Марина Власова - Энциклопедия русских суеверий

«Отгуляв» в Воздвиженье, лешие уходят на покой, под землю. Крестьяне некоторых губерний считали последним праздником леших не Воздвиженье, а Ерофеев день (17 октября), когда лесные хозяева «в полянах вырывают землю на семь пядей, загоняют зверей по норам, а сами проваливаются сквозь землю, откуда и появляются затем весною» <Сахаров, 1849>.

Тем не менее, по столь же распространенным представлениям, леший может обитать в лесу и весь год, в том числе зимой, поздней осенью.

Образ лешего, лесного хозяина — один из центральных в поверьях крестьян многих районов России: издавна жизнь здесь была связана с лесом. А. П. Щапов отмечает, что, по материалам судебников XV―XVIII вв., «та деревня признавалась уже безлесною, в полех, от которой лес был хоть верстою дальше десяти». «При лесном местожительстве, и промышленные угодья и урочища жителей северных находились большей частию в лесах и назывались лешими, напр. лешие озера, лешие реки, полешие леса, пашенные леса и т. и.»; «в XVI и XVII вв. здесь не только миряне, но и священники вполне верили, что волхвы, которых на финском севере было чрезвычайно много, и в числе приверженцев которых встречаем даже священников и дьяконов, — волхвы могли наводить и наводили на людей леших и водяных. Духи эти, „по захождении солнечном“ являлись будто бы в домах, то в виде „пламени синего и сильного вихря“, то зверским образом, „мохнатыми с хвостами и кохтями“, „кликали человечьим гласом, яко всем людям слышати“ и уносили девиц в воду, в леса и на холмы. Иногда сами матери еще „на рождении“ как-то отдавали своих детей водяным и лешим. Иногда „поп крестил кого-либо пьяный, и половины св. Крещения не исполнил“, и оттого дети делались „полоняниками“ этих „чернородных демонов“» <Щапов, 1906>.

Тем не менее такая «христианизованная», рисующая лесных духов исключительно вредными точка зрения далеко не всегда характерна для крестьянских поверий. Образ лешего многопланов, неоднозначен и складывался на протяжении столетий. Он впитал в себя и черты стихийного духа (олицетворяющего не столько ветер, сколько шумящий под ветром лес), и черты божества — зверя, птицы, растения, «хозяина» определенной территории и обитающих на ней зверей, одновременно и предка-покровителя живущих среди лесных просторов людей. Леший — существо могущественное, вездесущее, обладающее властью не только над лесом, но и над многими важнейшими сторонами человеческого бытия. Не случайно образ лешего, по мнению некоторых исследователей, соотносим и с образом Волоса (Велеса) и с образами святого Георгия, святого Николая, властвующих и над растительностью, водой, плодородием, и над зверями, и над судьбой человека.

Само же привычное нам название лесного владетеля — леший — упоминается в историко-литературных памятниках лишь начиная с XVII в.

Наиболее ярко в русских поверьях XIX–XX вв. проявились представления о лешем-стихии, лешем-судьбе и представления о лешем — «хозяине» зверей, покровителе пастухов и охотников.

Леший — стихийный дух — производит ветер, вихрь, бури. В Вологодской губернии действиям лешего приписывали вихрь, прошедший узкой полосой, а в Архангельской губернии череду вырванных с корнем деревьев считали следом свадьбы лешего с лешухой; «при вихре говорят — „Леший идет“» (Арх.). «А как ветер, вихорь, дак это уж самый леший. Вот здесь позапрошлый год, такой был ураган, крыши сняло, а град с маленькое яичко был. А где он шел, этот вихрь-от дак столько лесу навалило, вы и не поверите. Все сосны вповалочку леший-то выворотил» (Арх.) <Черепанова, 1996>.

Леший-вихрь — это нередко и воплощение судьбы человека. Леший «подхватывает вихрем» и уносит с собой проклятых (см. ВИХРЬ, ПРОКЛЯТЫЕ), ср. леший чудит над человеком, а иногда уносит людей, так что человек пропадает без вести (Вятск.).

Порой он уносит (под видом кучера на тройке, всадника) и припозднившихся путников, особенно пьяниц, мгновенно пролетая с ними огромные расстояния (например, от северной деревни до Казани, оттуда до Москвы и обратно). Если леший хочет просто «пошутить», то возвращает унесенных: в рассказе, записанном на Вологодчине, замороченный лесным духом крестьянин в конце концов оказывается на вершине дерева с шишкой в руке.

