Эротика - Лу Андреас-Саломе

легче она отстраняется в сексуальном от несущего чистое наслаждение и тем в большей степени оно приобретает для нее качество духовного поступка, живого исполнения и служения Эросу. В этом пределе чувственность и целомудрие, страсть и святость, в конечном счете земная мать и Мадонна, сливаются воедино: в каждом высшем часе женщины мужчина – не более чем плотник Иосиф рядом с Марией, которой дано чудо общения с Богом.

Женщина, какую бы ипостась она ни принимала, в любви значительно более целостна, чем мужчина. То, что женщины любой ценой и любыми средствами хотели бы еще более дифференцировать свою духовно-эротическую жизнь и одновременно оставаться при этом преисполненными любовью, как Мадонны, так и Матери, – не совсем верно. Однако вполне позволительно было бы представить себе вид нового, более утонченного стыда, который, в противоположность старому, прививаемому традиционным воспитанием, не был бы столь щепетилен по отношению к телесности, а, скорее, наоборот, воспитывал бы в себе ту неприемлемость жеманной безвкусицы, которая позволяет отдаваться без всяких ужимок чистой радости физиологической потребности, что, в свою очередь, должно было бы распахнуть ворота в сферу душевных процессов, ворота в сферу внутреннего «я».

Если у женщин в эротический аффект прорывается так много психического, то здесь действуют те же самые причины, которые в случае с душевнобольными приводят к целиком противоположной картине. В своей работе «Сексуальные вопросы» Форель обращает внимание на тот факт, что сексуальность у мужчин возбуждает нижние центры головного мозга, а у женщин, очевидно, те места в коре, где обыкновенно локализуются и причины психических нарушений. Когда идешь через мужское отделение психической лечебницы, то поражаешься застенчивому безразличию и сексуальной индифферентности почти всех больных мужчин, говорит он, что же касается женщин, то даже самые скромные и сексуально прохладные из них, душевно заболевая, могут впадать в дикий эротизм и временами вести себя как настоящие проститутки. Таким образом, один лишь факт того, что душевное расстройство способно превращать женщину в публичную девку, может быть подтверждением той исключительной роли, которую – уже на уровне закономерностей высшей нервной деятельности – в ее жизни играет любовь.

У женщины все развитие проходит по зигзагообразной линии, колеблясь между половой и индивидуальной жизнью: будь то когда женщины и матери чувствуют отсутствие интереса к своим индивидуальным способностям, или когда вынуждены развивать их за счет женского или материнского начала. Хотя существует множество рецептов, которые рекомендуются для устранения этого дисбаланса, однако в принципе нет и не может быть единого общепринятого решения этого конфликта. Однако, вместо того чтобы горевать по поводу трагичности, присущей женскому существованию, уместнее было бы радоваться той бесконечной полноте жизни, в которую в связи с этим вовлечена женщина: не имея возможности пройти свое развитие «по прямой», она вынуждена улаживать противоречия своего положения благодаря уходу «вглубь». И это не менее значимо, чем то, от чего мужчина отбивается снаружи в своей борьбе с бытием: если еще и сейчас считается, что мужчина может быть по достоинству оценен только в связи со своими внешними достижениями, то для женщины все заключается в том, как она разрешит загадку своего собственного существования, – собственно говоря, это и является причиной того, почему грация в значительной степени остается единственным адекватным мерилом по отношению к ней. Предельное преимущество женского пола заключается в том, что он способен преобразовать «этическое» и «прекрасное» так, что они приобретут значение «святого» и «высоко эротичного».

Мужское и женское 

 Что-то педантичное, вечно взыскующее порядка в мужчине, порой приходит в негодование от всей женской породы, ее манеры любить, которая попеременно то смущает его, то импонирует ему, то вызывает презрение. Это связано с тем, что, рассматривая понятие женщины в частностях, его пытаются сделать внутренне согласованным, тогда как на самом деле женщина – всегда воплощенное противоречие-в-себе: легкомыслие и серьезность, сумасшествие и здравомыслие, беспокойство и гармония, капризность и глубина, гном и ангел. Отсюда бесконечность и безнадежность дискуссий, в ходе которых вся острота противоположности женщины по отношению к мужчине будет вменяться ей в вину. Наверное, так было во всех предшествующих эпохах и продолжает существовать по сей день: для взаимопонимания полов было бы куда легче, если бы образ «Катюши» был более характерным для крайних проявлений женственности, чем образ «Тогенбургца» для крайних проявлений мужественности[1].

В том чтобы сводить все самое важное в понимании существа полов к разработке идеала любви во всем его совершенстве, сводить до него все, что может относиться к гармонизации человечества, которое в этом, как говорят, «совсем не нуждается», – проявляется в высшей степени характерное для нашего времени общее преувеличение. Женская сущность, с точки зрения идеала, предлагаемого мужчинами, воспринимается как нечто плаксиво-преувеличенное, позволяющее ей не замечать, что лишь совместные усилия приводят к нашему дальнейшему развитию. Мужчины же предпочитают в свою очередь не замечать, что деятельность, направленная вовне, вынуждена осуществляться путем отказа от самой возможности духовной гармонии, что пребывающее в поиске саморазвитие должно преодолеть массу препятствий и что существуют паузы отдохновения даже для наиболее рьяного мужского напора, который в своем порыве торжественно и любовно мечтает соединиться с красотой. И если, в конце концов, идеал гармоничности более соответствует женской сущности, чем мужской, то возникает подозрение, а не потому ли мужчины имеют такую ярко выраженную склонность следовать по пути, который им предлагается каждой отдельно взятой из их способностей и каждым из их задатков, – его сущность экспандирует себя в любом из них, как в духовном смысле, так и в смысле удовлетворения инстинктивного влечения. Его эротические и эгоистические аффекты социализируются, используя что-то отличное от себя. Такая социализация будет происходить скорее у ответственного, самодисциплинированного, общественно значимого для других мужчины, склонного вовлекаться в то, что он делает, – она будет проявляться в форме порождения новых социальных норм, в то время как естественная норма женщины в ее неразделимости тела и души учит синхронному совпадению с ритмами жизни, тем самым вообще ставя под вопрос возможность дальнейшего социального развития. Поэтому мужчина любит женщину больше всего и сильнее всего именно за то, что она стала для него подобным образцом естественной пульсации жизни, в следовании которому возникает интегрированный он сам и возникнут его дети. Его любовь также коренится в том, что может дать только женщина: ее тело необыкновенно мягкое, в ее голосе сквозит юность, своей властью она наследует одного человека другим – она кажется воплощением вечного материнства, оставаясь вечным ребенком.

В настоящее время наличие половых различий рассматривается как столь фундаментальная характеристика человека, что идея о каком-то ином положении