Каждый способен на убийство. Теория убийств, которая стала классикой - Дэвид М. Басс

любопытный факт свидетельствует, что с точки зрения метаболизма мыслительные процессы – дорогое удовольствие. Энергия, направленная на решение одной задачи, уже не может быть потрачена на решение других. Разумеется, затраты на мышление не ограничиваются количеством калорий. Вторая проблема – это время. Обрабатывая информацию, связанную с одной задачей, мозг приостанавливает когнитивную работу над другими – на языке экономики это называется альтернативными издержками[52]. Мы не можем одновременно думать о сложностях на работе и проблемах в личных отношениях (если только эти отношения не мешают работе или работа не мешает им!). Характер, содержание и продолжительность мечтаний дают красноречивые подсказки о насущных проблемах, для решения которых, собственно, и развился разум. В тот или иной период жизни мысли об убийстве посещают большинство нормальных людей; даже родственники и друзья, в чьей доброте мы не сомневаемся, – приветливые коллеги, преданные мужья, терпеливые почтальоны – подумывают кого-нибудь убить.

Чтобы понять, почему подобные мысли могут быть частью психологии человека, рассмотрим когнитивную деятельность, посвященную другой важной вещи, о которой многие размышляют довольно часто, – сексу. Сексуальные мысли возникают до действий, но приводят к ним не всегда. Фактически подавляющее большинство остается просто мыслями. И к счастью! Тем не менее эротические сценарии, разыгрываемые в уединении сознания, выполняют огромное количество чрезвычайно полезных функций. Во-первых, позволяют определить, что нас возбуждает, а что вызывает отторжение. Во-вторых, мы можем визуализировать интрижки на стороне, не ввязываясь в них в реальности. В-третьих, фантазии дают возможность тщательно проанализировать последствия сексуальных намерений до их осуществления. Мы можем в подробностях вообразить сексуальную сцену и только потом решить, стоит ли воплотить это на практике. Наконец, данные мысли мотивируют предпринимать шаги, на которые прежде не хватало смелости.

Помимо прочего, мысли об убийстве позволяют моделировать альтернативные сценарии, а также взвешивать риск, выгоду и последствия каждого. Рассмотрим фантазию одной из участниц нашего исследования – 23-летней женщины, которая подумывала об убийстве соперницы.

Мой парень изменял мне с этой девицей. Она была настоящей сукой. И этот идиот собирался бросить меня ради нее! Как же я ее ненавидела! Она не только увела моего парня, но и обращалась с ним как с дерьмом. Мне хотелось задушить ее или отрубить ей голову.

Когда мы спросили о помехах в реализации фантазии, она сказала, что ее непременно поймают, а провести всю жизнь за решеткой не хочется. На вопрос, что побудило бы ее совершить настоящее убийство, опрашиваемая ответила: «Если бы я точно знала, что меня не найдут». Мысленно прокручивая сценарии, женщина смогла оценить риск и выработать альтернативные способы отмщения. В данном случае респондентка выбрала распространение злонамеренных сплетен о сопернице – а именно, что она шлюха.

Задумайтесь на минутку: вам когда-нибудь приходила в голову мысль кого-нибудь убить, пусть даже на мгновение?

На одну реальную попытку приходятся сотни, даже тысячи мыслей, которые остаются нереализованными. Хотя размышления об убийстве обычно предшествуют фактическому убийству, они не всегда приводят к конкретным действиям. Это подтверждает и наше исследование мичиганских убийств. На самом деле большинство фантазий содействуют торможению гомицидальных импульсов, подавляя «жажду крови»: обычно мы приходим к выводу, что цена слишком высока, и выбираем более эффективные и менее рискованные решения.

Впрочем, это не означает, что фантазии нельзя считать «подлинным» выражением убийственных намерений. Наоборот, гомицидальные мысли предшествуют почти всем реально совершаемым убийствам[53]. Хотя нам редко удается узнать, о чем думал преступник накануне, следующий случай из мичиганского исследования дает представление о характерных мыслях и идеях, чаще всего возникающих перед расправой.

За две недели до убийства жены Чарльз Уизерспун* признался боссу, что хочет ее убить. «А у вас когда-нибудь было такое чувство?» – спросил он. За день до убийства он встретился с другом и сообщил, что «собирается надрать Сьюзен* задницу или нанять кого-нибудь, чтобы ее прикончили». По словам других свидетелей, «обвиняемый действительно высказывал угрозы в адрес жены. Он говорил, что знает, где она живет, и был достаточно зол, чтобы пойти на преступление». Как выяснилось позже, двумя неделями ранее супруга оставила его. Следователю мужчина пожаловался, что любил жену, а она собиралась развестись с ним без всякой видимой причины. В день убийства он отпросился с работы, чтобы съездить домой и покормить детей. «Я обожаю сыновей и горжусь ими, – сказал он. – Я люблю их и знаю, что они любят меня».

Покормив мальчиков, Уизерспун сел в машину и отправился на поиски жены. Прикинувшись частным детективом, он явился к ней на работу и показал нескольким сотрудникам фотографию женщины, которую якобы разыскивал за мошенничество. Под видом детектива Уизерспун заглянул в бар, который часто посещала Сьюзен, после чего наведался к одной из ее подруг. Позже эта женщина сообщила полиции, что он был довольно вежлив и в его речи не было ничего необычного. Когда Чарльз наконец разузнал место жительства Сьюзен, он вернулся домой, взял винтовку и патроны и снова уехал. Машину припарковал в квартале от ее нового дома, а остальное расстояние прошел пешком. Перерезав телефонные провода, он подождал, когда Сьюзен сядет у окна, прицелился и выстрелил. На допросе мужчина настаивал, что не хотел убивать жену и навел на нее оптический прицел с одной единственной целью – убедиться, что это правда она. Выстрел произошел сам собой. Он вообще не собирался использовать винтовку и принес ее «просто чтобы напугать, заставить вернуться домой, показать, что я не шучу…». После убийства Чарльз разломал винтовку на части и закопал их в поле.

Когда его спросили, почему он застрелил жену, Уизерспун ответил: «Это долгая история. Все не так просто. За 40 дней до смерти она оставила меня. Когда я пришел с работы, она подбежала и крепко поцеловала. И дрожала – будто боялась. Страх в ее глазах заставил меня насторожиться. Что-то было не так. Конечно, я догадывался, что она мне изменяет. А потом она уехала, и я не знал куда. Я думал, она обратилась в женский приют или что-то в этом роде. В конце концов Сьюзен позвонила и сказала, что подает на развод… Это случилось через две недели после ее отъезда. У меня чуть сердце не разорвалось. Я подозревал, что она может так поступить, но в глубине души не верил. Я знал, она меня любит. Я тоже ее любил и надеялся уговорить вернуться. Я потерял работу, и теперь она разводится со мной. Почему все так поступают? Я не понимаю… В сущности, я ведь неплохой человек». Уизерспун также отметил, что один знакомый «наверняка попытается залезть ей в