Записки психиатра. Безумие королей и других правителей - Максим Иванович Малявин

от отца к сыну, а перешла к старшему в роду. Справедливости ради стоит заметить, что Мустафе эта власть досталась лишь на словах и на виду у непосвященных. Хотя и эти самые непосвященные успевали заметить, что новый султан того. Чудить изволит.

Султан мог посреди приема или заседания почтенного Дивана вскочить, подбежать к уважаемым собравшимся и начать дергать, а то и таскать их за бороды; он мог сорвать с кого-нибудь из них чалму – дескать, понафалловертили тут тряпок на бритые головы… что? Лысенький? А, ну тогда ладно, Бедол-Ага, заматывай обратно! Эй, визирь, мне скучно! Давайте лучше мы поиграем в интересную игру – найди своего султана! Все, я прячусь, чур, не подглядывать! Гуляя по внутренним дворикам Топкапы, Мустафа любил проводить натуралистические эксперименты. Возьмет, бывало, пригоршню монет – да не каких-то там акче, а полновесных золотых султани – и ну кормить павлинов на газонах да всякую форель в фонтанах! И приговаривает притом – ну что же вы, уважаемые, про худую казну сказки рассказываете? Видите же сами – у султана денег павлины не клюют, форель – и та морду воротит, рыба склизкая! Казначей хватался за сердце, шейх-уль-ислам всуе поминал Аллаха, и лишь мелкие дворцовые служащие тихо славили безумца: это же какая прибавка к жалованию! Позже даже выдвигалась версия, будто таким образом Мустафа ненавязчиво подкармливал этих людей, но давайте отнесемся к этому предположению именно как к предположению.

Валиде Халиме-султан, матушка Мустафы, могла бы рассказать про выходки сына и чего побольше да похлеще, но зачем? Он ей и великому визирю, Дамату Халил-паше, рулить империей не мешает, а что чудит, так пусть его чудит. С какими-то духами по ночам активно общается. Однажды даже к ней посреди ночи прибежал и попросил выгнать незнакомого аксакала в султанской шапке и кинжалом в руке, а то аксакал шибко ругается, а кинжал, наверное, острый. Где? Да вот же он стоит, не видите, что ли? Кстати, расспросив подробнее, кто же привиделся сыну да как он выглядел, Халиме-султан пришла к выводу, что на мелкие видения тот не разменивается: визитер-то давно покойным Сулейманом Великолепным оказался!

Правда, в отличие от великого визиря и валиде, остальным придворным манера поведения Мустафы Дели (что означает «безумный» – да, его уже втихаря стали так называть) как-то не зашла. Те двое понятно, они власть и деньги делят, а остальным-то за что такое счастье? Прошло чуть больше трех месяцев, и 26 февраля 1618 года пятнадцатого султана вновь заперли в Кафесе, а Османку позвали на царство… тьфу, на султанство, конечно же. Халиме-султан жутко разобиделась и пообещала не менее жутко отомстить. Про себя пообещала, правда – не ровен часть, мстилку-то отчекрыжат, неловко получится. Четыре года ждала она своего часа, пока не дождалась. Подговорив янычар и умело воспользовавшись тем, что и Османом II многие при дворе оказались недовольны, она устроила парню импичмент. Ну в том виде, в каком его понимала. Когда гонец от янычар принес ей мочку уха и нос свергнутого Османа, она поинтересовалась было, почему в комплекте не хватает… потом спохватилась, сказала, что и так сойдет, и упрятала памятные запчасти в свой сундучок (или то был сейф?) с драгоценностями. Мол, приятно будет долгими зимними вечерами перебирать и любоваться.

Мустафа же снова стал первым не только своего имени, но и вообще в истории Османской империи – если в прошлый раз речь шла о новаторском способе наследования, то на сей раз он стал первым (и, как потом покажет история, вообще единственным) султаном, который дважды взошел на трон.

Ну как взошел. В психическом состоянии Мустафы Дели к лучшему ничего не изменилось – напротив, еще более безумен стал. Халиме-султан как рулила империей в прошлый раз, так и в этот раз принялась, разве что великий визирь при ней другой оказался (вредна, вредна для здоровья эта должность) – теперь Кара Давут-паша. А Мустафа тенью бродил по Топкапы в поисках племянника (ну не мог он поверить, что Османа вот так вот просто взяли и убили), все звал его, пытался вломиться в его бывшие покои, жаловался под дверью на свою тяжкую султанскую долю и просил принять бремя власти обратно. А по ночам, как обычно уже, активно общался с прапрадедушкой, Сулейманом Великолепным. Даже забросил свои единственные увлечения, оружие и охоту, к коим ранее проявлял недюжинный интерес. И уже более не выспрашивал у знающих людей, что за корабли ходят под его флагом и чем они оснащены и вооружены. Деньги – те по-прежнему мог раздать случайным встречным или по старой памяти покормить ими павлинов и рыб в фонтанах.

Так продолжалось с 19 мая 1622 года до 9 сентября 1623 года. При дворе за это время сменилось пятеро великих визирей, и с большим трудом удалось уговорить Халиме-султан подвинуться от руля. Под гарантию, что Мустафа снова уступит трон, на этот раз другому племяшу, Мураду, а его самого за это никто и пальцем не тронет, ибо харам обижать сумасшедших. Свои полномочия Мустафа сложил с великим облегчением. И, надо сказать, его действительно никто не тронул. Вернувшись в Кафес, он прожил там затворником аж до 20 января 1639 года, когда тихо скончался в возрасте сорока восьми лет. Бродят, правда, версии, что был это либо припадок, либо Мурад не утерпел и угостил дядюшку ядом. Семнадцать часов пролежало тело бывшего султана во дворике Кафеса, пока слуги пытались сообразить, где же его похоронить. Наконец нашли местечко в бывшем баптистерии Айя-Софии и тихо, без подобающих почестей и лишнего шума, предали земле.

Мария Элеонора Бранденбургская: и снова любовь до гроба и чуть долее

11 ноября 1599 года в славном городе Кенигсберге родила Анна Прусская, она же курфюрстина Бранденбургская… нет, никаких «не то сына, не то дочь» – дочь, и точка. Назвали девочку лаконично, Марией Элеонорой. Отец, по совместительству курфюрст Бранденбурга Иоганн Сигизмунд, был доволен: наследник уже есть, две дочки в наличии, еще несколько заходов – и можно будет выдыхать.

Когда маленькая принцесса подросла, зашевелились соседи: ну как же, Бранденбург – это вам не птичка на карте отметилась, такой союз многим был бы интересен. Когда Марии Элеоноре было восемнадцать, заглянул к ним на рюмку чая полковник Гарс. Ну то есть это для широкой общественности полковник Гарс, а на самом-то деле Густав Адольф, аж цельный король Швеции и на полставки великий князь Финляндии.

«Настоящий полковник!» – ахнула Мария Элеонора. Мама согласно