Сновидения и способы ими управлять: практические наблюдения - Леон Гервей де Сен-Дени

своей постели, не покидает меня. Я думаю, что вместо этой лужайки я должен бы видеть ковёр. Думать о каком-то объекте [в сновидении], я всегда повторяю, это — видеть его. Итак, я вижу ковёр; я перенёсся в свою комнату, и полностью забываю рассуждения, которые меня сюда привели, ибо сон восстановил всю свою глубину, именно с этого момента моё сновидение обретает свою живость и продолжается».

Три момента в этом последнем сновидении мне представляются достойными внимания:

1) Реальное усилие, которое последовало за проявлением моей воли, и чувство этого усилия;

2) Озабоченность своим реальным положением, которая возобладала над моим желанием продолжать первое сновидение, так же как иногда в бодрственной жизни нам невозможно избавиться от сильной озабоченности;

3) Одно особое обстоятельство, о котором я не упомянул в предшествующем рассказе, но о котором я, тем не менее, сделал запись: пристально смотря на липы в своём сновидении, тогда когда они выглядели с мельчайшей чёткостью, я достаточно хорошо запомнил расположение их стволов и их ветвей, и на следующий день я выяснил, что между этими видениями и настоящим видом лип не было полного сходства. Итак, здесь имела место работа воображения; то ли оно полностью изобрело эти деревья, представив их моему внутреннему взору, то ли, взяв какой-то отпечаток из памяти, оно сумело его видоизменить, приспособить к случаю и вставить его, наконец, в картину сновидения[129].

Я говорил о способе вызывания в сновидении некоторых приятных впечатлений, и я также сказал, что для того чтобы быстро избавиться от неприятной иллюзии, в том случае если есть чувство, что это всего лишь иллюзия [т. е. осознание сновидения], часто оказывается достаточно закрыть глаза (в сновидении). Наблюдение, о котором я сейчас расскажу, показывает нам, как можно изменить поток мыслеобразов.

«Мне приснилось — я так и не смог выяснить по какой прихоти моего воображения — что я почувствовал какое-то движение в моём галстуке вокруг моей шеи, и что протянув туда руку я ощутил, что у меня в качестве галстука змея, это впечатление было ужасно неприятным, и малейшее воспоминание возвращало с тех пор это сновидение, которое стало моим кошмаром. У меня было отчётливое чувство, что это всего лишь сновидение, но возвращение этой иллюзии было таким быстрым, что я не успевал ей противопоставить никакое рассуждение. Я увидел в этом возможность для эксперимента. Я взял кожаный патронташный ремень (с охотничьими патронами), который сворачивался и с каждым движением смещался с хорошо ощутимым содроганием; и в течение нескольких дней я ставил это приспособление вокруг своей шеи в часы, когда я мог не опасаться быть застигнутым врасплох в таком нелепом наряде чьим-нибудь визитом. Впрочем, я часто снимал и одевал этот своеобразный галстук, заботясь о том, чтобы время от времени вытаскивать и вставлять несколько патронов. Итак, вот что произошло: при первом же возвращении в сновидении этого ощущения дрожи, которое всегда предшествовало той мучительной иллюзии, что я описал, я сразу же вспомнил и о ложной змее и о его содержании и о различных второстепенных понятиях, которые были с этим связаны; таким образом, что вместо того чтобы увидеть как возобновляется это страшное видение, я сначала вообразил себе, что я сам развязываю безобидный галстук, и затем что я спокойно заряжаю ружьё, тогда как вокруг меня вращаются и подпрыгивают две собаки. Затем я беседовал с одним из своих друзей, заядлым охотником, образ которого вполне естественно вызвала ассоциация идей. С этого момента моё сновидение приняло оборот, не имеющий ничего неприятного. Это повторилось ещё одной ночью при аналогичных обстоятельствах и, наконец, больше не возникало».

Я мог бы привести десятки сочетаний такого же рода, почти все завершавшиеся успехом; но этого одного примера будет достаточно, чтобы указать практический путь проведения экспериментов. Перейдём же к другим наблюдениям, которые не без некоторого родства с предыдущим, поскольку всегда речь идёт об идеях и образах, которыми можно приготовить и управлять ассоциациями, имея в виду управление своими собственными сновидениями.

У меня есть один китайский альбом, в котором содержатся изображения дворцов, пейзажей, и более или менее фантастичных сцен, все предназначены для увеселения и с яркими цветами. Там можно увидеть Сарданапала жёлтой расы, властно восседающего среди скопления молодых азиаток с осиными талиями, заострёнными пальцами, невероятными ступнями, изображающих все виды кокетства, и играющих на всех видах инструментов. Мосты, переполненные пёстрой толпой; таинственные леса, заселённые разбойниками с добродушным видом; затем беседки всевозможных видов; деревья, обременённые огромными цветками, лунный свет, причудливые животные, и нескончаемые процессии паланкинов[130].

Мне кажется, что такой альбом заключает в себе все желаемые элементы, чтобы поспособствовать проведению некоторых экспериментов над ресурсами воображательной памяти. Итак, я посвятил несколько дней подряд очень внимательному рассматриванию всех этих картинок, ассоциируя в своём уме впечатления, которые они вызывали с чувственным воспоминанием, которое в то же самое время оказывало на моё обоняние периодическое вдыхание цветочного порошка, из которого на Востоке изготавливают изысканные духи. Эта процедура по сопряжению идей была пространно объяснена выше[131], здесь я только отмечу неожиданные эффекты, которые оказало на пять сновидений вдыхание того же ароматного порошка во время сна. Трижды мне снилось, что я видел ожившими фигуры из этого китайского альбома, сопровождаемые массой образов и событий самого разного происхождения. Дважды, наоборот, мне снились мои друзья или знакомые, образы которых были вызваны ассоциацией идей, существующей между ними и картинками из альбома, но они представились глазам моего ума не как они есть, а под видом коллекции гравюр и акварельных рисунков, и как следствие, были безжизненными и безрельефными.

Другой ночью: «Я был в прекрасно украшенной комнате, всю мебель которой я различал с совершенной точностью, будучи не в состоянии вспомнить, какими отпечатками в памяти это обусловлено, но говоря себе, однако, что воображение, как мне кажется, не могло бы мгновенно изобрести столько деталей. Передо мною было зеркало; я взглянул в него и увидел себя в домашнем халате с невероятными узорами, в которых я узнал рисунок на ткани, которой я любовался накануне в витрине одного большого магазина. Следует предположить, — говорил я себе, — что этот образ является результатом двойного абстрагирования: моя образная память, чтобы составить это видение, использовала и форму какого-то домашнего халата и вид ткани, которую я видел только в развёрнутых рулонах. В моей голове возникало множество вопросов связанных с комбинированной способностью воображения и памяти. Мне как раз пришла на ум одна мысль, к которой я когда-то пришёл, а именно, что милостью природы, острая физическая боль