Оскорбление Бога. Всеобщая история богохульства от пророка Моисея до Шарли Эбдо - Герд Шверхофф

занавески в своем минивэне был приговорен к открытому публичному позору, отказ от чего повлек бы заключение в тюрьму на год. Уордрип должен был провести три часа, совершая покаяние перед зданием местного совета с флагом в руке. Через час он скрылся в здании мэрии перед разъяренной толпой, которая обзывала его «комми» (коммунистом). Позже он рассказал о своем травмирующем опыте журналисту, которого также заверил, что занавеска в виде флага была всего лишь выражением патриотизма[1097].

Самое позднее ко времени Первой мировой войны звездно-полосатое знамя политизировалось; оно все больше становилось символом консервативного патриотизма. Главными врагами для движения в защиту флага были пацифисты, воинственные профсоюзные деятели и особенно коммунисты. Они, наоборот, все чаще использовали звездно-полосатый флаг как объект протеста, оскорбляя знамя («К черту флаг!»), используя его как тряпку или топча его. Долгое время отмечались незначительные, единичные случаи этого; но во время войны во Вьетнаме имели место также массовые демонстрации с публичным сжиганием флагов, как, например, 15 апреля 1967 года в Центральном парке Нью-Йорка[1098]. Это событие стало некоей цезурой, поскольку оно отчасти помогло совершить прорыв в ужесточении закона: впервые в истории США закон об осквернении флага был успешно проведен через обе палаты Конгресса на федеральном уровне. До этого времени аналогичные законы существовали только в нескольких штатах. Однако федеральный закон 1968 года против осквернения флага, как и предыдущие попытки такого рода, не устоял в Верховном суде: Верховный суд отдал приоритет Первой поправке над защитой звездно-полосатого знамени и счел сжигание флага – равно как и художественное осквернение – законным выражением свободы слова. Например, в 1998 году консервативный судья в штате Висконсин с тяжелым сердцем рассмотрел дело восемнадцатилетнего панка Мэтью Янссена, который после тщательно продуманного процесса по сожжению флага был признан виновным не в уничтожении звездно-полосатого знамени местного гольф-клуба и испражнении на него, а только в его краже[1099].

Американский национальный флаг – прекрасный пример религиозного наполнения изначально светского символа, когда бóльшая сакрализация этого объекта была осуществлена именно в борьбе против предполагаемой коммерческой профанации. Именно это побудило политических противников к тому, чтобы начать демонстративные унижения символа в этом его новом качестве. США – случай в этом отношении крайний, но не единичный. Особенно в недавних конфликтах, связанных с богохульством, национальные флаги неоднократно использовались в качестве символов протеста и обсуждалась их защита. Во время споров вокруг карикатур на Мухаммеда на многих мусульманских митингах протеста были сожжены датские национальные флаги. И французский указ от 23 июля 2010 года, который делает уголовно наказуемым оскорбление французского триколора, также оказался вовлеченным в дискуссию о богохульстве. Главный редактор «Charlie Hebdo» парадоксальным образом использовал термин «богохульство» для критики существующей нормы: он разоблачил ее как своего рода норму о богохульстве, направленном против Французской Республики; независимо от того, «религиозное» это или «республиканское богохульство», сказал Шарб, выражение мнения, такое как унижение триколора, не должно быть уголовно наказуемым[1100].

Оскорблять «вверх», оскорблять «вниз»

В своем классическом эссе историк Питер Берк описал уничижение Бога и святых в начале Нового времени как «самое серьезное оскорбление тех, кто выше по рангу»[1101]. И действительно, это было характерной чертой богохульства «снизу вверх» вплоть до недавнего прошлого: люди проклинают богов и святых; религиозные аутсайдеры своими высказываниями бросают вызов религиозной ортодоксии; вольнодумцы провоцируют политические власти, которые считают христианский миропорядок основой упорядоченного государства. В ходе эпохи Просвещения преступление богохульства было переосмыслено, общественный порядок в качестве объекта охраны заменил честь Бога, что еще больше укрепило вышеупомянутую модель. Освящение «государства», «нации» или «народа» в недавнем прошлом также происходило в рамках этой логики. Высшие символы общества были защищены от унижения посторонними и диссидентами, меньшинствами и теми, кто к обществу не принадлежал, а общественный порядок охраняли от возможных нарушений со стороны тех, кто не желал его соблюдать. Это менялось очень постепенно, с более широким признанием индивидуального права на самовыражение и критику, а также с более эффективной защитой прав меньшинств. Теперь целью все чаще становится (также) защита «других» от унижения со стороны реального или просто «предполагаемого» большинства – унижения, исключающего их из общества.

Для Германии это изменение можно очень ярко проиллюстрировать на примере параграфа 130 Уголовного кодекса – этот параграф до сих пор принято называть параграфом о «подстрекательстве народа». Происхождение его не в последнюю очередь связано с положением Общего земельного закона Пруссии (ALR § 227 II 20), которое относится к параграфу о богохульстве. Оно сделало наказуемым преступлением возбуждение ненависти и ожесточения между религиозными группами, например, посредством проповедей или других публичных выступлений. Другие законы немецких земель XIX века также определяли «подстрекательство в отношении групп», первоначально – в отношении религиозных общин[1102]. Это изменилось в параграфе 130 нового имперского Уголовного кодекса 1870 года: в нем побуждение «различных слоев населения к насилию друг над другом» определялось как угроза общественному спокойствию и грозило штрафом до 200 талеров или тюремным заключением на срок до двух лет. Это положение было явным образом направлено против рабочего движения, особенно против социал-демократии.

В ходе дебатов по реформе уголовного законодательства национал-социализма термин «подстрекательство классов» был заменен термином «подстрекательство народа». Согласно национал-социалистической идеологии, в новой, национально объединенной Германии любые классовые противоречия считались устраненными. Но, как было сказано, все же необходимо наказывать тех, «кто подстрекает народ, обсуждая государственные дела в подстрекательской манере». Согласно обсуждавшемуся проекту закона, любой, кто «публично делает государственные вопросы предметом подстрекательского обсуждения таким образом, что это ставит под угрозу спокойствие народа», виновен в подстрекательстве народа. Другими словами, государство должно быть защищено от нонконформистских высказываний. По мнению Роланда Фрейслера, ставшего впоследствии председателем Народного суда, подстрекательство народа было сегментом более широкого спектра преступлений «измены народу»[1103]. Поучительно увидеть, насколько глубоко укоренилось в национал-социалистической мысли расхожее слово, которое в настоящее время переживает новый бум популизма.

Однако такие соображения так и не получили силу закона. Вместо этого параграф 130 после войны стал отправной точкой для борьбы с правым экстремизмом и для защиты меньшинств, что кажется несколько парадоксальным[1104]. Однако Бундестаг смог заставить себя принять такое решение только летом 1960 года, после того как волна антисемитских граффити со свастикой всколыхнула общественность. В рамках шестого закона о внесении поправок в уголовное законодательство летом 1960 года была единогласно принята следующая норма: «Тот, кто, нарушая общественное спокойствие, посягает на человеческое достоинство других людей путем (1) разжигания ненависти к отдельным слоям населения, (2) подстрекательства к насильственным мерам или самоуправству против них или же (3) оскорбления, злонамеренного унижения или клеветы на них», будет подвергнут тюремному заключению на срок не менее трех месяцев и штрафу. В более поздних расширенных