Борис Диденко - Хищное творчество: этические отношения искусства к действительности

Хищные же гоминиды от творчества – это скопище проходимцев и шарлатанов, стаи шакалов, способных на любую подлость ради достижения успеха, славы или денег. Они себя собственно-то и растрачивают, по большому счёту, на конъюнктурные пустяки. Но и не растрачивая себя, они бы очень крупного (подлинного) успеха не достигли. Хотя подобные случаи и бывают, но это либо случайность, исключение, подтверждающее правило, либо плагиат, по типу неприглядной истории с «Тихим Доном», если это только правда, что литературоведы понавыдумывали.

Якобы Михаил Шолохов заимствовал найденную им рукопись донского писателя Фёдора Крюкова. Особенно «захлёбчиво» усердствовал в этом деле установления «истины написания» Александр Исаакович (таки ж) Солженицын. Правда, сейчас вроде бы уже нашлась подлинная шолоховская рукопись, считавшаяся утерянной. Хотя действительно всё написанное Шолоховым не идёт ни в какое сравнение с «Тихим Доном». Но мало ли что, Пётр Ершов тоже вон кроме «Конька-Горбунка» не смог написать больше ничего, как ни старался.

У нас была Великая Эпоха

Отмеченное выше совпадение с женскими и мужскими, соответственно, успехами в творческой деятельности далеко не случайно. Хищные гоминиды имеют в психике «женский потолок в нравственности», некий своеобразный и страшный «комплекс неполноценности». Это к ним следует отнести строки В.Брюсова: «Есть в мире демон, с женственным лицом, с когтями львицы…». Если точнее, то в структуре их психики много противоестественного, так сказать, педерастического, многие из них и вправду извращенцы, а в латентной форме, т.е. потенциально – практически все. (Подробнее эта тема освещена в моей книге «Хищная любовь. Сексуальность нелюдей», М., 1998.) Поэтому и творческая деятельность не может не принимать у них безнравственный, извращённый характер.

Надо добавить, что хищные гоминиды, обладающие откровенно асоциальными, самыми жуткими и мерзкими побуждениями, прекрасно понимают это своё отличие: «И тут мне стало ясно, что я – моральный урод, но я понял и то, что мне это нравится!».

Весьма затемняют общую картину межвидовые гибридные полубезумцы, которые тоже создают гениальные творения, особенно в тех областях, где не требуется твёрдый рассудок, логика. Но иногда они способны и на одержимую, паранойяльную деятельность ради некой «сверхцели», «идеификс», и тогда «железная логика» бывает им не чужда. Необходимая же для успеха усидчивость – ровное, повышенное трудолюбие, способность работать «через не могу» – компенсируется у них одержимостью и мазохистской безжалостностью к собственному организму. Чаще всего это проявляется в форме (гипо)маниакально-депрессивного психоза, когда вспышки необычайного трудового энтузиазма сменяются глубокими депрессиями (таковы были знаменитые «ражи» у Ленина).

Для понимания сути этой страшной ситуации нравственной раздвоенности можно привести пример трагической судьбы Глеба Ивановича Успенского (1840-1902). Его заболевание доктор Синани характеризует так: «Успенский может мыслить только образами, которые врач должен переводить на язык понятий. С самого начала его заболевания и до сих пор в его сознании идёт борьба между двумя началами – началом справедливости, идущим от материнской линии, от отца его матери, Глеба, и вторым, противоположным, идущим от отца, Ивана, и это начало выражено образом свиньи и преступника. Победа „Глеба“ под влиянием хороших друзей (Короленко и одного очень уважаемого им врача) оказывается недолгой. „Иван“ же, победив, убивает своих детей, семью, совершает ряд преступлений, причём это сопровождается галлюцинациями».

Творческая жизнь и литературная деятельность Глеба Успенского вместилась в двадцатилетний период (от 30 до 51 года). За это время написано около 30 томов произведений, сжатых до предела, лишённых малейших украшательств, в том числе даже пейзажей. Это повествования о страшной жизни крестьян, мещан, купцов, чиновничества и дворянства послекрепостнического периода (1861-1891).

Но успех такой несчастной творческой личности далеко не в равной степени обязан хищному и нехищному компонентам психики – «Ивану» и «Глебу». Гибридная, гетерозисная безудержность даёт им повышенную энергичность, пассионарность. Это – общая «заслуга» хищности и нехищности, что-то наподобие соединения и доведения до критической массы двух кусков урана при атомном взрыве. Ещё, вне зависимости от видовой принадлежности, могут присутствовать дополнительные физиологические «усилители», типа упоминавшихся подагрической, адреналиновой или андрогенной стимуляции интеллекта и таланта, т.е. врождённой способности к какому-то занятию. Кстати, врождённые способности распределяются чисто статистически: каждый четвёртый ребёнок может хорошо рисовать, каждый пятый – музыкален и т.д. Всё дело лишь в реализации задатков.

