтияты и государство в России (XVIII–XXI века) - Ренат Ирикович Беккин

муфтия должен был находиться в Москве и отвечать за взаимодействие с органами государственной власти[483].

В июле 1947 г. СДРК подготовил проект постановления Совета министров СССР, в котором предлагалось «удовлетворить ходатайство мусульман о создании Всесоюзного мусульманского центра […] разрешив для этого проведение в Москве в 1948 году мусульманского съезда с участием гостей из зарубежных мусульманских стран»[484].

Лишь в 1949 г. в истории с созданием всесоюзного муфтията была поставлена точка. Руководство страны не без оснований считало, что такой центр будет содействовать возрождению религиозной жизни и консолидации мусульман. Один из руководителей Советского государства, член Политбюро ЦК ВКП (б) и заместитель председателя Совета министров СССР К. Е. Ворошилов сформулировал официальную позицию по этому вопросу, сказав, что наличие четырех духовных управлений вполне устраивает руководство страны и в случае необходимости будет создан еще один муфтият[485]. Таким образом, регулятор продемонстрировал свою незаинтересованность в создании монополии в исламском сегменте религиозного рынка.

В рассматриваемый период произошло еще одно важное событие: Всесоюзный съезд мусульманского духовенства и верующих Сибири и европейской части СССР состоялся в Уфе в октябре 1948 г. ЦДУМ было переименовано в Духовное управление мусульман европейской части СССР и Сибири (ДУМЕС). На съезде был принят новый устав муфтията. Из ведения ДУМЕС были исключены такие функции, как ведение метрических книг, открытие новых общин, создание учебных заведений для обучения персонала и др. Теперь сфера компетенции ДУМЕС ограничивалась надзором над деятельностью как официальных, так и неофициальных служителей исламского культа и учетом количества мечетей и молельных домов.

Процедура назначения имам-хатибов и имамов проходила следующим образом. Формально право избрания примечетных служителей культа принадлежало мусульманским обществам. Выдвинутые таким образом муллы должны были пройти аттестацию в Уфе и собеседование с уполномоченным СДРК. И если кандидат на должность имам-хатиба или имама отвечал предъявляемым требованиям и к нему не было вопросов со стороны контролирующих органов – СДРК и НКВД – МГБ, то он ставился на учет (регистрировался) и начинал работу. На практике уполномоченные СДРК могли оказывать влияние на избрание служителей исламского культа через «двадцатку» и блокировать выдвижение неприемлемых кандидатов[486]. Точно так же через лояльных людей в исполнительном органе общины можно было поставить вопрос об отстранении неугодных имамов. Уполномоченный мог обратиться и непосредственно в муфтият, рекомендуя отозвать или назначить того или иного служителя культа[487]. Что касается незарегистрированных мусульманских общин, то значительная их часть поддерживала связи с ДУМЕС и отправляла собранные деньги в Уфу. Это не могло не вызывать недовольства в СДРК[488].

Таким образом, в рассматриваемый период впервые в истории российского государства была создана система управления религиозными делами мусульман, при которой каждый регион страны входил в округ одного из муфтиятов. Был не только реанимирован ЦДУМ, но и учреждены новые духовные управления, юрисдикция которых распространялась на территории, населенные мусульманами (Средняя Азия, Северный Кавказ и Закавказье). Как отмечалось в предыдущей главе, в Российской империи некоторые районы с мусульманским населением были намеренно исключены из сферы влияния ОМДС и других муфтиятов.

Однако власти не были заинтересованы в консолидации мусульман даже под эгидой полностью контролируемого ими органа (всесоюзного муфтията в Москве). В этом смысле политика советского руководства в вопросе управления мусульманскими религиозными делами была созвучна политике царской администрации. И имперские, и советские чиновники стремились использовать муфтият как партнера государства и инструмент контроля над религиозной жизнью мусульман. С другой стороны, они сдерживали влияние религиозных деятелей на верующих, ограничивая юрисдикцию муфтията определенными территориями и сводя к минимуму объем его полномочий.

Одним из важных последствий религиозной оттепели для мусульман была возможность вновь совершать хадж с 1944 г. Это было сделано с целью повысить престиж Советского Союза на Ближнем Востоке и продемонстрировать наличие свободы совести в стране[489]. Во время паломничества происходили контакты советских мусульман не только с зарубежными единоверцами, но и с эмигрантами, которые живо интересовались жизнью бывших соотечественников в Советском Союзе. Поэтому большое внимание в Совете уделялось отбору лиц, отправлявшихся в паломничество. Следующий хадж состоялся в 1945 г. В дальнейшем, с 1946 по 1952 г., мусульмане СССР опять не имели возможности совершать паломничество в Мекку[490].

Религиозная оттепель середины 1940‐х завершилась к 1948 г.[491] Большинство мечетей, закрытых в предыдущие годы, так и не были переданы верующим в пользование. Несмотря на создание новых муфтиятов и возобновление работы ЦДУМ, бóльшая часть мусульманских общин продолжала функционировать вне юрисдикции духовных управлений.

Антирелигиозная кампания Хрущева (1958–1964)

В годы, когда лидером Коммунистической партии Советского Союза стал Н. С. Хрущев (1954–1964), борьба с религией возобновилась. Начало антирелигиозной кампании принято относить к концу 1950‐х гг. Середина десятилетия характеризуется исследователями как относительно умеренный период, во время которого в руководстве страны происходило осмысление последствий государственной вероисповедной политики послевоенного времени[492].

7 июля 1954 г. было издано постановление ЦК КПСС «О крупных недостатках в научно-атеистической пропаганде и мерах ее улучшения»[493]. В этом документе содержалась развернутая программа антирелигиозной работы. Однако уже в ноябре того же года появляется другое постановление ЦК КПСС «Об ошибках в проведении научно-атеистической пропаганды среди населения» от 10 ноября 1954 г., в котором существенно смягчается риторика и признается недопустимым «оскорбление чувств верующих»[494].

По мнению ряда исследователей, кажущаяся непоследовательность в вероисповедной политике СССР в середине 1950‐х гг. связана с борьбой за власть в партийном руководстве страны[495]. В результате вплоть до конца 1950‐х гг. давление на религиозные объединения в стране, в том числе незарегистрированные, было ослаблено.

В соответствии с постановлением Совета министров СССР от 17 февраля 1955 г. «Об изменении порядка открытия молитвенных зданий» Совету по делам русской православной церкви и Совету по делам религиозных культов предоставлялось право регистрации всех фактически действующих религиозных обществ, имевших служителя культа и молитвенное здание на момент публикации данного нормативно-правового акта[496]. Однако, как отмечает религиовед из Татарстана Р. Р. Ибрагимов, постановление не сильно помогло легализации существующих общин, так как далеко не все из них соответствовали предъявляемым критериям. Постановление носило в большей степени декларативный характер и существенно не повлияло на увеличение числа поставленных на учет религиозных объединений в стране[497]. С 1958 г. партийное руководство СССР планомерно сокращало количество зарегистрированных религиозных объединений. Борьба с неформальными, не контролируемыми или не полностью контролируемыми государством проявлениями религиозной жизни относилась к числу приоритетных задач. В случае с мусульманской религией это касалось деятельности как незарегистрированных религиозных объединений и «бродячих» мулл, так и «народного ислама», в том числе паломничества к «святым местам»[498].

В записке «О недостатках научно-атеистической пропаганды»,