Социальное евангелие в России. Православное пастырское движение в условиях голода, войны и революции - Дэниел Скарборо

жизнью православного населения. Ассоциации, созданные приходским духовенством для решения собственных экономических проблем, превратились в основу церковного объединения всех сословий. Они обеспечивали поддержку государственного социального обеспечения, руководство братствами и доверие к частным пожертвованиям на благотворительные цели. Эта постепенная трансформация была достигнута благодаря коллективной готовности приходского духовенства выполнить добровольно и безвозмездно работу по передаче ресурсов их собственных общин обратно крестьянству. Отчасти здесь можно усмотреть практические мотивы. Помогая мирянам, пастыри сохраняли социальную основу для собственного экономического обеспечения и автономии своих объединений. Однако масштаб участия духовенства в гуманитарной помощи в 1891–1892 годах предполагает более широкую мотивацию. Включив в пастырскую работу среди мирян практики духовного сословия по объединению для решения задач за пределами собственной общины, «новый тип пастыря» изменил практику православия в Российской империи.

Глава 2

Война, революция и голод

В рассказе «Кошмар» Антон Чехов описывает молодого приходского священника о. Якова глазами члена сельского земского управления Кунина, согласившегося сотрудничать со священником в деле создания приходской школы. Кунина сначала раздражает убогий вид и робкое поведение о. Якова, пока он не осознает степень бедности священника. Отец Яков признаётся Кунину, что он и его семья страдают от голода, поскольку бо́льшую часть своего скудного дохода он отдает другим людям.

Я получаю в год с прихода сто пятьдесят рублей, и все… удивляются, куда я эти деньги деваю… Но я вам всё по совести объясню… Сорок рублей в год я за брата Петра в духовное училище взношу. А ведь, кроме того, я должен выдавать отцу Авраамию, по крайней мере, хоть по три рубля в месяц! Отцу Авраамию, что до меня в Синькове священником был… Куда ему деваться? Кто его кормить станет? Хоть он и стар, но ведь ему и угол, и хлеба, и одежду надо! Не могу я допустить, чтоб он, при своем сане, пошел милостыню просить! Я знаю, попроси я, поклонись, и всякий поможет, но… не могу! Совестно мне! Как я стану у мужиков просить?.. Какая рука подымется просить у нищего?[233]

Открытие Куниным масштабов сельской бедности, о которых он наивно не подозревал, является его «кошмаром». В рассказе Чехова изображено неловкое напряжение, царившее в сельских приходах между духовным сословием и прихожанами-крестьянами, которых просили поддержать священнослужителей. Стыд о. Якова выражает осознание духовенством бремени, которое их сети взаимопомощи возложили на православных мирян. По мере расширения и усложнения сетей духовенства осознание своего долга перед прихожанами побуждало приходских священников дать мирянам воспользоваться ресурсами и общественными преимуществами, которые предоставляли эти сети.

Растущая организационная автономия приходского духовенства способствовала более широкому участию мирян в расширяющейся сети ассоциаций. Это также предоставило духовенству выбор: использовать свои коллективные ресурсы на благо своего сословия или распространить свои социальные сети на другие сообщества. Эта дилемма стояла не только перед приходским духовенством. К середине XIX века члены среднего городского сословия (мещанства) создали свои собственные благотворительные ассоциации, чтобы справиться с бедностью в растущих, индустриализирующихся городских центрах. Но эти ассоциации берегли ресурсы для нуждающихся членов своего сословия, иногда – для представителей определенной профессии[234]. Государство укрепило социальные барьеры, запретив создавать объединения поперек сословных границ. Например, промышленные рабочие крестьянского сословия были изолированы от остального городского населения, что не позволяло их цеховым организациям и обществам взаимопомощи сотрудничать с другими городскими объединениями[235]. Бо́льшая часть исследователей этого периода определила сословную изоляцию как в конечном итоге непреодолимое препятствие на пути к инклюзивному гражданскому обществу. Эта изоляция развивающихся сообществ имперской России, как утверждается, трансформировала их жизненные силы в насильственный радикализм[236]. Пастырское движение представляет собой контрпример этому нарративу. Столкнувшись в 1905 году с многочисленными кризисами войны, революции и голода, приходское духовенство не отступило в оборонительную сословную изоляцию. Сети духовенства Московской, Тверской и других епархий добровольно и самостоятельно оказывали помощь другим сообществам.

Постепенная трансформация приходского духовенства из служилого сословия в самостоятельное пастырское во многом обязана пребыванию на посту обер-прокурора Константина Победоносцева. Под его влиянием и Синод, и правительство неоднократно призывали приходское духовенство как вспомогательных государственных служащих и литургических функционеров непосредственно заниматься решением социальных проблем. В 1900 году, например, был издан императорский указ о «беспрепятственном допущении православных приходских священников в находящиеся в их приходах промышленные заведения для пастырских миссионерских бесед с рабочими» в надежде, что их пастырское влияние воспрепятствует распространению социализма[237]. Им также было предписано бороться с алкоголизмом, неграмотностью и бедностью[238]. Однако идея обер-прокурора о более активном пастырстве оказалась несовместимой с ограничениями, которые он накладывал на корпоративные организации духовенства. Непредвиденным последствием поддержки со стороны Победоносцева пастырского активизма стало постепенное усиление организационной автономии духовенства, которая росла в течение десятилетия после кампании по оказанию помощи голодающим с одобрения большинства епархиальных архиереев. Как и опасался Победоносцев, эта корпоративная автономия породила чувство коллективного достоинства и осознание права на свободу объединений. Однако священническая гордость и самоутверждение не привели к социальной атомизации, которую Победоносцев связывал с иностранной модой на демократическую организацию. Напротив, приходское духовенство продолжало продвигать и заново изобретать социальную миссию церкви. Когда Россию окутал хаос 1905 года, а победоносцевский режим надзора и регулирования испарился, приходское духовенство организовало многочисленные децентрализованные кампании по оказанию гуманитарной помощи.

Расширение священнических сетей

Архивные материалы Московской и Тверской епархий начала XX века свидетельствуют о гораздо большем количестве случаев участия мирян в объединениях и учреждениях, организованных приходским духовенством, чем в предшествующие десятилетия. По большей части это сотрудничество происходило в контексте растущего движения православных братств. Например, согласно отчету одного братства из города Соколова в 1899 году, в его центральный комитет входили 7 священнослужителей и 13 мирян. Это объединение было организовано вокруг школы для девочек, и оно оказывало материальную поддержку религиозному обучению и благотворительную помощь бедным ученицам и учителям[239]. Образование было наиболее распространенным направлением сотрудничества духовенства, но объединение было возможно вокруг множества инициатив. Одно братство, основанное в сельском тверском приходе в 1901 году, оказывало финансовую поддержку местной больнице и обществу пожарных[240]. Помимо растущего участия в братствах, многие православные миряне начали пользоваться учреждениями взаимопомощи духовенства, что стало возможно благодаря их пастырям. В некрологе одному московскому священнику в 1903 году, например, упоминается, что он организовал приют как для престарелых служителей церкви, так и вообще для бедняков[241]. Распространение священнических сетей на мирян зависело как от организационной инициативы самого духовенства, так и от готовности мирян поддерживать эти сети финансово. Необходимость последнего,