Борис Черток - РАКЕТЫ И ЛЮДИ

В марте 1953 года я был на полигоне в Капустином Яре. Мы готовили к летным испытаниям ракеты Р-5. Неожиданно в монтажно-испытательном корпусе зазвучали из динамиков позывные Москвы. Передавалось правительственное сообщение о смерти Сталина.

У боевых офицеров, участников войны, которых я знал еще по Германии и никогда не мог заподозрить в сентиментальности, выступили слезы! Не стыдясь слез, мы обращались друг к другу с вопросом, который в те дни задавали миллионы: «Что теперь будет? Как будем жить?». Вот такой гипнотической силой обладало имя Сталина. Ведь эту ракету, у которой мы слушаем сообщение о его смерти, мы создаем по его указанию. Все, что здесь на полигоне и в стране создано для ракетной техники, – это его воля, направленная на ограждение страны и каждого из нас от неминуемой агрессии американского империализма.

Вот такие были мысли тогда, в 1953 году.

За три года многое изменилось. Имя Сталина уже перестало обожествляться. Но то, что доложил Хрущев XX съезду, а сегодня нам рассказывал Серов, потрясало куда сильнее, чем в 1953 году сообщение о смерти Сталина.

Когда Серов кончил доклад, в притихшем зале раздался громкий, срывающийся на крик женский голос:

– Иван Александрович! Объясните, вы-то где были? Вы кем были, что делали? Наверно, громче всех кричали: «Слава Сталину!» Какое право вы имеете говорить о злодействе Берии, если были его заместителем?

Все смотрели на стоявшую в середине зала пожилую женщину. Это была, как потом выяснили, работница листоштампового цеха.

Серов долго молчал. Зал ждал и тоже молчал. Наконец, Серов встал и ответил:

– Я во многом виноват. Но виноваты и вы, все здесь сидящие. Вы разве не славили Сталина на всех своих собраниях? А сколько раз каждый из вас вставал и до устали аплодировал, когда упоминали имя Сталина на ваших конференциях и собраниях? Теперь партия хочет освободиться от этого культа. Всем нам трудно, и не будем предъявлять счета друг другу.

Обсуждений, прений не было. Мы расходились с этого партийного актива с двойственным чувством: подавленные раскрытыми ужасающими фактами и с надеждой, что теперь-то всем будет легче дышать. Может быть, даже дело пойдет к окончанию «холодной войны».

Много лет спустя я разговорился с работавшим в нашем отделе секретной документации пожилым, тихим и скромным сотрудником, о котором говорили, что он попал на работу в ОКБ-1 по личной просьбе Серова. Я спросил, что он знает о деятельности Серова как заместителя Берии. Оказалось, что он во время войны был адъютантом Серова. Он рассказал несколько эпизодов, характеризующих исключительное бесстрашие Серова на фронтах в самых тяжелых ситуациях. Вместе они попадали в такие переделки, после которых чудом остались живы. К репрессиям Серов прямого отношения не имел, но, конечно, много знал. Берию он не боялся, и непонятно, почему Берия его терпел.

НА ПЕРВОЙ РАКЕТНОЙ ПОДВОДНОЙ ЛОДКЕ

Среди ветеранов ракетной техники до сих пор идут споры о том, кто первый выступил с идеей использования ракеты Р-11 для вооружения подводных лодок. Не ввязываясь в эти споры, я могу утверждать, что, несмотря на большое количество скептиков, среди которых были Пилюгин и Рязанский, Королев без колебаний поддержал, а может быть и сам предложил первый, эту идею. Когда среди множества дел и забот у Королева решались вопросы о ракете для морского флота, он отдавался этой проблеме с нескрываемым энтузиазмом, отодвигая в ее пользу другие, тоже, казалось бы, неотложные дела.

На состоявшейся в феврале 1991 года в Санкт-Петербурге научно-технической конференции, посвященной 35-летнему юбилею первого в мире пуска баллистической ракеты с подводной лодки, говорилось, что идея вооружения подводных лодок баллистическими ракетами была выдвинута военными моряками еще в 1952 году. При этом упоминалась инициатива группы энтузиастов, возглавляемой инженер-контр-адмиралом Н.А. Сулимовским. Предложение военных моряков не могло быть реализовано на базе ракет Р-1 или Р-2. Только с появлением ракеты Р-11 на высококипящих компонентах, рассчитанной на подвижный старт, появилась практическая возможность разработки модификации баллистической ракеты дальнего действия, стартующей с подводной лодки. К новому виду оружия моряки, по сравнению с сухопутными военоначальниками, относились с большим энтузиазмом. Я уже писал о том, какой скептицизм высказывался многими боевыми генералами при сравнении эффективности обычных вооружений и ракет. Моряки оказались значительно более дальновидными. Они предлагали создать новый класс кораблей – подводные корабли-ракетоносцы, обладающие уникальными свойствами. Подводная лодка, вооруженная торпедами, предназначалась для нанесения ударов только по кораблям противника. Подводная лодка, вооруженная баллистическими ракетами, становилась способной поражать с моря наземные цели, удаленные от нее на тысячи километров, оставаясь неуязвимой.

