Евреи ислама - Бернард Льюис

просодии и техники арабской поэзии, да и за всей ее системой символов и намеков. Хотя средневековая еврейская поэзия и большая часть прозы написаны неисламским языком и письмом, это творчество принадлежит тому же культурному миру, что и арабская и другие литературы ислама. Исламское влияние на еврейскую поэзию не ограничивается исламским миром; через Испанию оно распространилось и на евреев Прованса. В изобразительном искусстве иудаизм и ислам разделяют определенные взгляды на изображение фигур человека и даже животных, и обе религии оказались затронуты развитием форм художественного выражения в искусстве{94}. Исламские и еврейские произведения искусства поразительно сходны между собой, и не только созданные в исламских странах, но и в христианской Европе, где, как и в случае с поэзией, еврейская книжная иллюстрация, с одной стороны, и синагогальная архитектура — с другой демонстрируют узнаваемое исламское влияние.

Сравнивая евреев христианского и исламского мира, мы можем установить, в какой степени еврейское меньшинство следовало нравам и принимало нормы доминирующей общины даже в вопросах, имеющих личное и религиозное значение. Это наиболее очевидно в брачном законодательстве. Одно из самых явных различий между христианством и исламом в данной сфере состоит в том, что ислам допускает полигамию и наложниц, христианство же запрещает и то и другое. В христианском мире евреи приняли и практиковали моногамию как законный принцип, в мусульманском же мире большинство еврейских общин практиковали или по крайней мере допускали полигамию и наложниц почти до сегодняшнего дня{95}.

Есть еще одно очень яркое различие между исламом и христианством во влиянии на иудеев: концепция мученичества и обстоятельства, при которых оно становится обязанностью. Существует иудео-христианская традиция — и здесь перегруженное коннотациями выражение «иудео-христианская» вполне правомерно, — согласно которой верующий должен быть готов отдать свою жизнь, но не отказаться от религиозных убеждений. Евреи до сих пор чтят древних еврейских мучеников: Хану и ее сыновей, рабби Акиву и его сподвижников и многих других. Та же традиция поддерживалась христианами, а также, без недостатка в примерах, евреями в христианских странах: христианство было религией, которая создавала и мучеников, и мученичество.

В исламском мире и мусульмане, и подчиненные им меньшинства, возможно, за частичным исключением шиитов, придерживаются более спокойного взгляда. В уже процитированном стихе Коран указывает, что «нет принуждения в религии», что трактовалось как означающее: никого нельзя и не следует вынуждать менять его религию, если, конечно, он не язычник и не идолопоклонник, с которым нечего церемониться. Но в центральных землях ислама, где сформировалось ядро традиции и откуда исходит общинная историческая память, было мало язычников или идолопоклонников. Для христиан и евреев, находящихся под мусульманским правлением, вопрос о насильственном обращении и, следовательно, мученичестве вставал редко. Для самих мусульман он возник лишь столетия спустя.

Однако в исламе понятие мученичества фигурирует, и для него действительно используется слово с соответствующим значением: исламское шахид, от арабского слова, означающего «свидетель», — это и основное значение слова в юридическом смысле; следовательно, оно соответствует греческому martyros. Но мусульманин-шахид — это нечто совершенно отличное от еврейского или христианского мученика. Шахид — это тот, кто умирает в бою, в священной войне за ислам. Поскольку священная война является религиозным долгом верующих, те, кто выполняют этот долг, погибая, считаются мучениками в исламском смысле этого слова и имеют право на награды мученичества. Иудео-христианское понятие мученичества — страдать и свидетельствовать о своей вере, но не отречься от нее — не является неизвестным в исламе. Судьба еврейского племени в Медине Бану Курайза, принявшего смерть, но не отрекшегося от своей веры, является частью полусвятой биографии Пророка и вызывает уважение, порой граничащее с восхищением{96}, но как пример для подражания мусульманами не рассматривалась. Причиной тому вряд ли может быть что-то кроме того обстоятельства, что в ранние, формирующие века исламской истории подобный вопрос для мусульман не возникал, и испытанию мусульмане не подвергались. В тех редких случаях, когда мусульмане испытывают религиозные ограничения, это происходит внутри, а не вне веры и возникает в результате попыток той или иной школы мусульманской доктрины навязать свои взгляды остальным. В такой ситуации естественно было имитировать мягкое согласие. Появилось и получило широкое распространение учение, что так поступать можно ради сокрытия своих истинных убеждений, пока хранишь их в собственном сердце и разуме, и что вполне допустимо приспосабливаться к доминирующей доктрине для того, чтобы выжить; когда же со временем обстоятельства станут более благоприятными, можно вернуться к прежнему исповеданию и провозгласить свою истинную веру{97}. Однажды приняв этот принцип, можно было расширять его применение. Столетия спустя, с отступлением мусульман из Испании и Италии, мусульмане столкнулись с новой и гораздо большей угрозой своим верованиям — не только давлением конкурирующей мусульманской доктрины, но и решительным преследованием со стороны правящей религии. Некоторые выбрали мученичество или изгнание. Другие предпочли приспособиться и, пока это было возможно, сохраняли свою религию в тайне.

Такая реакция в ответ на преследование, конечно, знакома нам из еврейской истории. Испанские и португальские марраны, которых вынудили перейти в католичество, сохраняли свою еврейскую веру и в какой-то степени даже практиковали тайные богослужения, пока не наступали другие времена или пока они не переходили в другие места, где собственную веру можно было вновь исповедовать открыто. Примечательно, что феномен марранизма в еврейской истории практически ограничен странами исламской цивилизации и исламского влияния. Известнейшим примером являются евреи Испании и Португалии после изгнания. В исламских землях от Северной Африки до Ирана и Центральной Азии засвидетельствованы и другие случаи. Среди иудеев христианского мира, подвергавшихся несравнимо большим гонениям, о таком почти ничего не известно. Как и ожидали их преследователи, евреи предпочли смерть или изгнание подчинению.

Некоторые средневековые еврейские авторы, в том числе великий Рамбам (Маймонид), даже пытались теоретически обосновать столь разительное отличие в преследовании иноверцев в мире ислама и христианства и утверждали на богословских основаниях, что, хотя еврею лучше подвергнуться пыткам и смерти, чем произнести символ веры христианского вероучения, он может принять обращение в ислам, чтобы выжить. Существенная разница заключалась в том, что евреи признавали ислам строгим монотеизмом того же рода, что и их собственный, тогда как у них существовали некоторые сомнения относительно христианства, которые они разделяли с мусульманами. Для тех, кому были неприемлемы оба символа веры, все-таки меньшей ложью представлялось свидетельствовать: «Мухаммед пророк Бога», чем «Иисус сын Божий». Хотя это различие, несомненно, основано на несовершенном понимании христианского учения, оно тем не менее имеет важное значение для понимания межрелигиозных отношений.

Еще в одном вопросе иудаизм и