Опасен для общества. Судебный психиатр о заболеваниях, которые провоцируют преступное поведение - Бен Кейв

выяснить, что происходит, и Эдриан ударил его по голове, за что его поместили в изолятор. К тому времени, когда я его увидел, он вырвал уже бóльшую часть своих волос.

– Ему нужно в больницу, – сказал я тюремному врачу.

– Как скажете, – ответил он, как будто эта мысль никогда не приходила ему в голову.

Итак, мы оформили документы на его перевод, но у нас не оказалось свободных мест в больнице Святого Иуды, поэтому мы отправили его в частную клинику в 200 километрах, в Мидлендсе[56]. Такие учреждения продают свои койки Национальной службе здравоохранения.

Я позвонил им через неделю после того, как его туда положили. Эдриан напал на трех сотрудников. К нему приходила полиция, и они, похоже, не были слишком заинтересованы в передаче дела в суд.

– Они ничего с этим не сделают.

– Мне здесь нравится, – сказал мне Эдриан, его голову забинтовали, чтобы он перестал вырывать волосы. – Я никого не знаю.

Он имел в виду, что не знает никого из дилеров, и люди не обращаются к нему постоянно, чтобы купить или продать наркотики. Я дал несколько советов по поводу его лечения, а затем поехал обратно в Лондон.

Я поговорил с нашими управленческими командами, а затем написал в местный фонд в Уэст-Мидлендсе. «Если мы сможем перевести Эдриана в ваш район, – предположил я, – у него будет больше шансов избежать употребления наркотиков в будущем». Я поинтересовался, есть ли какие-нибудь птицефабрики, на которых он мог бы работать, и на мгновение задумался, не ограбил ли именно он мистера Бейнбриджа много лет назад. «В любом случае в Уэст-Мидлендсе должен быть кто-то, желающий переехать в Южный Лондон. Мы можем поменяться пациентами».

Все это не так глупо, как кажется на первый взгляд. Когда кто-то вроде Эдриана выходит из тюрьмы или больницы, он может стать исправившимся персонажем, но важно, чтобы никто не знал о его прошлом. Друзья и приятели часто вовлекают бывших преступников в употребление наркотиков или преступную деятельность, и я понимаю, как трудно, должно быть, оставаться в стороне. Хорошо, что мы стараемся относиться к окружающим людям как к родным, но иногда все же нам нужно делать обратное. К сожалению, в Уэст-Мидлендсе либо не было психически больных преступников, употребляющих наркотики, либо, если и были, они не хотели переезжать в Южный Лондон. Что, впрочем, неудивительно: цены на наркотики в Лондоне – это сущий кошмар.

Итак, я вернулся в отделение в Уэст-Мидлендсе, где лечился Эдриан, отчасти потому, что хотел спланировать его возвращение в Лейквью-Хаус, а отчасти для того, чтобы подготовить отчет, пытаясь побудить суд выдвинуть обвинения уже в пяти случаях нападения на персонал.

В общем, за шесть месяцев я ездил в Уэст-Мидлендс четыре раза. В итоге мы вернули Эдриана в Лейквью. Стало ясно, что он никогда не получит послебольничный уход в Мидлендсе. Ему так и не предъявили обвинения в дальнейших нападениях. По какой-то причине это не отвечало общественным интересам.

Он вернулся к нам, мы стабилизировали его психоз, а затем я отправил его обратно в тюрьму, чтобы он закончил отбывать наказание.

И угадайте, что произошло. Он перестал принимать лекарства шесть недель спустя.

– Мне они не нужны. У меня наркотический психоз, а не шизофрения, – твердил он тюремному врачу.

Мы должны найти какой-то лучший способ решения проблемы. Необходимо сделать так, чтобы заключенные с тяжелыми психическими заболеваниями продолжали получать лекарства, вместо того чтобы наблюдать за рецидивом их заболевания после того, как они откажутся соблюдать режим лечения.

Эдриан метался между больницей и тюрьмой в течение всего срока заключения, а затем его выпустили на свободу. В итоге он получил лекарства в форме уколов, ордер на лечение по месту жительства и метадон. Он все еще время от времени употребляет героин, но с тех пор, как начал принимать метадон, серьезных преступлений не совершал. Интересно, скольких еще людей, подобных Эдриану, можно уберечь от ежедневных преступлений, бандитских выходок и грязных игл, если дать им опиаты, которых они жаждут?

Почему бы не дать им героин?

Войну с наркотиками можно вести на двух фронтах. Прекращение импорта важно, но именно конечный потребитель поддерживает бизнес-модель в рабочем состоянии. Чем раньше мы дадим героин людям, которым необходимо его употреблять, тем лучше. Я говорю не о «наркотиках для всех», а о целенаправленном употреблении героина людьми со сформировавшейся зависимостью.

Я ожидал, что миссис Бейнбридж умрет в ту ночь, когда я «накачал» ее опиатами. Я лечил ее болезнь и знал, что лекарство может сократить ее жизнь.

ЗАВИСИМОСТЬ – ЭТО БОЛЕЗНЬ, И НЕКОТОРЫЕ ЛЮДИ, ПОЛУЧИВШИЕ ГЕРОИН ПО ПРИЧИНЕ СВОЕЙ БОЛЕЗНИ, УМРУТ. НО БОЛЬШИНСТВО – НЕТ.

С ними все будет в порядке. И лекарство будет чистым, и игла будет чистой. Таким образом, они не заразятся ВИЧ и гепатитом, у них не появятся абсцессы, и не придется платить долги торговцу наркотиками, и Эдриану не нужно будет грабить почтовое отделение, и у начальника почты не будет посттравматического расстройства, и налогоплательщику не придется тратить деньги на лечение Эдриана в больнице, или на пребывание в тюрьме, или и то и другое.

И может быть – это только предположение – миссис Бейнбридж в таком случае могла бы отправиться в кругосветное путешествие со своим мужем.

Катание на лыжах с Губкой Бобом: стероидная ярость

Я люблю кататься на лыжах. В детстве брат купил мне несколько пластиковых досок, которые прикручивались к старым ботинкам из магазина армейских принадлежностей, и мы научились кататься на склоне холма в Дербишире.

Местный фермер оснастил свой трактор веревкой, и мы могли использовать его в качестве импровизированного подъемника. Приходилось хвататься за веревку и стараться не вывихнуть плечо, когда нас тащило по камням, коровьим лепешкам и глыбам снега.

Руки у нас болели, вздувались от мозолей и были облеплены коркой замерзшей грязи, но мы были такими счастливыми, какими только могут быть дети.

Можете представить себе мое волнение, когда годы спустя я поднимался по леднику во французских Альпах – в кабинке с маленькими сиденьями, вмещавшей только двух человек среднего роста. Грязи не было, мозолей на руках тоже не было, но зато пара очень дорогих лыж блестела на солнце, ободряюще покачиваясь в держателе, пока мы медленно, очень медленно поднимались вверх.

На такой высоте трудные пациенты, кричащие на тебя люди и вообще любое насилие отступают куда-то, кажутся очень далекими, и это одна из причин, по которой мне нравится бывать в горах. Мой сосед по кабинке, Эван,