Марина Власова - Энциклопедия русских суеверий

Сходно описывается Семик и в Енисейской губернии: «В этот день все маленькие ребятишки одеваются по-праздничному, собираются кучками, поют и пляшут, кто как умеет. Вечером выступают на сцену заматеревшие девицы, бабы и старухи. Оне наряжаются цыганами, приискателями и т. д. и ходят по селу с песнями, плясками… Таких компаний иногда собирается две-три: сопровождаемые толпою, среди которой преобладают бабы и ребятишки, они ходят по подъоконью из дома в дом и выпрашивают себе яйца и шаньги за ворожбу и пляску» <Арефьев, 1902>.

Такой характер поминовения обусловлен не только давними традициями (или, напротив, их «размыванием»), но и сохраняющимся в XIX―XX вв. «жизнеутверждающим» восприятием смерти и умерших. В поверьях умершие сопутствуют живым (что делает несколько условным термин «иной мир» в применении к миру покойников, предков). Жизнь и смерть пронизывают друг друга, точнее — бытие никогда не прерывается, а лишь переходит в иные формы. Не теряя связи с живущими людьми, покойники становятся частью окружающего крестьян мира, исполненного и благодати, и опасностей.

ПОЛЕВИК, ПОЛЕВОЙ, ПОЛЕВОЙ БАТЮШКО, ПОЛЕВОЙ ХОЗЯИН, ДЕДКО ПОЛЕВОЙ, ДЕДУШКО-ПОЛЁВУШКО — дух поля; «хозяин» скота.

ПОЛЯХА, ПОЛЕВАЯ ХОЗЯЙКА, ПОЛЕВАЯ МАТУШКА — дух поля в женском обличье.

«Коли в белом видела, значит, полевой это» (Новг.); «Вот сваты-то ехали-ехали, да вдруг и вздумал над ними подшутить полевик» <Максимов, 1903>; «Полевой хозяин есть, он скотину берегет» (Новг.); «Когда корову выпускаешь, так с добрым словом надо: „Полевой батюшко, полевая матушка с полевым малым детушком, примите скотинушку, напойте, накормите“» (Новг.).

Полевик — существо многоликое: он олицетворенное поле, наг и черен, как земля, с разноцветными глазами и «волосами травой» (Орл.); полевой «весь в белом», насылает ветер, «так и дует да свищет» (Новг. Череп.); он «молодой мужик с очень длинными ногами. Очень быстро бегает. На голове у него рожки, глаза навыкат, хвост. На конце хвоста — кисть, которой он поднимает пыль, если не хочет, чтоб его видели. Покрыт шерстью огненного цвета, поэтому при быстром передвижении кажется человеку промелькнувшей искрой. Он наблюдает за травой и хлебными растениями. Ему приписывают изобретение спиртных напитков. Полевики бывают видимы в летние лунные ночи и в жаркие летние дни, когда воздух бывает сильно раскален» (Волог.). Так же стремителен полевик и в поверьях Ярославской, Тульской губерний: то он всадник, «здоровенный малый на сером коне», который может переехать уснувшего на меже человека (Тульск.), то кучер на быстрой тройке, проносящейся по селу перед пожаром (Яросл.). В этой же губернии рассказывали, что полевик — маленький уродливый старик; о появлении полевиков свидетельствуют «бегающие огоньки», пение, хлопанье, свист: «Ночью можно увидеть иногда мелькающие впотьмах огоньки — это бегают друг за другом полевики. Иногда можно слышать, как они поют песни (голос слышно, а слов разобрать нельзя), свистят, хлопают в ладоши или же кричат. Видеть полевика издали, а также слышать его пение и свист удается редко, и это всегда случается перед каким-нибудь несчастием».

В новгородской быличке XX в. появление полевика сопровождается ветром и хлопаньем в ладоши. Крестьяне Тульской губернии считали, что полевики, луговики и колодезники похожи на лешего и покрыты лохматой шерстью, «их можно видеть в двенадцать часов дня, и перед закатом солнца, и в полдень, так как духи эти выходят из нор и наводят на тех, кто спит, еще более крепкий сон и напускают разные лихорадки и другие тяжелые болезни» <Колчин, 1899>. Также в полдень можно видеть или слышать полевиков и по поверьям Орловщины, Новгородчины.

Очевидно, что полевик, полевой связан с ветром, огнем (искрами пламени) и движением солнца, с полднем и временем летнего расцвета земли. Он персонифицированный полдневный свет и жар, способствующий росту хлебов, но оборачивающийся и пожаром.