В повествованиях XIX–XX вв. леший не только уносит, носит, но и «водит», сбивает с пути людей.

Жители Забайкалья рассказывали, что «леший чаще всего встречает путников в образе знакомых, „заводит“ в лес, в болото или в пустые дома, где оставляет. Нередко путник вместо лошади, которую иногда предлагает ему леший, видит себя очутившимся на ветви дерева» (согласно поверьям Костромской губернии и некоторых других, леший, напротив, любит садиться к проезжающим в сани, «отчего лошадь покрывается пеной»).

Леший пугает шумом, хохотом, свистом, может даже защекотать или загрызть. Лешие защекочивают попадающихся им людей (Нижегор.); многие «боятся в ночное или позднее время идти или ехать лесом, представляя себе, что леший может сбить с дороги, завести в овраг или воду, а лошадь угнать» (Нижегор.).

Лешие живут в темных лесах, человек, попавший в такой лес, непременно начинает «блудить» (Новг.).

«В лесу живет лесовик. Если ты что-нибудь плохое лесу сделаешь, ну, сломаешь елочку, то он тебя заведет в болото. Даже если в лесу и болота нет. И ночевать в лесу будешь. В болоте всю ночь проходишь, провалишься. А утром окажется, что ты около дома и никакого болота нет» (Лен.).

Достаточно часто леший «водит» не в наказание за какую-нибудь оплошность, неправильное поведение в лесу, а без причины, «просто так» (см. БЛУД, ВОДИЛО), ср.: леший часто водит людей, делая это с целью потешиться над человеком (Забайк.). «Когда случится заблудиться в лесу и долго проплутать в нем, то говорят: „Лесовой подшутил“ или „леший обошел“. Иногда он заводит, тоже ради шутки, лошадей в лес, так что проищешь их целую неделю» (Орл.) <Трунов, 1869>.

Леший «уводит» людей в лесную глухомань различными способами: принимая облик манящего за собой человека (нередко знакомого, родственника); аукаясь, перекликаясь с путниками; уводя по своей незримой тропе; затягивая в чащу магической силой. «А меня в лес потянуло. А Гаврила услыхал, что не ладно рыцю и свел меня к избушке»; «Меня все заманиват, меня все затягиват» (Карел.).

«Иногда леший принимает облик дерева, у которого мох либо короткие сучья растут на южной стороне, тогда как им полагается быть на северной» (Карел.). Впрочем, иногда леший просто сопутствует человеку, идет рядом (по левой стороне обочины — Новг.), разговаривая с ним, насвистывая, напевая. «Когда леший спутается по следу и потеряет человека, — рассказывали на Урале, — то ходит по лесу и дурным голосом нараспев кричит: „Шел! Шел! И нашел! Да опять потерял!“»

Представления о «вождении» людей лесным нечистым находим в житиях святых. Яркое отражение они нашли в легенде XVII в. «Чудо преподобного Никодима Кожезерского о некоем отроце пастыре како его избави от лесного демона» (пастух Григорий «уведен» кем-то, «напоминающим человека», в сером одеянии, с колокольчиком в руке, но спасен молитвами преподобного).

Избавиться от морочащего людей лесного духа можно было посредством молитвы или, напротив, матерной брани; вовремя оградив себя крестом; рассмешив лешего; вспомнив и повторив последние сказанные им слова (Мурм., Олон.); крикнув «овечья морда, овечья шерсть!»; перетряхнув, перевернув одежду на левую сторону (раздевшись донага и благословясь — Волог.), вывернув наизнанку рукавицы, тулуп и шапку (Волог.); переобувшись; надев крест на спину, стряхнув одежду и заворотив полы за пояс (Орл.). Если заплутавший ехал на лошади, то дугу перепрягали «назад кольцом» (Орл.). «Если же он ехал на двух подводах, то следует распрячь, а затем запрячь лошадей следующим образом: с задней подводы взять дугу на переднюю, а с передней — на заднюю, и обе дуги должны быть кольцами назад. При этом все равно как при переодевании, читают мысленно молитвы: „Да Воскреснет Бог…“, „Отче наш“, произнося вместе с тем слова заговора: „Избавь, моя молитва, от того, на кого я думаю: на шута (черта. — М. В.), пусть шут погибнет, на всех врагов, пусть все враги погибнут. Как подкова разгибается, пусть так все враги, шуты разорвутся“» (Тульск.) <Криничная, 1993>.