Чудесная астрономия - Сергей Иванович Чекалин

История с продолжением

В некотором царстве, в некотором государстве, словом, почти за углом в этом городе, почти рядом в другом городе, а лучше сказать – в деревне, по названию Дубки, прямо почти по соседству, в одном и том же доме, жили-были некоторые родственники, отец Савва и два его сына, Глеб да Борис. У сыновей были уже семьи со взрослыми своими детьми, которые Савве, конечно, приходились тоже не чужими, а, словом сказать, – внуками. Самый любимый из сыновей у Саввы был Глеб. Почему? А вот это неизвестно, любимый и всё. На что Борис крепко обижался на Савву и прочно не любил брата Глеба с его домочадцами. Так и жили одной семьёй, потому что деться им было некуда. Земля-то одна, и раствориться на ней весьма непросто, особенно – пока зависим от кого-то другого, от отца, например.

Потом Савва решил отделить сыновей от своего хозяйства, о чём они и сами его давно уже просили. Выделил им каждому поровну из своего имущества, построил два одинаковых кирпичных дома каждому из сыновей, Борису – в деревне Берёзки, что на восток по дороге из Дубков, а Глебу – в деревне Ясени, что на запад по дороге из Дубков через речку Невесёлку: плодитесь, мол, и размножайтесь, умножайте и имущество.

У Бориса сразу как-то занялось всё хорошо: другие детишки пошли один за другим, урожаи со своего поля собирал хорошие, зерновые, бывало, что и сам-5, а то и сам-7, а то и побольше, в урожайные-то если годы. Скотинка водилась и приумножалась, так что своих рук уже даже и не хватало, чтобы со всем управиться. Жди, пока мелюзга подрастёт.

Но у Глеба как-то всё занялось не очень складно. С детишками-то он, положим, от Бориса не отстал, а с хозяйством пошли некоторые проблемы, которые не позволяли его семье также прочно жить в этих Ясенях хотя бы и в кирпичном доме, как семье его брата в Берёзках в таком же точно кирпичном доме. Савва очень печалился о житье Глеба, но особенно помочь ничем уже не мог: при разделе имущества почти всё раздал сыновьям, а себе оставил только что на дожитие. Помочь мог только дельным и мудрым советом.

Через какое-то время Глеб обратился к отцу, помоги, мол, чем ещё сможешь. Но чем Савва мог помочь? Пошёл Савва к сыну Борису за помощью, поделись, мол, по-братски, с братом-то. Но Борис, как человек хозяйственный, предложил такую помощь: чтобы Глеб с семьёй и остатками хозяйства нанялся к нему в дом, что, мол, заработают, то их и будет. Кормить, сказал, я всех буду хорошо. Будут хорошо работать, то будет у них постоянно хлеб, молоко и мясо. Голодными не останутся.

Подумали, подумали Савва с Глебом, крепко подумали да и решили: пошла семья Глеба к Борису в указанную договорную как будто бы кабалу.

Так прошло несколько лет. Борис своё слово держал крепко: кормил хорошо, на столе у семьи Глеба было то же, что и на столе семьи Бориса, да и одевались все так же, как и в семье Бориса. Да они, впрочем, стол-то и не делили на «мой-твой», вместе и питались всей большой семьёй.

Хозяйство Бориса приумножилось, да и семья Глеба оказалась работящей. Но сам Глеб был очень недоволен таким положением: Борис богатеет его трудами, как он думает, а сам Глеб ничего не имеет, кроме одежды да кормёжки. Хотя, правда, сказать к слову, повторясь, кормёжка и одежда ничем от Борисовых не отличалась.

И говорит Глеб Борису:

– Брат мой, отпусти ты меня в мои Ясени, снова хочу хозяйствовать один. Выдели мне что-то из хозяйства твоего, всё, что мы  честно заработали.

На что брат дал ему полный отказ, не согласился отпустить семью брата.

Тогда снова пошёл Глеб к отцу Савве, пожаловаться. Вместе стали они уговаривать Бориса отпустить Глеба по его просьбе. Но Борис твёрдо стоял на своём. Нет, мол, и всё, такого, мол, уговора не было, чтобы отпускать, да ещё и с добром.

Подумал Савва, крепко подумал и придумал. Пригрозил Борису принародно, при всей многочисленной родне, пожалеешь, мол, что противишься нашей просьбе, потому что дальше ты будешь жить в темноте.

Сказал и сделал. Как-то ночью устроил он руками сына Глеба пожар на генераторной станции Бориса. Такой пожар, что станцию пришлось покупать новую, помещение для неё строить новое, да ещё и устанавливать. Расходы получились большие. Но Борис, предполагая причину и виновника пожара, смолчал, не стал родственников позорить, да и сам не стал позориться перед деревней.

Снова Савва обратился к сыну Борису.

– Ну что, – говорит, – отпустишь теперь-то Глеба?

– Нет, – ответил Борис, – не отпущу. Теперь-то тем более не отпущу, за такой разор, что вы мне устроили.

– Пожалеешь ты об этом, не то ещё будет, – пригрозил отец, опять-таки принародно, – вряд ли в этом году соберёшь хороший урожай, и сам-1 не получится у тебя.

Дал Савва Глебу какого-то порошка и говорит ему: «Вот этот порошок разведи в воде и опрыскай поля Бориса. Всего-то надо совсем немножко, а всё и засохнет».

Так Глеб и сделал. Развёл порошок, опрыскал поля. Через две недели на полях были лишь чёрные стебельки бывших растений. А на соседних полях всё росло как и положено: зелено и густо.

Опечалился, конечно, Борис. Он предполагал, откуда такая напасть, но опять не захотел, возможно, что и напрасно, опорочить  в народе имена отца и брата. Хоть и грозился отец таким разорением, чего не бывает по-родственному-то, но, ведь, не пойман – не вор.

И снова Савва налетел на Бориса – отпусти, мол, Глеба, по-доброму. А не отпустишь, как я прошу, пеняй снова на себя, поморю весь твой скот. Борис снова отказался. Да уже и причины тому были: надо же, ведь, после таких потерь восстанавливать хозяйство, своей-то семьёй теперь и не справиться. Так и сказал об этом отцу, добавив при этом, что по его с братом делам и потери в его хозяйстве. Что, мол, теперь они уж становятся как бы и должниками его.

Разозлился Савва на Бориса. Приготовил отраву для скота, а Глеб эту отраву и подсыпал в кормушки. За одну ночь и управился, не разбирая, что при возможном отделении из хозяйства Бориса ему могли бы достаться и эти животные. Остались в живых только овечки две да три лошади, что были в ночном.

Сильно опечалился Борис. Решил, что лучше уж пусть Глеб