Воля Неба и судьба человека. Труды и переводы - Лариса Евгеньевна Померанцева

не смею. Но если великий ван поверит речам заезжего слуги, смерть не посчитаю за несчастье, погибель не приму за печаль, покрою тело лаком и уподоблюсь прокаженному, распущу волосы и стану безумцем – ничто не устыдит меня.

Кроме того, смерть это то, что человеку никак не избежать: умерли и Пять предков, несмотря на всю свою мудрость; умерли Три вана при всей своей добродетели; умерли Пять правителей при всем своем достоинстве; умерли и У Хо, и Жэнь Би – сила их им не помогла; умерли и Чэн Цзин, и Мэн Бэнь, и царевич Цин Цзи, и Ся Юй – как ни были храбры. Коли уж дойдет до крайности, то мое самое большое желание – принести хоть какую-то пользу Цинь. Что мне при этом несчастья? Вот У Цзысюй с торбой вышел из ворот заставы Чжао-гуань, ночью шел, днем скрывался, дошел до реки Линшуй – маковой росинки не было во рту. На коленях, на четвереньках ползая, отбивая поклоны, обнажив плечо, бил в барабан и дудел в дудку, собирая милостыню на рынке в У, а в конце концов привел к возрождению царство У, сделал Хэ Лу правителем. Если бы я, ваш слуга, мог рассчитывать на осуществление планов подобно У Цзысюю, то пусть бы к его несчастьям прибавилась еще и темница, и чтоб во всю жизнь не видеть мне света – я с радостью пошел бы на это, о чем печалиться?

Цзицзы и Цзеюй вымазали свое тело лаком, стали похожи на прокаженных, распустили волосы словно безумцы – без всякой пользы для государя. Пусть даже я поступил бы как Цзицзы – если бы это принесло пользу достойному государю, это стало бы моей славой. Чего бы тогда стыдиться? Но вот чего я боюсь: я страшусь, что после моей смерти Поднебесная, видя, что слуга истощил все силы в преданности и умер, замкнет уста, остановится в сомнении, не решаясь повернуть свое лицо в сторону Цинь!

Вы прежде всего боитесь сурового нрава царицы-матери, кроме этого не уверены в коварных слугах, поселились в уединенном дворце, окружили себя мамками и дядьками, постоянно пребываете в сомнениях и не с кем вам разобраться, где светлое, а где порок.

Самое большее, что может от этого произойти, – потеряете храм предков, самое меньшее – сами попадете в беду.

Вот чего я опасаюсь! Ни бедности, ни позора, ни смерти, ни погибели я не страшусь. Если своей смертью я помогу Цинь обрести мир, достоинство мое требует, чтобы я умер.

– Что вы такое говорите, учитель! – проговорил циньский ван, стоя на коленях. – Циньское царство, правда, – глухое захолустье, а я невежествен и темен, но, к счастью, вы, учитель, пристыдили меня! Само Небо обеспокоило вас ради меня, чтобы остался нерушим храм царственных предков. Небо послало радость прежним ванам и не отвергло меня сироту, дав мне удостоиться ваших наставлений. Как вы можете так говорить! Во всех делах – малых и больших, касающихся тайхоу или крупных чинов, я хочу иметь ваш совет, чтобы быть избавленным от заблуждений.

Фань Суй поклонился, циньский ван тоже поклонился. Тогда Фань Суй сказал:

– Государство великого вана хорошо защищено со всех четырех сторон: на севере – Сладкие источники и Устье ущелья; на юге его опоясывают реки Цзин и Вэй; справа находятся Лун и Шу; слева – Гуань и Фань. Отборных молодцов у вас – сотни тысяч, боевых колесниц – тысяча. В случае удачи можно атаковать, нет удачи – можно уйти в оборону. Таковы ваши земли. Народ ваш остерегается драк за свои интересы, но мужествен в войне за общее дело. Таков ваш народ. Вы объединяете эти два богатства и владеете ими. С такими мужественными солдатами, с таким множеством боевых колесниц и конницы подчинить себе чжухоу так же легко, как потравить ханьскими псами хромоногого зайца. Вы можете стать баваном! А вот ваши придворные чины не соответствуют своему месту: то, что вы сидите с запертой Заставой в течение уже пятнадцати лет и не смеете высунуть носа к востоку от гор, – это результат непреданной политики Жан-хоу и упущений в планах великого вана.

Циньский ван, стоя на коленях, сказал:

– Я хотел бы послушать об упущениях в планах.

Однако, поскольку свита вана подслушивала их разговор, Фань не решился говорить о внутренних делах, а стал говорить о внешних, чтобы посмотреть, как циньский ван отнесется к этому.

– Жан-хоу хочет, пройдя через Хань и Вэй, штурмовать циские города Ган и Шоу, – продолжал он. – Это не годится. С малыми силами нельзя нанести урон Ци, а действовать со многими – себе в ущерб. Я думаю, что план вана, рассчитывающий на свои малые силы и на полное использование сил Хань и Вэй, не разумен. Разве можно, зная, что соседнее царство не дружественно, идти через него, чтобы напасть на другое? Это очень далеко от настоящего плана!

Некогда циский Минь-ван на юге атаковал Чу, разбил войска, убил полководцев, заново распахал земли на тысяче ли, а к землям Ци это не прибавило ничего. Разве не хотели они этой прибавки? Да расположение этих царств не позволило это сделать. Чжухоу, видя, что Ци слабеет, нет в нем мира между господином и слугой, подняли войска и наголову разбили его. Опозоренные воины, истощенные солдаты – все обвиняли вана, говоря: «По чьему плану это содеяно?» И ван отвечал: «Вэнь-цзы составил этот план». Крупные чины подняли смуту, а Вэнь-цзы бежал. Ци было разбито потому, что пошло походом на Чу, дав разжиреть соседним Хань и Вэй. Как говорят, «воспользовались разбойничьим войском для доставки провианта ворам».

Не лучше ли вану сближаться с дальними царствами и нападать на ближних, тогда сколько ни добыл земли – чи или цунь[589] – все вáново. А ныне вместо этого идти походом далеко, разве не значит совершать ошибку?

Кроме того, некогда Чжао поглотило Чжуншань, занимавшее площадь в пятьсот ли в округе. Свершив этот подвиг, оно прославило себя, а польза последовала сама собой, так что в Поднебесной никто не мог ему повредить.

Ныне Хань и Вэй занимают срединное положение между царствами, являясь осью Поднебесной. Если ван хочет стать баваном, он должен непременно сблизиться с центральными государствами, стать этой осью Поднебесной, чтобы грозить Чу и Чжао. Чу станет сильным – надо сближаться с Чжао, а Чжао станет сильным – надо сближаться с Чу. Если мы сблизимся с Чу и Чжао, это устрашит Ци. А если Ци испугается, то непременно придет к Цинь