Воля Неба и судьба человека. Труды и переводы - Лариса Евгеньевна Померанцева

соблюдается правильное соотношение этих частей. Залогом этого является соответствующее воспитание членов общества. «Изречения» («Лунь юй») Конфуция и представляют собой такой своеобразный кодекс правил, которыми должен руководствоваться цзюньцзы в домашней и общественной жизни. Причем характерно, что правила относятся только к цзюньцзы. Народ же, во-первых, и не может обладать этими добродетелями, а во-вторых, и не должен, потому что его дело – «следовать», т.е. повиноваться, а не управлять. Социальная ориентированность этого идеала выражена в такой формулировке: «Цзы Лу (ученик Конфуция.– Л.П.) спросил, что такое „благородный муж“. Учитель (т.е. Конфуций.– Л.П.) отвечает: „Совершенствование себя ради воспитания в себе учтивости“. „И только?“ – „Совершенствование себя ради покоя других“.– „И только?“ – „Совершенствование себя ради покоя всех“ (ЛЮ, Х1У, 42)»[403]. Таким образом, добродетели «благородного мужа» не являются его частными достоинствами, но общественно полезными – когда правящие таковы, то и государство покоится в мире.

«Благородный муж» должен обладать «знанием» (чжи), которое равно знанию того, что есть добродетель. Знание добродетели предполагает и действие в соответствии с этим знанием. Чтобы быть добродетельным, достаточно знать, в чем заключается каждая добродетель. Вот этому «знанию» и учит Конфуций.

Среди всех добродетелей первое место принадлежит «ритуалу» или «обряду» (ли), т.е. знанию и соблюдению правил, предусмотренных на всякий случай жизни «благородного мужа» – дома, в храме предков, при дворе, на пиру и т.д. «Обряд» (или «ритуал») выступает в качестве мерила поведения «благородного мужа», с ним он соразмеряет свои поступки: «Учтивость без обряда превращается в суетливость, осмотрительность – в робость, храбрость – в дерзость, а прямота – в грубость» (ЛЮ, VIII, 2, см. также 1, 12; III, 4; XII, 15 и др.). По мнению Конфуция и его учеников, соблюдение обряда ведет к «согласию» (или гармонии – хэ), поскольку его функция – «сдерживать» (цзе) неумеренность поступков (ЛЮ, 1, 12). Поэтому мера, а в применении к конфуцианству правильнее сказать – «умеренность», составляет одно из важнейших свойств «благородного мужа».

В представлении Конфуция «благородный муж» прежде всего – идеальный член общества, свято выполняющий по отношению к нему свои обязанности – нравственные и гражданские, причем последние, в интерпретации Конфуция, опять же трактовались как нравственные: «Редко бывает, чтобы почитающий родителей и старших выступил против высших; никогда не бывает, чтобы не выступающий против высших поднял смуту. Благородный муж служит корню [вещей], корень устанавливается, и правильный путь рождается. Почтение к родителям и старшим и есть корень добродетели» (ЛЮ, I, 2).

В обрисовке цзюньцзы немало внимания уделено его внешнему виду и манере себя держать, поскольку по форме узнается добродетель: «благородный муж» серьезен и внушает благоговение (ЛЮ, I, 8; XX, 2), спокоен и уравновешен (ЛЮ, VII, 36; XII, 4; XIII, 26; XV, 21), лицо выражает искренность; развязность и небрежность чужды его манере (ЛЮ, VIII, 4; XIX, 9), одежда его аккуратна и только правильных цветов (ЛЮ, X, 6; XX, 2), речь лишена вульгарности (ЛЮ, VIII, 4).

Все эти качества могут быть присущи «благородному мужу» от рождения (ЛЮ, XVI, 9) – «знающий от рождения – высший», но Конфуций признает возможность и обучения: «следующий тот, кто приобрел знание учением» (Там же).

