История религий. Том 2 - Крывелев Иосиф Аронович

Такого рода движения происходили в багдадском халифате на всем протяжении его существования (под религиозными знаменами маздакизма и манихейства, зороастризма и даже буддизма), причем нередко эти доисламские религиозные идеологии принимали здесь внешнюю форму, связанную с исламом.

Большое распространение получило движение, известное под названием хурремитского. Его кульминационным пунктом было восстание под руководством Бабека, происходившее в 815–837 гг. Этимология термина «хурремиты» до сих пор неясна; из всех существующих объяснений нам представляется наиболее приемлемым фигурирующее у А. Мюллера — от названия селения Хуррам к югу от Каспийского моря 15. Под знаменем Бабека объединилось только в Азербайджане около 300 тыс. человек, храбро воевавших против войск халифа. В основном это были крестьяне, но в условиях тех успехов, которых первоначально удалось добиться повстанцам, к ним примкнули и представители феодалов неарабского происхождения. Движение получило и национальное и религиозно-идеологическое оформление.

Вероисповедная оболочка движения была довольно туманной. Она представляла собой некую бесформенную смесь маздакизма, зороастризма и ислама. Отчетливо проступает в ней зороастрийский дуализм доброго и злого бога. И тот и другой, как считали идеологи хурремитства, периодически воплощается в того или иного человека. Воплощениями доброго бога являлись, с этой точки зрения, Адам, Моисей, Христос и Мухаммед. Такая концепция, с другой стороны, открывала возможность объявить любого противника воплощением злого бога и этим дать материал к религиозному освящению борьбы против него. Социальная основа хурремитства находит яркое выражение в том, что строй имущественного неравенства и угнетения, в частности сосредоточение земельных угодий в руках богачей, хурремиты считали результатом козней злого бога. В соответствии с этим они требовали установления всеобщего равенства во владении землей путем ее передачи в собственность свободным сельским общинам. Заодно настаивали на отмене всех поборов и повинностей в пользу феодалов и государства. Таким образом, в религиозной форме ярко выражалось антифеодальное движение с элементами удивительно раннего утопического социализма. Надо отметить в то же время и национально-освободительную подоплеку движения: население тех стран, в которых развернулось хурремитское движение, рассматривало ислам как оправдание и выражение господства над ними арабов. Все это предопределяло позицию яростной ненависти хурремитов к ортодоксальному исламу с его догматикой и обрядами.

Один из немногих известных истории вождей хурремитского движения — Бабек, видимо, не придавал большого значения религиозным вопросам и использовал то или иное их толкование так, как ему представлялось целесообразным. В переписке с византийским императором он выдавал себя за христианина и сулил ему в случае успеха своего движения обратить в христианство все население халифата. Для масс, однако, до поры до времени требовалась религиозная идеология, не так далеко отступавшая от их привычных верований.

Одержав вначале ряд блестящих военных побед, хурремиты в конце концов потерпели сокрушительное поражение, а их вожди, включая Бабека, были истреблены.

Не меньшее значение имело развернувшееся в 60— 80-х годах IX в. восстание зинджей 16. Этим именем назывались негры-рабы, систематически доставлявшиеся в пределы халифата с невольничьих рынков Восточной Африки и Занзибара. Зинджи, накопившиеся большими массами в различных пунктах государства, подвергавшиеся тяжелейшей даже для того варварского времени эксплуатации, представляли собой легко воспламеняющийся материал, нередко вспыхивавший в вооруженных выступлениях как местного, так и более широких масштабов. В 868—69 гг. успешную пропаганду среди зинджей развернул Али ибн Мухаммед, объявивший себя пророком и потомком халифа Али и призвавший к восстанию всех недовольных династией Аббасидов. Таким образом, религиозным облачением его программы явилось шиитство, но последнее отнюдь не выражалось здесь в его ортодоксальной форме: в идеологии и проповеди Али ибн Мухаммеда преобладали радикальные в социальном и религиозном отношениях тенденции хариджитов и азракитов.

