Искусство любить: Исследование природы любви - Эрих Зелигманн Фромм

Ознакомительный фрагмент

этом симбиотическом единстве два тела психически независимы, но тот же вид привязанности может существовать и в психологической сфере.

Пассивная форма симбиотического союза — это подчинение, или, если воспользоваться клиническим термином, мазохизм. Мазохист избегает невыносимого чувства изоляции и одиночества, делая себя неотъемлемой частью другого человека, который направляет его, руководит им, защищает его, есть для него как бы его жизнью и кислородом. Мазохист преувеличивает силу того, кому отдает себя в подчинение: будь то человек или Бог. Он всё, я — ничто, я всего лишь часть его. Как часть, я — часть величия, силы, уверенности. Мазохист не принимает решений, не идет ни на какой риск; он никогда не бывает одинок, но не бывает и независим. Он не имеет целостности, он еще даже не родился по-настоящему. В религиозном контексте объект поклонения — идол, в светском контексте в мазохистской любви действует тот же существенный механизм, что и в идолопоклонстве. Мазохистские отношения могут быть связаны с физическим, половым желанием; в этом случае имеет место подчинение, в котором участвует не только ум человека, но и его тело. Может существовать мазохистское подчинение судьбе, болезни, ритмической музыке, оргиастическому состоянию, производимому наркотиком, гипнотическим трансом, — во всех этих случаях человек отказывается от своей целостности, делает себя орудием кого-то или чего-то вне себя; он не в состоянии разрешить проблему жизни посредством созидательной деятельности.

Активная форма симбиотического союза — господство, или, используя клинический термин, соотносимый с мазохизмом, садизм. Садист хочет избежать одиночества и чувства замкнутости в себе, делая другого человека неотъемлемой частью самого себя. Он как бы набирается силы, вбирая в себя другого человека, который ему поклоняется.

Садист зависит от подчиненного человека, так же как и тот зависит от него; ни тот, ни другой не могут жить друг без друга. Разница только в том, что садист отдает приказания, эксплуатирует, причиняет боль, унижает, а мазохист подчиняется приказу, эксплуатации, боли, унижению. В реальности эта разница существенна, но в более глубинном эмоциональном смысле она не так велика, как то общее, что уравнивает обе стороны — слияние без целостности. Если это понять, то не удивительно обнаружить, что обычно человек реагирует то по-садистски, то по-мазохистски по отношению к различным объектам. Гитлер поступал прежде всего как садист по отношению к народу, но как мазохист — по отношению к собственной судьбе, истории, "высшей силе" природы. Его конец — самоубийство на фоне полного разрушения — так же характерен, как и его мечта об успехе — полном господстве.

В противоположность симбиотическому союзу любовь — это единение при условии сохранения собственной целостности, индивидуальности. Любовь — это активная сила в человеке, сила, которая рушит стены, отделяющие человека от его ближних; которая объединяет его с другими. Любовь помогает ему преодолеть чувство изоляции и одиночества, при этом позволяя ему оставаться самим собой и сохранять свою целостность. В любви имеет место парадокс: два существа становятся одним и остаются при этом двумя.

Когда мы говорим о любви как об активной силе, мы сталкиваемся с трудностью, заключающейся в многозначности слова "активность". Под "активностью" в современном смысле слова обычно понимают действия, которые вносят изменения в существующую ситуацию посредством затраты сил. Следовательно, человек считается активным, если он делает бизнес, проводит медицинские исследования, работает на конвейере, мастерит стол или занимается спортом. Общее во всех этих видах активности — то, что они направлены на достижение внешней цели. Что здесь не принимается во внимание, так это мотивация активности. Возьмем в качестве примера человека, побуждаемого к непрерывной работе чувством глубокой тревожности и одиночеством или стимулируемого гордыней, жадностью к деньгам и т. д. Во всех этих случаях человек есть лишь рабом страсти, и его "активность" на самом деле есть не что иное, как "пассивность", потому что он подвергается побуждению как жертва, а не творец.

Другой пример: человек, сидящий спокойно и размышляющий, не имея иной цели, кроме осознания себя и своего единства с миром, считается пассивным, потому что он не "делает" чего-либо. В действительности такое состояние сосредоточенной медитации есть высшая активность духа, которая возможна только при условии внутренней свободы и независимости. Одна концепция активности — современная — имеет в виду использование энергии для достижения целей извне; другая — подразумевает использование присущих человеку сил независимо от того, осуществляется ли при этом внешнее изменение. Именно вторая концепция активности наиболее четко сформулирована Б.Спинозой. Он делал различие между активными и пассивными чувствами, "действиями" и "страстями". В активном состоянии человек свободен, он хозяин положения, в пассивном, наоборот, побуждаем как-то или чем-то, он объект мотиваций, хотя сам этого не осознает. Таким образом, Спиноза пришел к заключению, что добродетель и сила — одно и то же. Зависть, ревность, честолюбие, любой вид жадности — это страсти; любовь — это действие, реализация заложенной в человеке энергии непременно по его свободной воле и никогда не принуждением. В наиболее общем виде активный характер любви можно описать посредством утверждения: любить — это прежде всего давать, а не брать. Что значит давать? Хотя ответ на этот вопрос кажется простым, он запутан и полон двусмысленности.

Широко распространено заблуждение, что "давать" — это непременно лишаться чего-то, жертвовать чем-то. Именно так воспринимается акт давания человеком, чье развитие остановилось на уровне рецептивной ориентации и который движим страстью к власти или накоплению. Человек торгашеского сознания готов давать только в обмен на что-либо. Давать, ничего не получая взамен, для него означает быть обманутым, обделенным. Такие люди не способны давать бескорыстно. Правда, некоторые из них давание признают в виде пожертвования, возводя этот акт в ранг добродетели именно потому, что давать для них мучительно. Мысль о том, что давать лучше, чем брать, для них так же парадоксальна, как утверждение, что испытывать лишения лучше, чем получать удовольствие.

Для творческой личности "давать" имеет совершенно иное значение. В каждом акте давания я воплощаю свою силу, свое духовное богатство, свою власть над собой. Я чувствую себя уверенным, способным на большие поступки, полным энергии и потому счастливым. Давать радостнее, чем брать, не потому, конечно, что это лишение, а потому, что в процессе давания — высшее проявление моей жизнеспособности.

Нетрудно осознать истинность этого принципа, применяя его к конкретным обстоятельствам. Наиболее простой пример обнаруживается в сфере секса. Кульминация мужской половой функции состоит в акте давания: в момент оргазма мужчина отдает