Быть собой: новая теория сознания - Анил Сет

волшебного объекта. Ощущение было почти сверхъестественное. Таинственная завеса приоткрылась, явив на свет самое сокровенное. Я смотрел прямо в механизмы человеческого «я».

* * *

Операция прошла как планировалось. Где-то после восьми вечера Майкл оставил практиканта накладывать швы, а меня взял с собой на беседу с родственниками юного пациента. Они смотрели на нас с облегчением и благодарностью. Интересно, что бы они почувствовали, если бы увидели то, что несколькими часами ранее видел я?

Позже, возвращаясь по темной зимней дороге домой, я вновь вспомнил, как формулировал трудную проблему сознания Дэвид Чалмерс: «Мы сходимся во мнении, что у сознания имеется физическая основа, но не можем объяснить, почему и как сознание на этой основе возникает. Почему физические процессы в принципе должны порождать богатую внутреннюю психическую жизнь? Объективной логики в этом нет никакой, и тем не менее жизнь возникает»[394].

Сражаясь с этой загадкой, философия выдвинула ряд гипотез — от панпсихизма (сознание присутствует в той или иной степени везде) до элиминативного материализма (сознания нет, по крайней мере в привычном нам понимании) и весь спектр промежуточных версий. Но наука о сознании — это не выбор из предложенного меню, каким бы фешенебельным ни был ресторан и каким виртуозом — его шеф-повар. Это, скорее, готовка из того, что нашлось в холодильнике, при которой, смешивая всё в новых и новых сочетаниях ингредиенты из философии, нейронауки, психологии, информатики, психиатрии, машинного обучения и так далее, мы получаем в итоге что-то отличное от прежнего.

В этом суть подхода к изучению сознания с точки зрения настоящей проблемы. Признать, что сознание существует, а затем спросить, как его феноменологические свойства (каким образом структурируется разный сознательный опыт, какую форму принимает и т.п.) соотносятся со свойствами мозга, являющегося частью телесного организма и встроенного в окружающий мир. Поиск ответов на эти вопросы можно начать с идентификации соответствия тех или иных паттернов активности мозга тем или иным разновидностям сознательного опыта, но это не значит, что все сведется и должно свестись только к этому. Необходимо выстраивать все более надежные и прочные объяснительные мосты между механизмами и феноменологией, чтобы взаимосвязи, которые мы вычерчиваем, обретали логику, а не выглядели случайными. Какую же логику они должны обрести в данном контексте? Все ту же — объяснение, прогнозирование, контроль.

В исторической перспективе эта стратегия — отражение того, как научное понимание законов жизни одерживает верх над магическим мышлением витализма, вычленяя свойства живых систем, а затем объясняя каждое из них с точки зрения находящихся в их основе механизмов. Конечно, жизнь и сознание — это разные явления, хотя, надеюсь, теперь-то я уже успел убедить вас, что они связаны теснее, чем может показаться на первый взгляд. Стратегия и для того и для другого одна. Подход с точки зрения настоящей проблемы, не предполагая ни попыток решить трудную проблему сознания с наскока, ни задвинуть на второй план эмпирические характеристики сознания, вселяет подлинную надежду примирить физическое с феноменальным и в результате не решить трудную проблему, а развенчать.

Мы начали свой путь с рассмотрения уровня сознания — разницы между пребыванием в коме и осознанным бодрствованием, — делая основной акцент на важности измерений. Главный вывод, к которому мы на этом этапе приходим: предлагаемые для измерения параметры, такие как каузальная плотность, информативность и интегративность, взяты не наобум. Они выражают крайне консервативные свойства любого сознательного опыта, указывая, в частности, на то, что любое сознательное впечатление едино и отлично от любых других сознательных впечатлений. Любой осознанный опыт переживается «как целое», и любое такое переживание имеет свой собственный характер.

Затем мы перешли к обсуждению природы содержания сознания, а именно к ощущению себя сознательным «я». Я перечислил ряд задач, побуждающих нас пересмотреть картину, которую нам рисует неискушенный интуитивный взгляд, и принять новую, посткоперниканскую точку зрения на сознательное восприятие.

Первая задача — рассмотреть восприятие как активный, конструктивный процесс, ориентированный на действие, а не пассивное отражение объективно существующей внешней действительности. Воспринимаемый мир одновременно меньше и больше того, что может представлять собой эта объективная внешняя действительность. Наш мозг выстраивает окружающий мир в байесовском процессе наиболее вероятного предположения, в котором сенсорные сигналы служат главным образом для того, чтобы удерживать в рамках наши постоянно развивающиеся перцептивные гипотезы. Мы живем в контролируемой галлюцинации, которую эволюция создавала не ради точности, а ради пользы.

Вторая задача обращает это открытие внутрь, к ощущению бытия собой. Мы выяснили, что наше «я» — это тоже восприятие, еще одна разновидность контролируемой галлюцинации. Составляющие нашего «я» — от ощущения личностной идентичности и непрерывного существования во времени до зачаточного ощущения бытия живым организмом — определяются все той же перекличкой направленных изнутри наружу перцептивных прогнозов и устремленных извне внутрь ошибок прогнозирования, хотя теперь эта перекличка происходит большей частью не за пределами тела, а внутри.

Последняя задача — увидеть, что истоки и первоочередная функция прогнозных механизмов сознательного восприятия заключаются не в том, чтобы представлять мир или тело, а в том, чтобы контролировать и регулировать наше физиологическое состояние. Совокупность нашего восприятия и когнитивных процессов — вся панорама человеческого чувственного опыта и психической деятельности — формируется глубинным биологическим побуждением оставаться в живых. Мы воспринимаем мир вокруг и себя в нем при участии, посредством и благодаря нашему живому организму.

Такова моя теория животного-машины — современная версия (или инверсия) концепции l'homme machine («человека-машины») Жюльена Офре де Ламетри. И именно здесь намечаются самые глубокие сдвиги в наших представлениях о сознании и «я».

Если раньше нам было непонятно, почему ощущение «бытия собой» так отличается от ощущения мира вокруг, то теперь мы можем рассматривать их как разные выражения одного и того же принципа перцептивного прогнозирования, а различия в феноменологии возводить к различиям в участвующих разновидностях прогнозов. Какие-то перцептивные умозаключения направлены на выяснение того, что касается объектов внешнего мира, какие-то — на контроль происходящего внутри тела.

Увязывая психическую деятельность с физиологической действительностью, мы наполняем давние представления о преемственности жизни и разума новым смыслом, подводя под них прочные опоры концепций прогнозной обработки и принципа свободной энергии. Эта глубинная преемственность, в свою очередь, сближает нас с другими животными и остальной природой и, соответственно, отдаляет от бестелесных вычислительных процессов искусственного интеллекта. Таким образом, сознание и жизнь притягиваются друг к другу, а сознание и разум, наоборот, отталкиваются. Этот пересмотр нашего места в природе касается не только нашего физического тела, биологического организма, но и нашего сознательного разума, восприятия окружающего мира и бытия теми, кто мы есть.

* * *

Лишая человека статуса