Друиды - Леру Франсуаза

Александрийские источники гораздо более восторженны по отношению к друидам. По сообщению Ипполита (III в. до н. э.), «друиды у кельтов в высшей степени склоняются к. пифагорейской философии, притом, что виновником такого образа мыслей у них явился Замолксис, раб Пифагора, фракиец по рождению, который после смерти Пифагора, придя туда, стал основателем подобной философии у них».[16 - Hipp., Philosophum. I, XXV.] Незадолго до того, как это было написано, Клемент Александрийский[17 - Strom., I, XV, 7.1,. 3.] тоже высказался по поводу связи между друидами и Пифагором: «Пифагор был слушателем галатов и браминов. Таким образом, философия, наука весьма полезная, процветала в древности среди варваров, излучая свой свет на народы, и позже она пришла к эллинам. Первыми в ее рядах были пророки египтян и халдеи ассирийцев, друиды галатов и семанеи бактрийцев и философы кельтов, и маги персов». Таковы были гипотезы древности о том, что представляло собой учение друидов.

Ученых нового времени также весьма занимала и до сих пор занимает мысль о характере и сущности учения друидов. Они проводят исследования по разным направлениям. Прежде всего, проверена правомерность сравнения друидической веры в бессмертие с пифагорейством.[18 - Kendrick T. D. The Druids. London, 1927. P. 106-108.] Рассмотрение всей совокупности имеющихся источников показывает, что такое сравнение не оправдано. В отличие от пифагорейцев представление о бессмертии кельтов не включало идеи реинкарнации. Они не верили и в переселение души в тела животных, но скорее верили в выживание души умершего в «ином» мире в форме, которая может быть узнана. Наиболее ясно эта концепция о. «Другом Мире» друидов выражена и суммирована у Лукана: «И не тихих долин Эреба, и не глубин унылого царства Плутона ищут тени мертвых. То же самое дыхание одушевляет их члены в ином мире. Смерть — это середина долгой жизни».[19 - Luc. Phars., I, 450-458.] Кельты представляли себе «потустороннюю» жизнь более счастливым продолжением земной, происходящим где-то на удаленных оконечностях земли или на дальних островах за морем.

Кроме того, в вероучении друидов отсутствовала, насколько можно судить, идея правосудия. Они, кажется, не делали различия между добром и злом, и не похоже, чтобы у них было какое-нибудь представление об искупительном круге перерождения души, когда душа была бы заключена в цепь земных тел, что является существенной чертой пифагорейского учения. Однако, хотя между рассматриваемыми доктринами не было какой-нибудь действительной общности, допустимо думать, что мог быть какой-то глубинный слой изначальной концепции, общей и для друидизма, (и для пифагорейства.

Другое направление современных исследований друидизма состоит в том, что анализируется античная традиция о друидах и кельтах в двух основных вариантах (и посидониевская, и александрийская группы источников) с тем, чтобы выяснить, насколько реальный исторический материал содержит каждая из них.[20 - Tierney J. J. The Celtic ethnography of Posidonius // Proc. Roy. Hish. Acad., 1960. Vol. 60. Section 4-5. P. 189-275.] Установлена основная особенность посидониевской традиции, которая состояла в том, что она содержит в большой степени эмпирический материал, представляющий информацию, полученную из первых рук: или от кельтов, или в результате собственных наблюдений авторов. По крайней мере, два крупных представителя этой группы (основоположник традиции Посидоний и Цезарь) входили в длительные контакты с кельтами.

О Посидонии известно, что он путешествовал по Галлии, лично наблюдал нравы и обычаи галлов, использовал массалиотские источники. Цезарь же пробыл в этой стране в общей сложности около десяти лет. Тексты александрийской традиции представляют антикварно-филологические работы, использующие информацию, полученную из вторых рук. По мнению исследователей, особенность александрийской традиции состоит в том, что она слишком идеализирует друидов.

Такая исследовательская позиция лишает друидов их роли в становлении первых философских систем наряду с магами, халдеями, пророками египтян, которую приписывали им александрийцы. Однако она вводит друидизм в круг проблем, игравших важную роль в философском и политическом теоретизировании, получившем весьма широкое распространение в период кризиса греческого полиса. Тогда была создана концепция культурной и экономической эволюции человеческого рода, с которой и была тесно связана идея идеализации варваров. Создатели этой утопии (главным образом философы-стоики) пытались противопоставить тогдашнему упадку и разложению образ другого общества со счастливой, безмятежной, прекрасной жизнью.

В основе этого противопоставления лежало представление о счастливом «Золотом веке», которое развивалось в двух направлениях: с одной стороны «Золотой век» искали в прошлом — его связывали с блаженными первоначальными временами, с царством всеобщего благоденствия, существовавшем при Кроносе, а с другой стороны полагали, что в настоящее время его можно найти у тех варварских народов, которые еще не достигли уровня цивилизации, характерного для греков. Это второе направление обусловило появление концепции, идеализирующей варваров — «благородных дикарей», к числу которых относили и мифические народы (как, например, гиперборейцев), и реально существовавшие (например, скифов и кельтов).

Идеализирующая варваров тенденция, так откровенно проявляющаяся в александрийской традиции, наоборот, в посидониевской при первом рассмотрении начисто отсутствует. Диодор, Страбон и Цезарь говорят о жестокости и бесчеловечности кельтов, иллюстрируя это положение рассказами о человеческих жертвоприношениях, а также указывают на такие недостатки кельтского характера, как легкомыслие, суетность, алчность. Однако не следует забывать, что поскольку Посидоний был одним из крупнейших философов-стоиков и к этому же философскому направлению принадлежали Диодор и Страбон, то естественно, что идеи стоиков должны были окрашивать их произведения.

И действительно, идеализация варваров проявляется, хотя и несколько своеобразно, и в посидониевской традиции. Так, образы германцев, которые, по Страбону (VII, 1, 2) были просто самыми дикими из кельтов, обрисованы явно идеализированно: первозданная чистота и целомудренность нравов германцев Цезаря и Тацита, который в своей «Германии» тоже использовал греческие источники, дают представление о том, что они еще во многом пребывают в блаженном состоянии «Золотого века».

Согласно воззрениям стоиков, германцы представляют «золотое» прошлое кельтов. А кельты Диодора и Страбона, галлы Цезаря живут в обществе более цивилизованном, разделенном на классы, обладающем могущественным жречеством. По теории стоиков о происхождении и культурном развитии рода человеческого в таком цивилизованном обществе должны были проявиться черты религиозного и политического вырождения по сравнению с предшествующим прекрасным, первобытным состоянием. Таким образом, та интенсивная по окраске картина жестокости и бесчеловечности кельтов, а также недостатков, свойственных их темпераменту, которая дана Диодором, Страбоном и Цезарем, является до некоторой степени иллюстрацией этого положения теории стоиков. Это не значит, что все факты выдуманы, просто акценты расставлены в соответствии с философскими воззрениями авторов.

Хотя, с одной стороны, идеи стоиков усилили враждебное кельтам настроение, пронизывающее кельтскую этнографию посидониевской традиции, однако, с другой стороны, эти же идеи определили черты идеализации, имеющиеся в одном из разделов этой этнографии. По теории стоиков, «Золотой век» еще не совсем покинул кельтов, хотя они уже до некоторой степени приобщились к цивилизации. Величайшие мудрецы, справедливейшие судьи — друиды были отмечены отблеском «Золотого века». Интересно, что в характеристике друидов и сдержанная, временами даже враждебная по отношению к кельтам посидониевская традиция, и панегирическая александрийская смыкаются.