Но вот истинный творческий компонент – это уже дело преимущественно нехищное, ибо если бы гибридного индивида подталкивала чисто хищная энергия, то ни о каком творчестве и речи быть не могло. Он направил бы свою энергию в совершенно иное русло: подался бы в наёмники, в преступники, в авантюристы. Скажем, не будь Ленин межвидовым гибридом (суггесторность по материнской линии, нехищность по отцовской), он не стал бы столь беззаветно (хотя и более осмотрительно, нежели его старший брат Александр) бросать свою жизнь на борьбу за счастье народа. При его изворотливости, энергичности и безжалостности он мог бы найти себе сотню прибыльных занятий. Но он несомненно мечтал о светлом будущем человечества, пусть и по-своему понимая эту самую «светлость» и способы её достижения.

К тому же, в те времена иной путь к социализму был попросту невозможен. А так – пусть социалистический «первый блин комом», пусть в России всё это делалось с совершенно иными, не с «добрыми намерениями», но тем не менее сам исторический прецедент построения реального социалистического общества создан, а будущее пусть рассудит и откорректирует методы борьбы за социальную справедливость.

Более объективный взгляд на вещи вряд ли был возможен в те лихие и как бы там ни было – всё же великие времена, действительно «у нас была Великая Эпоха». На вопрос, «Какое событие ХХ-го века самое значительное?», российский историк А.Ефремов дал единственно правильный ответ: «СССР!».

Это верно также и с видовой позиции. Более значимого и масштабного события (и всё же крупной победы, пусть и «промежуточной»!) в смертельной борьбе хищных гоминид и нехищных людей на Земле не было. Начало же этой борьбы можно отсчитывать с распятия иудейскими суггесторами Иисуса Христа – действительно первого (возможно, лишь легендарного) коммуниста. С Россией в ХХ-ом веке тоже произошло что-то такое очень похожее – и с распятием, и с евреями-суггесторами. Но окончательный этап этой борьбы ещё впереди.

Чисто американская мечта

Нередки и такие «творческие» случаи, когда чистокровному суггестору попросту не хватает смелости пуститься «во все тяжкие», и он предпочитает микрофон или кинокамеру пистолету, «плащу и кинжалу». Например, Фрэнк Синатра заявлял, что если бы у него было больше смелости, то он бы ушёл в гангстеры. Да и без того он был прочно связан с гангстерскими кругами. А как лихо сыграл русскоязычный певец-бард Александр Розенбаум роль претенциозного бандита Джафара в халтурном, «янкиподобном» фильме «Чтобы выжить»!

Здесь можно проследить до некоторой степени карикатурную, но определённую связь. Такие психофизиологические характеристики как темперамент, смелость (у суггесторов она проявляется лишь в форме наглости) или, наоборот, трусость, сила воли или её отсутствие, самым непосредственным образом влияют на «трудоустройство» суггесторов, даже уровень интеллекта является здесь вторичным фактором.

Политики – это обычно суггесторы наглые и самодисциплинированные. Уголовники-суггесторы – всегда наглые и предельно распущенные, неуправляемые. Религиозные проповедники – осторожные, самодисциплинированные (нередко даже аскетичные), но не откровенно наглые. Их оружие, как и у политиков, – лживый язык, фарисейские нравоучения, но они всё же ближе к актёрам, сродни этим кривлякам, впрочем, не так уж далеко от них ушли и политики, и уголовники. И наконец, суггесторы-актёры – и трусливые, и не любящие дисциплину, часто неосмотрительно эпатажные.

Именно нехищность заставляет талантливого межвидового гибрида делать что-то для людей, либо уходить в проповедники, в отшельники, удивляя людей нечеловеческим (и вправду патологическим) аскетизмом и фанатизмом. Обычно никакой корысти такие творческие личности не преследуют, что тоже есть проявление нехищной составляющей личности. Хищная добавка – всегда как некий дополнительный технический инструментарий или какая-то иная второстепенная помощь. Это как человеку стать на роликовые коньки: двигаться можно быстрее, но куда и зачем «ехать» – решает голова. Так и здесь: мотивы поведения определяют самые высокие уровни психики – этические, которые у суперанималов отсутствуют, а у суггесторов чудовищно извращены.