Весь комплекс добродетелей и каждую из них в отдельности Конфуций расценивает как некое «украшение», «рисунок» (вэнь), которые наносятся на прирожденную «природу» (чжи) (см., например, ЛЮ, III, 8; XIV, 12). И в этом случае оговаривается, что природа благородного мужа как бы от рождения украшена – «украшение (вэнь) подобно природе (чжи), а природа подобна украшению» (ЛЮ, XII, 8). Оставив в стороне обладающих высшим знанием от рождения, Конфуций призывает других стремиться в воспитании к равновесию «природы» и «украшения»: «если природа одерживает верх над украшением, то это грубость; если украшение над природой – то это плебейство» (ЛЮ, VI, 18). Только равновесие «природы» и «украшения» создает «благородного мужа».

Средством воспитания Конфуций считает три вещи, составляющие по сути дела основы эстетического воспитания: «песни», «обряд» и «музыку». «Воспитание начинается с песен, утверждается с обрядом и завершается музыкой» (ЛЮ, VIII, 8). Под «песнями» имеется в виду тот комплекс народных, обрядовых и культовых песен, а также анонимной политической лирики, который уже сложился как свод ко времени Конфуция, но окончательно был записан и оформлен в конфуцианский канон («Шицзин») во II в. до н. э. «Музыка» значит прежде всего «ритуальная музыка», т. е. та, которая сопровождала разного рода церемонии и была тесно связана с текстом песен и «обрядом».

И в песнях и в музыке Конфуций ценит более всего добромыслие. О песнях он говорил, что значение их покрывается одной фразой: «в мыслях их нет ереси» (ЛЮ, II, 2). То же самое характеризует его отношение к музыке. Музыку Вэнь-вана он называл «прекрасной и доброй», а У-вана «прекрасной, но не доброй» (ЛЮ, III, 25). Вэнь-ван, по преданию, был мудрым правителем одного из царств и прославился своей мудростью на всю Поднебесную. Жил он во времена владычества «порочного» правителя Поднебесной, но, будучи верным подданным, не хотел обуздать его силой. Сын Вэнь-вана, У-ван, придя к власти после смерти отца, немедленно, не дожидаясь похорон отца, выступил в поход против нечестивого владыки и победил его. В глазах Конфуция поступок У-вана не может быть оценен как «добрый», поскольку здесь проявлены и неверность по отношению к правителю и неуважение по отношению к отцу. В музыке и песнях, как, впрочем, во всем, Конфуций особо ценит умеренность. Как несомненное достоинство он отмечает умеренность в выражении чувств в первой песне поэтического канона: «Во „Встрече невесты“ радость не чрезмерна, печаль не ранит» (ЛЮ, III, 20). Наоборот, им резко порицаются искусные речи и «развратные» мелодии: «искусные речи… редко бывают добродетельными» (ЛЮ, I, 3), «искусных речей… стыдился Цзо Цюмин, я тоже их стыжусь» (ЛЮ, V, 25). Он призывает держаться подальше от «краснобаев» и указывает на вред красноречия и «переливающихся через край» мелодий царства Чжэн (ЛЮ, XV, 11). Таким образом, Конфуций признавал воспитательное значение песен и музыки, но отрицательно относился к «неканоническому» искусству. Его высказывание: «Добродетельный обязательно красноречив, но красноречивый необязательно добродетелен» (ЛЮ, XIV, 4) вполне соответствует положению о том, что «благородный муж» не нуждается во многих талантах, знаниях и искусствах (ЛЮ, IX, 6; XIII, 4). Сам термин «прекрасное» (мэй) у Конфуция выступает синонимом «доброе» (шань) или же значит просто внешне красивое (см., например, ЛЮ, XX, 2; XII, 16).

В целом эстетический идеал Конфуция является синтетическим единством прекрасного, доброго и полезного.

Последователи Конфуция – Мэнцзы и Сюньцзы – в целом оставались в пределах этого сформулированного Конфуцием идеала. Небольшие штрихи,