Инициация - Аббат Верт

слова, которые я так жаждал и боялся услышать: "Не бойся, господин мой и сын мой, вместе мы победим смерть".

Из нашей группы в тот день только Ян не прошел конфирмацию. Он пожелал стать галли. Через три года он принес вечные обеты и повязал на лоб белую ленту с бубенцами – символ священства Царицы небесной.

А еще через три года мы вместе поступали в универ. Только на разные факультеты, он – на теологический.

Сегодня важный день, – убеждал я себя, повязывая галстук перед зеркалом. Галстук сопротивлялся. В гневе сорвав с шеи красную удавку, я понял: мне необходимо выпить.

А ведь еще и десяти нет.

Налив грамм пятьдесят дорогого шотландского виски – подарок Яна – я опрокинул его в себя, даже не заметив вкуса. Недолго думая, налил еще грамм сто.

Так и напиться не мудрено.

– Сегодня хороший день для столь важного и славного дела, – повторил я очередной раз, глядя в стакан.

Зазвонил телефон. На дисплее друг детства, растянувший улыбку во все тридцать два зуба.

– Доброе утро, Славон! – закричал в трубку Ян.

– Доброе, – мрачно согласился я.

– Я уже подъехал, буду через минуту у тебя, встречай!

Подойдя к окну, посмотрел вниз. Свой новенький мерседес Ян бросил прямо на проезде. Ночью был снегопад, а снегоуборочные машины, по обыкновению, дойдут до нас как раз к следующей пурге. Сам Ян стоял у подъезда и разговаривал с вечно пьяным дворником, опирающимся на лопату как на посох. Да, дядя Коля так просто никого не впустит и не выпустит из своего двора: он собирает особую дань – хотя бы пару слов. Для одинокого изгоя – это уже определенная радость.

Вечно пьяный изгой дядя Коля. А ведь он физик. Написал серьезную работу по теории полей.

Хмыкнув, я представил себя в фуфайке и оранжевой безрукавке с волшебной аббревиатурой ЖКХ на спине, рассуждающим с дядей Колей о феноменологии религии и эволюции религиозных идей… выпил виски, занюхал рукавом и пошел искать брошенный куда-то галстук.

Четыре года назад я закончил универ, защитил магистерскую по теме "Западносемитские секты I века" и продолжил обучение в докторантуре. Мой научный руководитель – профессор Тагог – как раз начал изучать один довольно интересный памятник древнееврейской религиозной литературы, попавший совершенно чудесным образом ему в руки. Этот-то литпамятник и стал предметом моей докторской диссертации. Он захватил меня сразу и без остатка. Я мог сутками сидеть перед компьютером, изучая цифровую копию ветхого пергамента.

Только почти через три года мы смогли восстановить развалившийся на фрагменты древний свиток. Сделанный неким Йохананом в начале I века комментарий более древнего текста, вероятно, написанного в IX или VIII веке до эпохи Пророка, неким Йешаяху. Лингвистический анализ текста подтвердил данные радиоуглеродного анализа: Йоханан действительно жил во время Пророка. А это тем более интересно, что описанные в "Комментариях" религиозные идеи указывали не только на древность религиозной традиции, но и глубину, философскую систематизацию и значительно число адептов. Все более погружаясь в работу над текстом, я начинал себя ловить на мысли, что, возможно, Пророк не только был знаком с этой религиозной системой, до сего дня остававшейся для нас неизвестной, но и заимствовал из нее некоторые смелые и особенно интересные идеи. При том, что автор "Комментариев" вообще никак не вспоминает Великого Пророка и его религиозную революцию, навсегда изменившую мир.

Один – и далеко не центральный – миф, комментируемый Йохананом, привлек мое особое внимание. Да что там скрывать: он поразил меня в самое сердце. Этот миф о Господе. Йешаяху называл его привычными нам титулами: "светоносный", "сын зари", "печать совершенства", "прекраснейший и мудрейший". Привычным было и начало: Господь бросает вызов Богу, но непривычным – концовка.

Пророк Магдагон Великий учил, что Господь восстал на Бога, на своего отца, что ужасающая битва, равной которой не было и не будет во веки веков, потрясла основания трех миров. И Бог бы победил своего первенца, если бы не Царица небесная – великая богиня – не встала на сторону своего сына и любовника. Бог лишен божественных инсигний, лишен власти и низвергнут с Небес. Господь же вступил в битву с Морем и Смертью, и победил их. В мифе Йешаяху все иначе: "Тот, кто приносит рассвет" восстал на Бога и был побежден. Без великих битв. Вот "прекраснейший и мудрейший" провозглашает свое желание занять место Бога, и тут же он низвержен в пропасть ада. И Море, названное у Йоханана главнокомандующим небесного войска – Михаилом – служит Богу, а Смерть трепещет перед ним.

Вроде бы, миф и миф. Действительно, архитипичным для религий является традиционное решение древнего "божественного конфликта": Эль – Бог-Творец отодвигается на второй план, его культ (если такой вообще сохраняется) едва различим; напротив, узурпатор становится царем – Молохом, и господом – Баалом. Архитипичным, однако, отнюдь не безальтернативным. Но все-же, что-то не позволяло мне просто отмахнуться от этих строк, начертанных на рассыпавшемся от древности пергаменте. Написанных довольно буднично, без надрывной апологии, как что-то само-собой разумеющееся провозглашающих: Бог – есть Абсолют и никто не равен ему, и всякий противящийся ему будет тотчас низвержен во тьму ада. Как и случилось с тем, кого Йоханан называет Сатаною, просто и без прикрас: Противником.

В дверь звонили.

– О! Дружище! – едва переступив порог, Ян полез обниматься, – как же я рад за тебя!

Скинув короткую норковую шубку, Ян подошел к терафиму, стоящему у зеркала напротив входа. Сложил ладони в молитвенном жесте и, произнеся положенные ритуальные фразы, бросил маленький шарик ладана в электрокадильницу. Сизая благовонная змейка поползла к потолку – Ян получил благословение домашнего бога.

– Где моя милейшая подруга? Инна, солнышко мое, я пришел! – Ян всегда сразу заполнял собой все пространство. Иногда его было даже слишком много.

Пока я ковырялся с его шубой и плечиками в шкафу, галли оказался в комнате Инны.

Двухметровый красавец в черном итальянском костюме, подчеркивающем фигуру гимнаста, длинные, в этот раз идеально черные волосы, собраны в конский хвост. А белая лента на лбу и голубая рубашка с воротничком-колораткой указывали на статус священника.

– Лапуся, – шумел Ян, – ты сегодня прекрасна как никогда! Инна, платье, что я привез тебе из Карфагена, делает тебя прекраснее самой Инанны!

Сложив руки в картинном жесте, он нарочито театрально восхищался платьем из темно-синего, почти черного шелка. Инна же крутилась перед ним, принимая эффектные позы, словно модель перед фотографом.

– Славон! Клянусь, если бы я мог, я бы забрал твою жену-богиню себе!

– Забрал бы! – Инна игриво засмеялась, – нужен ты мне уж больно.

Подняв с пола галстук, я подошел к зеркалу. Чуть меньше метра восьмидесяти, чуть больше ста килограммов, живот, излишне круглые щеки, сильные очки в черной пластмассовой оправе, уже лет пять