В восстании зинджей особенно сказался своего рода параллелизм социально-политической и религиозно-идеологической сторон массовых повстанческих движений. Сами зинджи имели отдаленное представление о религиозно-догматических тонкостях, составлявших предмет расхождений между суннитами и шиитами, между хариджитством и основным руслом шиизма. Перед ними открылась ясная социальная программа — освобождение от рабства, захват имущества рабовладельцев, истребление их или обращение в рабство. Именно здесь осуществлялся евангельский лозунг— «последние да будут первыми»: рабы становились рабовладельцами, и наоборот. Ни идеология, ни практика повстанцев не могли дойти до стремления к ликвидации рабства в целом. Сам Али ибн Мухаммед объявил себя халифом. В мечетях возносились молитвы за него, на монетах обозначалось его имя. Трудовые же массы халифата ничего не получали от военных побед зинджей. В конце концов движение оказалось изолированным и потерпело поражение.

Положение багдадских халифов в этой обстановке побуждало их к постоянному маневрированию в религиозных вопросах и к жестокому террору в социально-политической области. Но террор следовало объяснять мотивами религиозного благочестия. Существовала формула, которой можно было оправдать любую расправу: подлежащий наказанию объявлялся зендиком — еретиком, безбожником. Кого именно следовало так наименовать, зависело от условий момента. Во всяком случае после предъявления такого обвинения сразу становилось ясно, что нужно делать с тем человеком, по адресу которого оно направлено. В подавляющем большинстве обвиненными оказывались люди, выдвигавшие неприемлемую для господствующих классов социальную программу. Буржуазный историк Г. Шурц делает по этому поводу следующее замечание: «В этом деле халиф мог быть вполне уверен в одобрении имущих классов, которые и в этом случае, как и всегда, были более чувствительны к угрозе их кошельку, чем ко всем другим нападениям еретиков на священнейшие положения Корана» 17. Любопытно, что в качестве синонима для наименования зендиков Шурц применяет слово «коммунист», а запретительное распоряжение по их адресу именует «законом против социалистов» 18. Само собой разумеется, что ни социалистами, ни коммунистами зендиков того времени называть нельзя. Чересчур категорически причисляет их Шурц и к «эпигонам старого маздакитского учения» 19, ибо рассматриваемые движения были слишком многообразны по своей религиозной характеристике, чтобы подходить под это наименование.

Зендиков уничтожали без каких бы то ни было юридических церемоний, и не только при подавлении массовых восстаний, но и по любому случаю, когда халифам или их подчиненным военачальникам и чиновникам это представлялось нужным. Но помимо того, во многих случаях требовалась и расправа с наиболее выдающимися из них в целях назидания. Для этого нужно было соответствующее учреждение. Его не замедлили учредить. В 783 г. халиф Махди объявил, что каждый еретик-зендик является государственным преступником, и установил своего рода инквизицию, глава которой должен носить титулы «великого судьи веры» и «палача зендиков» 20. Верховному судье следовало дать к тому же и более или менее определенные ориентиры для установления признаков правоверия и ереси. Это было для халифов Аббасидов нелегким делом.

Халифы понимали, что должны занимать какую-то позицию в вероисповедных вопросах. Больше того, с момента воцарения они считали необходимым демонстрировать свою набожность, противопоставляя ее той небрежности к делам веры, в которой обвиняли Омейядов: в отличие от них они исправно совершали паломничество в Мекку и разыгрывали там настоящие спектакли совершенного благочестия. Рассказывая об этом, А. Мюллер сопоставляет внешнюю набожность Аббасидов с их изуверски-жестокой практикой и коварством в политической деятельности. Но такого рода сопоставления могут делаться по каждой религии и по каждому периоду ее истории, поэтому отмеченное Мюллером явление представляет собой для подавляющего большинства религий не исключение, а правило.