Дочери без матерей. Как пережить утрату - Хоуп Эдельман

Ознакомительный фрагмент

неожиданно умерла. Родственники по материнской линии какое-то время воспитывали Люси, после чего двоюродный брат взял девочку к себе. Родной отец часто ездил в командировки, и когда Люси исполнилось шесть лет, он женился на женщине, у которой было трое детей. Девочка стала жить в новом доме. В это время отец отказывался отвечать на вопросы о родной матери, о которой Люси почти ничего не знала. В 11 лет Люси страдала лишним весом и энурезом. В это время она начала ходить к Элизабет Флеминг, психологу. По ее мнению, потеря матери в раннем возрасте, нестабильное детство и табу на обсуждение родной матери привели к тому, что Люси начала переедать, замкнулась в себе, игнорировала свои чувства, переняла качества окружающих и в новых отношениях надеялась получить то, что когда-то потеряла.

Она не могла повлиять на перемены в своей жизни. Люси позволяла отношениям сходить на нет, вместо того чтобы их разрывать. Ей пришлось побороть желание ходить ко мне на сеансы, потому что оно заключало и желание получить от меня больше, чем я как психолог могла ей дать. Благодаря нерегулярным сеансам она также взяла разрыв отношений под контроль. Я ждала ее и никогда не знала, в какое время Люси придет. Точно также она когда-то не знала, когда вернется из командировки отец. Неспособность контролировать жизнь и смерть, приход и уход других людей, свое тело привели к тому, что она была главной в отношениях… Люси держала меня на расстоянии. Она словно боялась, что, если вложит силы в наши отношения, болезненное разочарование вернется. Она призналась, что ей тяжело заводить друзей, потому что ее часто бросали.

Сопротивление более поздним привязанностям защищало Люси от ожидания разлуки. Многие женщины, потерявшие матерей в раннем возрасте, столкнулись с тем же. Им кажется, что любовь связана с риском потери. Доверие и надежность были когда-то подорваны. Зачем рисковать новой утратой?

«Если у ребенка нет надежных и прочных отношений со взрослым после ухода родителя, он держит свои чувства внутри, потому что так безопаснее, – поясняет Тереза Рандо. – Позже ребенок думает: “Я не буду никому доверять. Я узнал, что это небезопасно. Даже если ты очень милый, я тебе не верю”. Будущие привязанности рушатся, потому что ребенок не проработал те, которые уже сформировались. Ему все время приходится защищаться, и отчасти эта защита заключается в том, чтобы не вступать в тесные контакты с людьми».

39-летняя Джанин провела в таком защитном коконе почти 37 лет. Ей не было и двух лет, когда ее мать умерла. Когда исполнилось 12, умерла бабушка, заменившая девочке маму. Двойная утрата, после которой начался подростковый период, проведенный с эмоционально холодным отцом и мачехой, вынудила Джанин замкнуться. Теперь она учится жить иначе.

У меня есть собака, и ее люблю. Недавно со мной ночевал друг, и я впервые позволила кому-то спать со мной в одной постели с тех пор, как завела собаку. После этого она очень разозлилась на меня и сжевала очки. Моя собака еще никогда так себя не вела. Я была в ярости. Наверное, глупо учиться на поступках собаки, но неожиданно я поняла, что могу злиться на нее и по-прежнему любить. Тогда я подумала: «Наверное, это как расти с мамой». Ты знаешь, что можешь ошибиться, разозлить кого-то, а он все равно будет любить тебя и не прогонит. Я никогда не ощущала подобного раньше. Думаю, это чувство, разрешение самой себе любить кого-то и быть любимой – одно из самых сложных заданий в моей жизни.

Позднее детство (6-12 дет)

Некоторые психологи полагают, что детям, потерявшим родителя на этой стадии развития, особенно тяжело адаптироваться к утрате. У них достаточно развиты когнитивные и эмоциональные навыки, чтобы прочувствовать утрату, но мало ресурсов по управлению эмоциями. Застряв между переменами и адаптацией, дети нередко пытаются игнорировать свои тяжелые чувства. Психолог Джудит Мишне пишет:

Они стараются избегать упоминаний об умершем родителе и погрузиться в игры, просят «сменить тему». Избегание необратимой утраты подкрепляется фантазиями о возвращении родителя. При этом ребенок признает факт смерти. Эти тенденции признания и отрицания существуют параллельно, идут рука об руку.

Зигмунд Фрейд называл данный феномен – разрешение факту и фантазии, принятию и отрицанию существовать бок о бок – расщеплением. Так или иначе мы все сталкиваемся с ним, когда теряем родителя. Но в позднем детстве внутреннее напряжение усиливается, если ребенок получает минимальную или неверную информацию о том, что кажется ему серьезным событием. Малышу обычно говорят, что его мама «ушла» или «заснула», и он часто воспринимает такие слова буквально. Но более взрослый ребенок, который к семи-восьми годам понимает смысл болезней и смерти и распознает эвфемизмы, чувствует себя отставленным в сторону, проходной фигурой в семейной драме.

Мэри Джо, которой было восемь лет, когда ее мать умерла, знала о тяжелой болезни мамы, но отец не говорил с ней об этом. Она слышала, как мама кричала от боли, – это был подавляемый образ, хотя и не выдуманный. Но молчание членов семьи запутало Мэри Джо настолько, что она хранила в себе страх и чувство утраты почти 30 лет.

Никто не говорил со мной после смерти мамы, и я не понимала, что происходит. Пытаясь завести разговор, я слышала в ответ: «Кем ты себя возомнила?» или «Мы не говорим об этом». Атмосфера в семье принуждала к молчанию, потому что говорить о смерти было слишком больно. Многие члены семьи не знали, как справиться со своими чувствами. Годами я делала то же, что и остальные: не думала об утрате и молчала. Я верила, что должна просто принять ее и жить с этим. Мой отец не говорил о смерти, потому что ему было слишком тяжело. Но восьмилетний ребенок не знает, что об этом больно говорить, думает, что об этом нельзя говорить. Я многие годы не могла закрыть этот гештальт.

Годами мне казалось, что я приняла смерть мамы, пока в 30 лет впервые не пришла к психологу. Во время наших первых сеансов мы говорили о моей маме. Однажды психолог сказал: «Представь, что твоя мать сидит рядом и говорит: “Я здесь и хочу вернуться в твою жизнь”. Я буквально согнулась пополам и воскликнула: «Нет, нет, нет. Я не выдержу эту боль». Это стало открытием для меня, потому что я думала, что научилась жить с утратой.

Через год после смерти матери младший брат Мэри