Облик полевого сливается то с обликом полуденного духа, то с обликом межевого, охраняющего межи, границы полей (см. МЕЖЕВОЙ): «Никогда нельзя спать на межах, сейчас переедет полевик, так что и не встанешь. Один мужик лег таким образом на межу, да, к счастию, не мог заснуть и лежал не спавши. Вдруг слышит конский топот, а на него несется верхом здоровенный малый на сером коне, лишь только руками размахивает. Едва мужик успел увернуться с межи от него, а он шибко проскакал мимо и только вскричал: „Хорошо, что успел соскочить, а то навеки бы тут и остался“» (Тульск.).

По поверьям, полевики часто встречаются именно у межевых ям. Спать здесь нельзя и потому, что дети полевиков («межевички» и «луговики») бегают по межам и ловят птиц родителям в пищу, а лежащего на меже могут задушить <Максимов, 1903>.

На Ярославщине считали, что полевики любят появляться у межевых ям, на перекрестках. «В поле идет он (полевик — М. В.) с тычинкой равен, под межой хоронится, а в лес идет — с сосонкою равен» (Смол.).

Видимо, такому полевику-межевику и оставляли в ночь под Духов день приношения в поле, у рвов: пару яиц и краденого («чтобы никто не видел») безголосого петуха, иначе «полевик истребит весь скот» (Орл.).

Полевик-межевик — «подземный хозяин», обитающий у межевых ям, рвов; он влияет не столько на само поле, сколько на благополучие людей (может «навести» болезнь, погубить скот).

На Вологодчине и Новгородчине скот поручали попечению полевых хозяев, полевого хозяина батюшки, полевой хозяйки матушки (Волог.). «Выгоню скотину и первым долгом прошу полевого, ведь в поле-то он хозяин: „Полевой батюшко, полевая матушка, со всеми малыми детушками, спасибо, что сохранили мою корову“» (Новг.).

В поверьях Старорусского района Новгородской области (как и в некоторых других местностях России — на Ярославщине, Смоленщине, Вологодчине) полевой хозяин смешивается с лешим. Он живет в лесу, «песни поет», «водит» людей, «всяким может показаться: и молоденьким, и старым, даже знакомым человеком» (Новг.). Основанием для такого смешения послужило, по-видимому, и расположение полевых угодий среди лесов (в лесах), и представление о покровительстве и лесных, и полевых духов домашней скотине. «Один раз я на дворе обряжалася, и убежал боров. И потеряли его, не могут найти. Я спросила у бабки, а она говорит, иди возьми хлеб, три копейки, встань на дороге, по которой он бежал, и скажи: „Хозяин полевой, я тебя хлебцем и золотой казной, а ты пригони мне борова домой“, — и кинуть (хлеб и деньги) через правое плечо. Сделала, вечером гляжу, боров-то пришел. Его леший пригнал. Если что потеряется, тоже так скажешь, и поможет. А полевая бывает хорошая, а бывает злая» <Черепанова, 1996>.

Упоминания о полевой хозяйке в поверьях XIX–XX вв. немногочисленны. Чаще всего (в паре с полевым хозяином) она фигурирует в почтительных обращениях — с просьбой помочь, сберечь скот и т. п. Ср.: «Хозяюшка полевая (хозяин полевой), помоги мне!» (Смол.)

Очень своеобразная (и единичная пока) характеристика полевой хозяйки, отождествляемой с птицей, содержится в быличке записи 1990 г.: «У нас аисты живут. Свалилось гнездо их, я пришла, гнездо подняла, птенцов-то поранило. Я подняла их повыше, и тут мальчишка взял аистенка, хотел отнести поиграть, а я ему говорю, снеси обратно, вдруг он и есть хозяйка полевая. Он его отнес, и вдруг поднялся ветер, вырвало у их дома (того мальчика) лестницу. И улетела она, хозяйка-то полевая, к лесу, и так вояла, что страшно было» (Новг.) <Черепанова, 1996>.

В рассказе крестьян Смоленщины (вариант популярного в разных губерниях России сюжета) полевая хозяйка, поляха, выходит из кустов. Она похожа на обычную женщину — «простоволосая, беленькая». Поляха указывает крестьянкам, где найти потерявшихся телят и просит передать домахе весть о смерти поляхи (в вологодском варианте былички упоминаются стожиха и кутиха). На Владимирщине этот сюжет отнесен к полевому: «Шла баба полем и слышит голос: „Тетка, пожалей меня, я умираю…“ — „А кто ты сам-то будешь?“ — спросила она. „Это я, Полевой. Поди домой, скажи Домовому, что его брат Полевой помер…“ Испуганная баба, еле переводя дух, прибежала домой, и только что начала рассказывать у себя под окном окружающим, как окно вдруг само открылось и оттуда с шумом вылетело что-то страшное. Это, значит, Домовой полетел прощаться с Полевым» <Смирнов, 1927>.