Королев любил разрабатывать новые идеи и требовал такой же любви к новому от своих сподвижников. Но в таком необычном начинании прежде всего были нужны сильные союзники среди «судаков» – судостроителей.

Союзником Королева оказался главный конструктор ЦКБ-16 Николай Никитович Исанин. Это был опытный корабел, который начал заниматься подводными лодками, пройдя школу строительства тяжелых крейсеров и линейных кораблей. Во время войны он занимался самым тогда популярным видом судов – торпедными катерами. Главным конструктором дизельных подводных лодок Исанин стал всего за два года до встречи с Королевым. Он смело взялся за переделку своего проекта «611» под ракетоносец.

Исанин, внешне ничем особенным не выделявшийся среди других морских инженеров, с которыми мы начали встречаться, сразу же очень располагал к себе. Несмотря на непоказную природную скромность, он обладал спокойной и твердой уверенностью при принятии принципиальных решений. После первых встреч с ним в 1953 году у меня появилось чувство, будто мы с ним давно знакомы. Он быстро изучил характер Королева. И между ними установились очень дружелюбные отношения, хотя Исанин беззлобно подшучивал над свойственной Королеву вспыльчивостью. Надо признать, что этими шутками Исанин еще более располагал к себе нас, ближайших сотрудников Королева.

После того как подводная тематика перешла к Виктору Макееву, мы уже много лет не были связаны с Исаниным по работе, но на встречах в Академии наук у нас всегда находилось много общих тем для обсуждения. Он оставался в общении таким же добродушно-ироничным. Во время шаблонных и скучных отчетных докладов мы с ним не раз, удалившись из зала заседаний, вспоминали минувшие дни. Он при этом неистово курил и так же беззлобно, как прежде, подшучивал над новыми порядками.

Несмотря на то, что ракета Р-11 уже летала, ее доработка плюс новое морское, вместо наземного, оборудование, по нашим расчетам, требовали трех-четырех лет. Но Королев о таких циклах и слушать не хотел.

Пилюгин, находясь в оппозиции к морскому увлечению, доверил решение всех управленческих проблем Владилену Финогееву. Этот высокий, светловолосый, очень подвижный и энергичный молодой заместитель Пилюгина сразу завоевал наши симпатии. По вопросам управления мы общались с ним, не обращаясь к Пилюгину. Кузнецов, считавшийся у нас старым «морским волком», лучше других понимал, какие новые и трудные проблемы нужно будет решать с помощью гироприборов.

После уговоров и дискуссий, с согласия Кузнецова, вся проблема разработки командных приборов была поручена Ленинградскому НИИ-499, в котором к этому времени главным конструктором был молодой Вячеслав Арефьев.

Самое главное, что мы должны были решать, как будем пускать – с надводного или подводного положения. Исанин убедил Королева, что разработку надо разбить на две очереди. Первая – доработка существующих или уже строящихся подводных лодок для пуска с надводного положения. Для этого в прочный корпус готовой лодки встраиваются по крайней мере две прочные вертикальные шахты, снабженные специальными подъемными устройствами. Шахты закрыты крышками, которые открываются перед пуском. Ракеты в заправленном состоянии должны находиться в сухих шахтах с гарантией безотказного действия после длительного подводного похода, который может продолжаться не один месяц. Эта проблема длительного хранения была непростой и для Исаева, который всегда опасался потери герметичности коммуникаций и коррозионной агрессивности выбранных им компонентов для двигательной установки. Проект большой подводной лодки «611» после недолгих дискуссий был выбран для переоборудования в первый подводный ракетоносец. Две вертикальные шахты прорезали прочный корпус в диаметральной плоскости за боевой рубкой.

Еще одна проблема носила чисто морскую специфику. В случае всплытия лодка неизбежно будет подвержена качке. Пуск ракеты с качающегося основания вместо надежно стоящего на земле стартового стола – это не сразу укладывалось в наши сухопутные представления о технике прицеливания и последующего поведения ракеты. Беспокойство вызывало и поведение жидкого наполнения баков. Наконец, как попасть в заданный квадрат, если мы не заложили точные координаты места старта в заранее подготовленные баллистиками расчеты и таблицы. На полигоне трудилась целая команда геодезистов, которые точно привязывали к географическим координатам место старта, «провешивали» направление стрельбы и с точностью до метров докладывали после пуска отклонения точки падения от расчетной. А как это делать в штормовом море?