Папа, ты меня любишь? Как фигура отца влияет на жизнь взрослой дочери - Марина Владимировна Маркатун

Когда родилась Валя, все стало только хуже. Никаких отцовских чувств я не испытал. В каждой семье должен быть ребенок, вот у нас он и есть. Я работаю, ты воспитывай. Жена требовала, чтобы я был верен, всегда была злой, раздраженной, но обязанности свои выполняла. Второго ребенка не хотела и делала аборты.

Потом что-то изменилось. Катя сказала, что хочет второго ребенка. Я тоже хотел, сына, но оказалось, что не получается. Катя беременела, но случались выкидыши. Помню, пришла вся в слезах, врач ей сказал, что она сама не знает, чего хочет, то ей дети не нужны и она делает аборты, то теперь нужны и она лечится.

Когда Катя забеременела, я ждал сына, а она дочь. Родилась дочка, такая чудесная, родная и уже сразу любимая. Оля, моя Ольча. Я ее так всегда и звал ласково – Ольча. Я шел домой с радостью и желанием увидеть маленькую. Вот это действительно ребенок, не то что старшая.

Ольча оправдала все мои надежды. Она росла такой красивой, в нашу породу, похожей на мою маму. Была умницей и любознательной, не как Валя тупая и злая. Я всегда замечал, что как только Оля появлялась в комнате, становилось светлее, радостнее, спокойнее. Она вносила в нашу семью умиротворение. Очень любила танцевать со мной. Маленькая, нежная прижималась ко мне. Это было так трепетно. Я был счастлив. А как она играла на пианино! Такая серьезная, милая, волшебная девочка. Неужели это моя дочь?

Я всегда был сдержан в семье на проявление эмоций, но алкоголь развязывал мне язык. Я уже не мог держаться и называл ее принцессой, чудом, самой прекрасной на свете и самой умной. Катя разделяла мои чувства к Ольче. Все, что могли, мы с матерью делали для нее – пианино для Оли, самые лучшие платья для нее.

Чем старше становилась Оля, тем сильнее я ее любил. Трезвый я очень стыдился своих чувств, гнал их от себя, постоянно говорил себе, что это моя дочь, доченька. А она так любила прижаться ко мне, присесть рядом на диван. Это было мучительно приятно. Ее любящий взгляд делал меня счастливым и несчастным одновременно.

Нет, я никогда не думал о том, чтобы переступить черту. Это было невозможно, недопустимо. Все мое восхищение и любовь выливались в подарках и комплиментах, да и то, когда выпью. Это создание было неприкосновенным.

На выпускной Оля пригласила меня погулять с ней. Она пошутила, что я буду вместо парня. Оля тогда ни с кем не дружила, а я не мог отказать. Это было пыткой. Я был трезв и встречал рассвет с самой любимой на свете девушкой, но она была моей дочерью. В голове не было ни одной мысли, кроме того, что я не повторю это никогда. Чувство стыда заполняло меня с ног до головы. Мне казалось, что все видят то, что я испытываю в этот момент, а Ольча была счастлива, болтала, нежно держа меня за руку.

Вторым мучительным воспоминанием стала ее свадьба. Моя любовь покидала меня. Какой-то обычный парень будет обладать ей, жить с ней. Я давил эти мысли в зародыше, но они проявлялись в чувствах. Горе и радость бились во мне… Олечка была влюблена и счастлива, и вскоре они уехали.

Дом стал пустым, ненужным и бессмысленным. Теперь меня здесь ничего не держало, и я ушел к женщине, с которой встречался много лет. Когда Олечка приезжала с мужем к Кате, я приходил домой, и мы проводили время вместе. С Катей мы не разводились, но не общались, только когда младшая приезжала.

Помню, как увидел Олю беременной. Как он мог тронуть мою девочку! Я тут же говорил себе, что это глупо, и старался выпить, чтобы смягчить свое странное, нелепое недовольство и осуждение. А когда родился внук, я почувствовал такую радость, как будто это наш общий с Олей ребенок. Это я сейчас понимаю и могу сказать. Тогда я считал, что просто очень рад внуку. Мы с ним такие друзья!

Я всю жизнь пил, от этого, наверное, и уйду в мир иной. Алкоголь мне позволял смягчить невыносимую боль любви и проявлять свои чувства к Ольче хотя бы в словах и подарках. Ради нее все, только с ней жизнь имела смысл и краски.

Спасибо тебе доченька, что ты осветила мою жизнь!

Ольга, дочь

Папу я любила всегда, до самой его смерти. Вопреки его пьянству, вопреки всему… Я была его избранницей, принцессой, любовью. Мама с этим как-то смирилась, а сестра меня ненавидела, да и сейчас тоже.

Валю родители не любили. Она – дитя «социального заказа». Раз поженились, значит, нужно родить ребенка. Тогда не задумывались, хотите – не хотите. Так положено.

Валя им радости не принесла, одни заботы. Папа выпивал, а мама шла на аборты. Она сама мне рассказывала. Потом решила, что рождение ребенка ее осчастливит, возможно, думала, что муж изменит к ней свое отношение. Папа тоже хотел сына, но их ждала неудача. После абортов одна замершая беременность, потом вторая. И вот пятая… Ждали мальчика, но родилась я. Папа был счастлив, для мамы я тоже долгожданный ребенок, наконец-то. Но счастья не случилось.

Я помню себя рано. Меня любили, восхищались, наряжали. Я обожала папу, он был самый лучший. Помню, как в шесть лет я пригласила его на танец, помню волшебное чувство прикосновения его рук! Так хотелось быть еще ближе! Восхитительно! Я готова была танцевать с папой всегда.

Позже я стала различать папины состояния: его сдержанность, когда он был трезв, и распущенность, когда был пьян. Мама спала в комнате с нами, со мной и сестрой. Отец мог вломиться в комнату, перепутав ее с туалетом, и приставать ко всем, кто под руку попадется. Мама ограждала нас, уводила его, хотя это было непросто. Чтобы не пропустить его вторжения, мы поставили мой обруч между шкафом и кроватью так, чтобы папа не мог распознать дверь. Мама просыпалась и уводила его в туалет, а потом в его комнату. Однако, будучи трезвым, папа был очень сдержанным. Выдавали только его глаза, наполненные восхищением, но смотрел папа так только на меня.

С моим взрослением радость своей исключительности для папы сменилась тревогой и осознанием, что мама и Валя ему совсем неинтересны. С одной стороны, это было привычно, а с другой – я мало понимала, что вся наша семья держалась на мне. Точнее, на привязанности отца ко мне.