Сексуальная эволюция. Любовь без секса или секс без любви? - Муза Александровна Конина

сексуальное возбуждение своих младенцев. Тогда как на улыбку ребенка (для сравнения) отвечают улыбкой 90 % матерей, и три четверти — реагируют на плач и беспокойство.

Исследовав материнские реакции на сексуальные проявления ребенка, Питер Фонаги предполагает, что у каждого из нас к моменту половой зрелости есть дефицит представлений о своей сексуальности, о своем возбуждении в эмоциональном опыте. Без диалога с другим и «зеркального отображения» не может быть обладания своими сексуальными импульсами и сексуально окрашенными чувствами.

Поэтому психосексуальность всегда выходит за пределы индивидуальной сексуальности, собственное удовольствие человек может испытывать только тогда, когда оно помещено в другого, в фантазии о другом.

Сексуальное возбуждение нельзя испытать в той полной мере, в которой оно принадлежит личности. Оно всегда будет навязанным бременем, пока не будет найден тот, с кем им можно поделиться. …будет всегда ощущаться как что-то, принадлежащее кому-то другому.

Сексуальное удовольствие возникает при поиске и обладании удовольствием другого путем мгновенного контролирования мыслей и чувств другого, психическое состояние, которое первоначально было твоим, теперь представлено в другом человеке, опыт нахождения в нем вызывает интенсивное удовольствие в виде оргазма.

Описанный механизм объясняет уменьшение сексуального волнения с ростом интеграции сексуальных партнеров. То, что сознательно ощущается как узнавание собственного партнера, на самом деле является выходом на более комплексное чувство самого себя.

В опыте, зеркально отраженном партнером, возникает более интегрированное и взвешенное чувство себя и формируется привязанность. Однако по мере роста интеграции и снижении потребности в интенсивном опыте с партнером либидо неуклонно уменьшается или снижается для этого конкретного партнера. «Мы признаем, — пишет Фонаги, — что это подрывает романтический образ вечного сексуального возбуждения у идеально сбалансированной пары, но, как показывают эпидемиологические исследования, такие случаи обычно найти очень трудно».

Питер Фонаги предлагает новый ответ на вопрос: «Почему психосексуальность так важна для понимания психической сферы?»

Сексуальная сфера является частью нашего разума, при этом в наших чувствах она одновременно принадлежит и не принадлежит нам. Это создает уникальную стратегическую возможность для защитной сексуализации конфликта. За счет этого разнообразные проблемы с отказом могут переходить в плоскость сексуального опыта. Конечно, это может привести нас к ошибочному выводу, что психосексуальность сама по себе создает проблемы. Расщепление присуще психосексуальности. Но при этом сексуальность не является генератором конфликта. Скорее конфликты тяготеют к самовыражению через сексуальную метафору. Именно это ярко окрашенное качество психосексуальности делает ее ключевой частью понимания наших пациентов. Многие действительно болезненные конфликты имеют сексуальную подоплеку, и не потому, что они коренятся в этой сфере, а потому, что это самое «другое» качество сексуальности как бы оформляет конфликт в виде внешней, экстернальной проблемы. Из-за того что психосексуальное не маскируется, а выражает себя, зачастую единственный подлинный путь к пониманию проблем отношений должен пролегать через психосексуальный опыт.

То, что сознательно ощущается как узнавание собственного партнера, на самом деле является выходом на более комплексное чувство самого себя.

По мере роста интеграции и снижения потребности в интенсивном опыте с партнером либидо неуклонно уменьшается или снижается для этого конкретного партнера.

Безумие любви

При хорошем сексе, видимо, все мы можем оказаться в пограничном состоянии.

Питер Фонаги

Влюбленный человек изменен и часто становится похож на больного. Поиском грани между страстью и сумасшествием, влюбленностью и болезнью занимались многие художники и поэты. Страсть погранична по своей природе.

В этом заключается сила ее переживаний. В страсти, как и в сексе, человек может выйти за пределы своей психики, за пределы себя. Хороший секс — это свобода и безумие одновременно. Чем ближе безумие, тем больше свободы. Свобода связана с переживанием потери контроля. Невозможно, контролируя себя, испытать сильные чувства. «Вышел из себя» — говорят и про человека, который теряет ясность мысли и контроль за своими поступками. Влюбленность часто противоречит нормальности в общепринятом в обществе смысле этого слова.

ПодснежникПод зимним небом темным,

Тяжелым и бездонным,

Под теплой кожей нежной

Во мне пророс подснежник.

Его бы вырвать надо,

А я ему так рада!

Во мне, живой и свежий!

Я счастлива! Я брежу…

Природе повинуясь,

Я тайно им любуюсь,

Ращу его и плачу,

Болезнь от мира прячу.

Когда одна, раздета,

Его — он в сердце — к свету!

Сгораю и сияю,

Быть им одним желаю.

Но в мире, под одеждой,

Мне холодно, как прежде,

Под зимним небом темным,

Тяжелым и бездонным.

(Муза Конина)

Рассуждая о сексуальной норме и сексуальной патологии, Питер Фонаги указывает на то, что нормальная сексуальность (не патологическая) имитирует некую форму патологии.

«Я мог бы предположить, что психосексуальность (то есть ваш и мой опыт секса) является на самом деле безумием или как минимум лежит в пограничной области этого спектра. <…> По ряду важных причин возрастного развития формирование пограничной личности и психосексуальный опыт могут обладать сходными психологическими функциями».

В доказательство своего предположения Питер Фонаги анализирует сексуальный опыт своего пациента и показывает, что нормальное выражение сексуального возбуждения (внезапная потеря контроля, идеализация объекта, скорость сближения с объектом желания, манипулирование) сходно с чертами, определяющими поведение пациентов при пограничном расстройстве личности, такими как манипулятивность межличностных взаимодействий или стремительный темп достижения социальной близости. «При хорошем сексе, видимо, все мы можем оказаться в пограничном состоянии».

Интересно сравнить эту мысль Питера Фонаги с близкой по сути мыслью, которая звучит в рассказе Льва Николаевича Толстого «Дьявол» (1889). Главный герой произведения Евгений Иртенев, имея совершенно здоровую психику, будучи социально реализован и счастлив в браке, оказывается неспособным контролировать свои эмоции, полностью теряет волю, столкнувшись с женщиной (простой крестьянкой), которая была для него некогда лишь объектом для сексуальной разрядки и не вызывала никаких чувств и привязанности.

Состояние Иртенева описано у Льва Толстого в рассказе «Дьявол» почти теми же словами, что у Фонаги — «пограничность» сексуальной сферы: «Он чувствовал, что терял волю над собой, становился почти помешанным»; «В таком полусумасшедшем состоянии находится Евгений…»; «…это какая-то сила ухватила меня и держит. Я не знаю, что делать»; «Ведь она черт. Прямо черт. Ведь она против воли моей завладела мною»[5]. Обостряя конфликт, Толстой доводит своего героя до самоубийства (или до убийства объекта вожделения — по второй версии финала рассказа, читателю представлены сразу две версии финала). Таким образом, Лев Толстой указывает на