Сновидения и способы ими управлять: практические наблюдения - Леон Гервей де Сен-Дени

мог понять; но чей секрет был в точности заключён в той аллегории с ребёнком, наполовину белым и наполовину чёрным. Если ты являешься мною, — повторил я, — почему же я испытываю к тебе такой страх, и почему же ты смотришь на меня с такой насмешкой? Он ничего мне больше не ответил, несмотря на всё моё желание слушать его ещё, и хотя я подумал о словах божественная душа, он их не произнёс, а произнёс слова ты сам; он лишь продолжал изучать меня своим пронзительным взглядом, пока я не понял, что я вижу сон, и не почувствовал, что начинаю просыпаться.

В течение этого короткого периода, что отделяет совершенный сон от полного пробуждения, когда человек пребывает на границе двух миров, я приложил громадное усилие, чтобы запомнить главные звенья этого сновидения, которое так сильно меня взволновало, и в котором, я был убеждён, заключались в зародыше великие психологические откровения; но понять их мне было невозможно, кроме как в мимолётных проблесках, кое-каких общих представлениях. Что до нити, которая связывала эти представления друг с другом, что до стихов, которые их выражали, я не вспомнил ничего. Самое точное что осталось, так это сравнение между растениями, полностью заключёнными в своих семенах и великими истинами, целиком находящимися в одном начале, которое нужно уметь развить; и затем, глубокие размышления об этом другом «я», так превосходящем мое рассудительное «я», которое хотело дать мне увидеть кое-что, но которое насмехалось над моими бесплодными усилиями, направленными на полное понимание.

По пробуждении, я, вопреки себе, пребывал под сильным впечатлением. Определённо не видя в этих видениях ничего другого, кроме работы беспорядочного воображения, я, тем не менее, не мог защитить себя от того, чтобы не отметить его поразительный характер. Я думал о том ребёнке, наполовину белом и наполовину чёрном, который, кажется, представлял собой двойственное начало добра и зла, о той оболочке, которую он пытался разорвать, о той двуликости меня самого, в которой я угадывал божественный элемент. Я не намного больше продвинулся после этого сновидения в том, что касается объяснения той великой тайны, которая обитает в нас; но после подобного сновидения, невозможно не наполниться чувством существования Бога, великого разума, и не считать, что мы должны когда-то открыть этот великий секрет в нас».

Я привёл это сообщение in extenso [полностью] не только по причине представленной в нём душевной экзальтации, но также и главным образом для того, чтобы показать какие глубокие следы это сновидение оставило в памяти человека, которого не так легко взволновать, и который не склонен придавать особого значения чисто воображаемым сюжетам. Труд, который он предпринял по записыванию этого рассказа, манера, которой он рассказывает, достаточно свидетельствуют, что эти фантастичные видения оказали впечатление на выдающийся ум настолько и даже больше, чем некоторые серьёзные события реальной жизни.

Влияние привычной деятельности людей на природу их сновидений никем не отрицается; воздействие же их сновидений на их душу и на их деятельность неизмеримо сильнее и чаще, по-моему, чем обычно считается. Некоторые серьёзные люди признавались мне, что влечение или отвращение, которое они испытывали инстинктивно к некоторым лицам не могли иметь иной причины, кроме как приятного или неприятного сновидения, в которое эти лица были вовлечены. Я знаю одного человека, который очень сильно и внезапно влюбился в одну девушку, которую он видел почти что ежедневно и продолжительное время не обращал на неё ни малейшего внимания; и всё это потому, что она ему приснилась в одном из тех страстных и полных упоения сновидений, в которых воображение задействует все свои силы. Каковыми бы сильными ни были у бодрствующего человека порывы любви, этой самой сильной из всех страстей, он не может не признаться, я в этом уверен, что иногда в сновидении он чувствовал порывы воодушевления, восторги нежности, расцветы невыразимых радостей в такой степени, которая не встречается в реальной жизни. Также я совсем не боюсь сказать, что если идеал — это максимум восприятия, получаемого нами в чувстве удовольствия и красоты, то состояние сновидения должно быть самым благоприятным для этого.

Даже у людей, которые не вспоминают своих сновидений, ассоциации представлений, которые работают днём, очень часто несут на себе отпечаток, я в этом уверен, ночных сновидений. Есть дети, трусливый характер которых и нежелание к работе может быть связано с тем, что их память была насыщена пугающими или беспорядочными впечатлениями постоянных кошмаров.

С другой стороны, имеется доброе число лиц, и, главным образом, дам, склонности которых лучше учиться узнавать по их сновидениям, чем по их манере поведения в реальности. Это связано с тем, что они [сновидения] обычно оказывают на их действия влияние, которое распространяется даже на движения их мыслей, и это касается физиологии социального характера. Здесь можно найти материал для интересных сравнений; но вся трудность в том, что эти особы охотнее рассказывают то, что они делают днём, нежели то, что им приснилось ночью.

Глава 6

Наблюдения, касающиеся обострения в сновидении физической чувствительности, и патологических причин, которые могут иногда к ней приводить

Тонкие восприятия внешних вещей и сильное ощущение того, что происходит в нас: таково принятое мною разделение для классификации собранных мною наблюдений. — Примеры внешней и внутренней чувствительности. — Закономерности между определёнными состояниями тела и определёнными сновидениями ума. — Повторение некоторых сновидений есть явление, причина которого заслуживает исследования. — Физически больные, как и жертвы какого-нибудь душевного перевозбуждения не могут переживать ясные и связные сновидения. — Пример одного сновидения, где два противоположных начала действовали одновременно. — О сверчувственных сновидениях, и о тех, что развиваются под влиянием различных наркотиков.

Немного найдётся так единодушно утверждаемых мнений в области сновидений, как о влиянии бесчисленных внешних ощущений, воспринимаемых спящим, которые ум вводит в своё сновидение, толкуя их на свой лад. Каждый автор приводит много таких примеров, и мои дневники полны ими. То это какой-то внешний стук, который заставляет меня сновидеть, что кто-то стучится в мою дверь, что, тем самым, вводит в моё сновидение новый элемент. То стучат в реальности и с удвоенной силой в дверь моей комнаты, дабы меня разбудить; но мне сниться, что я смотрю на бондаря [делателя бочек], надевающего на бочку обручи и, благодаря этой иллюзии, мой сон не прерывается.

В другой раз это был человек, который объявил о своём приходе, как Па…, па…, па… Париж — хотел он сказать, несомненно, но он постоянно повторял этот первый слог, что меня ужасно раздражало и закончилось моим пробуждением. Тогда