Критика евангельской истории Синоптиков и Иоанна. Том 1-3 - Бруно Бауэр

были способны чисто и последовательно включить эти определения в повествование. У Матфея Капернаум упоминается чаще всего в сочинении Марка; этот город представляется ему здесь центральной точкой деятельности Иисуса, и теперь он сразу же делает его «своим городом», хотя и позволяет ему провести в нем всего два дня.

Но нельзя не отметить, что у Луки сложилось такое же априорное и столь же непоследовательное представление, как и у Матфея. Согласно его рассказу, Иисус также ночевал в Капернауме всего два раза, и тем не менее он впервые составил пророчество об этом городе, который сначала был вознесен на небо, а теперь должен быть низвергнут в ад, пророчество о котором Марку до сих пор ничего не известно. Он составил изречение, предвещающее, что Капернаум будет предпочтительно помилован как свидетель чудесных деяний Мессии, и ничего не сказал нам о том, что в этом городе произошло столько знамений.

Насколько даже у Марка мало оригинального и последовательного взгляда на эти отношения, доказывает то, как неожиданно появляются в Капернауме родственники Иисуса — его мать и братья. Но как это возможно, если сам Иисус пришел из Назарета в Капернаум, да и то случайно, через найденных им учеников? Ведь он остановился в этом городе как гость?

Но, по-видимому, это была непроизвольная потребность, легко удовлетворяемая подобным представлением, — желание видеть родственников Иисуса живущими в том месте, где Он сам часто останавливался. Даже четвертый евангелист почувствовал эту потребность и без труда удовлетворил ее по-своему. Хотя он и считает Иудею сферой деятельности Иисуса, но в нем до сих пор преобладает тот тип исторического взгляда, в котором Капернаум рассматривается как престижная витрина деяний Господа, и он не может полностью подавить славу этого города. Сразу же после брачного пира в Кане Иисус отправился в Капернаум. По крайней мере, из этого города приехал царь, у которого умирал сын, а в капернаумской синагоге Иисус говорил о том, что наслаждается Своей плотью и кровью. Тот же евангелист, который позволяет Господу лишь на очень короткое время задержаться в Галилее, который представляет Иисуса как назарянина, не может не отпустить Его мать и братьев с брачного пира, на котором они присутствовали в качестве гостей в Кане, в Капернаум. Создается впечатление, что не хотелось слишком раздваивать внимание и чтобы родственники Иисуса, если им придется столкнуться с Ним, — так же и в Иох. 7, 3 — сразу оказались рядом.

§ 30. Повеление переправиться на другой берег.

Лука ничего не говорит о том, почему Иисус сел на корабль и предпринял путешествие, которое привело Его в страну гадаринцев после чудесно утихшей бури. Он лишь говорит, что «однажды вошел Он в корабль с учениками Своими и сказал им: переплывем озеро» — тем самым он дал возможность завесологам потрудиться над мелочами, даже над пустяками, — возможность, которой апологетическая критика также достаточно усердно пользуется. Иисус не хотел пускаться в проповедническое путешествие, иначе не позволил бы себе отвернуться от дальнейших попыток на этом берегу из-за пренебрежительных уговоров людей из окрестностей Гадары. Намерение отступить от народа, которое Матфей — добавим: приписывает ему Марк — также не представляется вероятным: тогда бы он не высадился по возвращении точно там, откуда ушел. Проще всего представить себе, что ученики действительно отправились на рыбалку, а Иисус сопровождал их, чтобы не терять времени на обучение. И только во время пути ему пришла в голову мысль встретить берег на другой стороне. Этим и объясняется Его быстрое возвращение.

Но то, что Он так быстро возвращается с того берега, объясняется исключительно просьбами гадаринцев, иначе, по-видимому, Он задержался бы на том берегу подольше. Но что полностью перечеркивает это объяснение и делает излишней всю эту неуместную проницательность, так это то обстоятельство, что не ученики отправляются в путь и не Господь сопровождает их, а решение о переправе — заметьте, о переправе! — исходит от Господа с самого начала, и ученики следуют за Ним. Наконец, Лука оставил этот рассказ без связи с предыдущим и не внял прагматизму Марка, поскольку добавил к притче прибытие матери и братьев Иисуса, а потому вынужден был опустить тот факт, что Иисус рассказывал притчу из лодки и находился в ней, когда отдавал приказ о переходе.

§ 31. Просьба двух учеников.

Когда Иисус направлялся к кораблю или, возможно, уже собирался на него сесть, в конце этого короткого отрывка говорится: «И когда Он входил в корабль, ученики Его последовали за Ним. Иисус сказал им в ответ: лисицы имеют норы свои, птицы небесные — гнезда свои, а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову.

Другой же из учеников Его, — продолжал Матфей, — сказал Ему: Господи, позволь мне прежде пойти и похоронить отца моего. Но Иисус сказал ему: иди за Мною, и пусть мертвые погребают своих мертвецов.

Но как? Другой из учеников? Слово «другой» может быть объяснено только в связи с предыдущим. Но был ли книжник, сделавший первое предложение, учеником Иисуса? Не иначе как! При первом впечатлении, сразу же, и если вы позволите этой истории воздействовать на вас тысячу раз: у вас всегда будет ощущение, что здесь должны появиться те, кто еще не последовал за Господом и не был настолько близок к Нему, чтобы называться Его учениками. Оправдание, что здесь ожидался успех и что эти двое присоединились к ученикам, о которых позже говорится как о постоянной свите Господа, здесь неприемлемо; если бы это было больше, чем оправдание, если бы это было оправдано, то не только о втором следовало бы сказать, что он присоединился к Господу, но прежде всего о первом. Ибо только если второй, как и первый, книжник, понимал, что следует за Господом, он мог называться «другим из учеников Его». Но теперь изречения, которые должны услышать оба, такого рода, что в них содержится коллизия, которая имеет для себя позицию и мнение, что оба отступили перед ней. Позиция, по крайней мере, на это рассчитана, поскольку изречения всегда замыкают повествование, тем самым стоя чисто для себя как этот диссонанс между требованием абсолютного отречения и ограниченной конечностью, утверждая свое высокое положение, и диссонанс этот не разрешается известием, что эти двое действительно поняли друг друга для этой цели. Или даже если допустить, что второе повествование имеет более мягкий финал и что склонность мужчины уже более решительна — позвольте мне «сначала» похоронить отца, хотя, конечно, не сказано,