Каждый способен на убийство. Теория убийств, которая стала классикой - Дэвид М. Басс

такое может быть? Секрет в том, что репродуктивный успех у мужчин характеризуется большей вариабельностью.

Несмотря на популярные в последние годы истории о женщинах, отчаянно ищущих пару, исследования показывают: большинство женщин в большинстве культур в итоге находят партнера и заводят детей[80]. И наоборот: все больше мужчин в каждом поколении оказываются «за бортом», потому что другие узурпируют сразу несколько партнерш, будь то романы на стороне, случайные сексуальные связи или многоженство в полигиничных обществах. На каждого мужчину, монополизирующего нескольких женщин, приходится немало тех, кто вынужден спать в одиночестве. Высокая репродуктивная изменчивость диктует более интенсивную и жесткую внутриполовую конкуренцию. Как только мужчины выяснили, что убийство – верный способ одержать победу, кровопролитие прочно вошло в арсенал доступных стратегий[81].

Бо́льшая вариабельность в репродуктивных возможностях у мужчин, чем у женщин – ключ к каскаду решающих половых различий. Она объясняет несколько вещей. Во-первых, почему мужчины крупнее и сильнее – они издавна соперничали в физической силе. Во-вторых, почему мужчины достигают половой зрелости в среднем на два года позже, чем женщины, – за это время они успевают должным образом подготовиться к внутриполовой конкуренции и «ввязываются в борьбу» в полном расцвете сил. В-третьих, почему мужчинам нравятся опасные виды спорта: прыжки с парашютом и банджи-джампинг[82]. В-четвертых, почему мужчины умирают в среднем на семь лет раньше – таково совокупное следствие опасного конкурентного поведения, к которому прибегают для демонстрации доблести и удали. Наконец, почему мужчины адаптировались к насилию в определенных обстоятельствах, включая убийство.

Как мы убедимся в следующих главах, многие преступления можно объяснить аспектами мужской психологии, сформированными в процессе эволюции. Это гораздо правдоподобнее и убедительнее, чем прочие теории, предложенные для обоснования высокого уровня мужского насилия. Никто не спорит, что они более склонны к физической агрессии. Но почему? У социологов нет точного ответа. Одни считают мужское насилие формой патологии, возникающей в результате повреждения мозга, психоза или вызванной алкоголем неконтролируемой ярости. Другие, как мы уже говорили, приписывают повышенную агрессивность воздействию СМИ, изобилующих сценами насилия, родителей, покупающих сыновьям игрушечные пистолеты, и обществ, культивирующих образ мачо. Третьи утверждают, что мужчины физически крупнее и сильнее. Все эти предположения, несомненно, содержат зерна истины. Но все в конечном счете терпят фиаско в качестве глубинной и всеобъемлющей теории убийства.

Крайние проявления насилия – разбитые лица, рваные раны, сломанные руки и ноги, вспоротые животы – отвратительное зрелище. Даже я, изо дня в день изучая материалы по убийствам и разглядывая цветные фотографии безжизненных жертв, периодически испытывал сильные приступы тошноты. Те, кто так изуродовал тела, не могут быть психически здоровы. Их мозг явно болен: деформирован травмой, отравлен токсичными веществами, поврежден генетическим дефектом. Убийство должно быть болезнью, дисфункцией, патологией. Будь это так, понять его было бы легко.

К сожалению, как я уже говорил, объяснение сквозь призму патологии просто не работает. Хотя небольшой процент мужчин, склонных к жестокому насилию, страдают органическими нарушениями, большинство в этом отношении абсолютно здоровы[83]. Даже в том случае, если убийца признан юридически невменяемым, предполагаемая патология не опровергает факта, что в основе многих преступлений лежит сексуальное соперничество. Как заметил Шекспир в «Гамлете»: «хоть это и безумие, но в нем есть что-то методическое»[84]. Люди с определенными патологиями действительно могут хуже контролировать свою убийственную ярость и чаще действуют в соответствии с психологическими механизмами, запрограммированными в мозге от природы. Тем не менее эти нарушения не объясняют, откуда у людей вообще взялись подобные механизмы.

Хотя нет никаких сомнений, что алкоголь препятствует торможению агрессии, более двух третей всех убийств и других насильственных преступлений совершаются на трезвую голову[85]. Что касается влияния культуры, в западном обществе мы действительно чаще видим агрессию со стороны мужчин. Даже если и так, теория ключевой роли средств массовой информации не может объяснить, почему в культурах, где СМИ отсутствуют, половые различия в насилии точно такие же, как и в цивилизованных странах. Классические примеры: кунг-сан из Ботсваны, яномамо из Венесуэлы, аче из Парагвая, гебуси из Западной Африки, инуиты с Аляски – эти племена не читают газет и не смотрят телевизор, а женщины все равно убивают реже мужчин. Предположение, что те более склонны к жестокости и физической агрессии потому, что крупнее и сильнее, отчасти объясняет, почему мужчины чаще прибегают к насилию по отношению к женщинам. Однако не объясняет, почему подавляющее большинство актов жестокости направлены против других мужчин, не уступающих нападающему ни в размере, ни в мощи. Кроме того, данная теория ничего не говорит о том, почему мужчины изначально больше и сильнее – по какой причине вообще эволюция сделала их тела более физически развитыми.

Чтобы окончательно убедиться в несостоятельности неэволюционных объяснений, достаточно посмотреть на другие виды приматов и млекопитающих. Для большинства характерны аналогичные половые различия в физическом насилии. Любому, кто наблюдал, как два бабуина рвут друг друга клыками, два лося сталкиваются рогами или два самца морского льва пытаются искусать друг друга до смерти, станет очевидно: теории «патологии», «влияния средств массовой информации» и «методов воспитания» не затрагивают суть вопроса.

Как давление половой конкуренции объясняет модели мужского насилия? Представьте мужчину с малым количеством ресурсов и низким социальным статусом, поэтому он совершенно непривлекателен для женщин. В результате происходит движение прямиком к репродуктивному тупику. У него ничего нет, поэтому и терять нечего. В такой ситуации насилие становится заманчивым способом улучшить перспективы[86]. Экономисты сказали бы, что такой мужчина предрасположен к риску или стремится к нему. Он может раздобыть оружие и ограбить магазин или вызвать другого мужчину на бой, чтобы «улучшить» репутацию. Насилие – шанс все изменить. Если в ходе эволюции оно помогало добыть ресурсы, завоевать уважение и привлечь женщин, пусть даже временно, естественный отбор будет благоприятствовать адаптациям, необходимым для реализации насильственных стратегий. Не исключено, что именно по этой причине многие великие воины, первопроходцы и исследователи принадлежали к тем, у кого изначально было мало шансов на приобретение статуса и ресурсов[87]. Данная теория объясняет, почему мужчины, занимающие нижние ступени репродуктивной лестницы, прибегают к насилию чаще, чем занимающие верхние уровни[88].

На протяжении человеческой истории рискованные стратегии были неразрывно связаны с перспективой доминирующего статуса. В качестве примера рассмотрим следующее наблюдение грозного завоевателя Чингисхана (1167–1227), который родился на самой нижней ступени общества и использовал убийство как способ подняться на вершину.

Величайшее наслаждение и удовольствие для мужа состоит в том, чтобы… победить врага, вырвать его с корнем и захватить все, что тот имеет;