Быть. Монография - Василий Леонидович Курабцев

Тогда можно предположить: если с молитвами идти опасным путем, даже запредельно опасным (а Конюхов именно так всегда и делал), то Господь может помочь и спасти, даже там, где «верная» гибель? Или, для другого путешественника, все пошло бы по неожиданному (худшему) сценарию? Второе вероятнее. Потому что Федор, скорее всего, в каждом путешествии был очень близок к Богу. И Бог из любви к нему его берег.

Откуда в нем это бесстрашие? Например, в Тихом океане он записал: «Поражаюсь высоте волн. Они идут медленно, но такие высокие, что, когда поднимаешься на гребень, видно далеко-далеко. А когда опускаешься между двумя волнами, словно валишься в погреб: даже солнца не видно» [33, 95]. Не «боюсь», а «поражаюсь». Как будто каждый такой взлет к небу и падение «в погреб» не есть знак смертельной опасности.

Вспоминая ураган в Тасмановом море, Федор отметил: «Там метров 20–25 были волны» [33, 88]. И даже высотой в 30 метров. Ветер бывает такой, что «„Караана“ временами ложится парусами на воду» [33, 112]. Откуда в человеке эта иррациональная необходимость страшной игры с собственной смертью? Бывало также, что достаточно тяжелая яхта опрокидывалась кверху дном. И как же он справлялся с этой проблемой?!

В океанах, парадоксально, не до романтики, и рыба, как думают неискушенные о ее обилии, не ловится. «На палубе нашел рыбу и съел ее, не чистя и не жаря. Так хочется чего-нибудь свежего» [33, 165]. Человек – Конюхов – хочет предельно жить и выживать. На меньшее он не согласен. Не есть ли это русский максимализм? Другие народы менее подготовлены к такому форс-мажору.

В свою первую кругосветку Федор надумал как-то искупаться, обмотался веревкой, чтобы не отстать от яхты, «наклонился за борт, чтоб набрать воды, – Боже ты мой! Возле борта стоит акула», метров пяти-шести длиной [33, 157]. «Вся черная, грязная, глаза навыкате» [33, 157]. Пытался отпугнуть ее багром – без реакции. Федор отказался от купания. А ведь мог бы и не отказаться! Однако это показывает наличие и здравого смысла в судьбе нашего экстремала. Впрочем, вероятно, могут найтись и такие экстремалы, которые рискнут «испытать» себя в одиночном купании в открытом океане рядом с огромной акулой. Как говорится, «безумству храбрых» поем мы песню.

«Отгадка» же Федора Конюхова видится так: во-первых, о нем был несомненный Божий промысел. Это почти абсолютно уникальный и редкий промысел. И может быть, поэтому Господь помогал Федору. Федор не испортил Божий замысел о себе, не умалил, не ограничил. И, возможно, рискнул даже на большее (ведь была же у него сильная свобода воли). Он целенаправленно делал из себя, причем с необходимостью, именно промыслительное, выжимая все до последних соков и, кажется, даже больше. Его очевидная вера в Бога, а также еще более убедительное достижение в 2010 году статуса диакона Запорожской епархии УПЦ Московского патриархата, а потом и священника ясно говорят об этом. После второй кругосветки (35000 миль с востока на запад) он признался: «Только с помощью Иисуса Христа я это сделал (выделено мной. – В. К.). Как мне Его отблагодарить?» [33, 335]. Это ясное свидетельство Божьего чуда, сотворенное с человеком. Если это оценивать иначе, мы ничего не поймем в сверхчудесных приключениях Федора Конюхова.

А совершая восхождение на Эверест, Конюхов записал следующую идею: «Чтобы узнать свой путь и как идти по нему, надо все время спрашивать у Бога. Каждый свой шаг, каждое действие сверять с Ним» [33, 269]. Снова перед нами высвечивается чудо верующей жизни. Сверять с Богом! Вопрошать (вразуми, Господи!) и, несомненно, получать ответ. Это живой реальный ответ Божий, о котором знает каждый человек, обладающий опытом личных религиозных откровений.

Однако иногда Конюхов высказывается с долей романтического язычества и поэзии, например, о покорении Эвереста: «Я уверен: мне помог Господь Бог и те, кто пытался совершить восхождение и погиб в этой борьбе. Они невидимой армией поднялись с ледовых стен Эвереста, чтобы преградить путь смерти» [33, 280]. Здесь Конюхов – советский романтик, ложно надеющийся спортсмен. Не помогают и не могут помочь живым погибшие альпинисты.

Во-вторых, Федор прирожденно был готов к такой жизни: «Мой род происходит от поморов Белого моря. Многие поколения моих прародителей были рыбаками» [33, 71].

Не отсюда ли в том числе и такая глубокая любовь к морю? «Я романтик, искатель приключений. Для меня находиться подолгу в море не составит труда, так как я его люблю почти как любимую женщину» (выделено мной. – В. К.) [33, 71]. Неразгаданная никем и никогда тайна любви может действительно способствовать совершению чудес. Она открывает сверхвозможности человека, таинственно помогает ему избавиться от страха и немощей. А любовь к морю – это могучая сила, близкая к мощи половой любви.

В-третьих, это особый смысл жизни путешественника и авантюриста. «По неведомым мне причинам я родился не для легкой жизни, а для наслаждения ею через преодоление трудностей» [33, 71]. Снова приоткрывается тайна уникального Божьего промысла о Федоре Конюхове. «По неведомым мне причинам». И обнаруживается Конюхов – гедонист (помимо тщеславия и экстремального самопознания). Можно увидеть здесь и некую долю мазохизма: наслаждаться трудностью (страдательностью) в процессе достижения высокой цели.

Когда он готовился к одиночному походу к Южному полюсу, то признался в своих подлинных целях: «И тогда можно будет спокойно умереть, зная, что в этом мире, на этой прекрасной Земле, где мне пришлось жить, я сделал то, что должен сделать каждый, – поднять планку способностей человека еще выше (выделено мной. – В. К.), чем она была поднята моими предшественниками» [33, 85–86]. Здесь явлена чудовищная тяга отдельных личностей к максимальным достижениям – вопреки всякому здравому смыслу, расчету, логике, опасностям. Тяга человека к бессмертию согласно Аристотелю. Но почему «должен сделать каждый»? Здесь явная переоценка возможностей «мыслящего тростника».

Но Федор еще в детстве «поднимал планку способностей человека»: был участником необычных детских шалостей и проделок. Закаливал себя тяжелыми пробегами, плаванием в любое время года и др. Однажды ушел неизвестно куда вместе с табором цыган, и мать, плача, с трудом его нашла и привела домой. Много раз мастерил лодку для того, чтобы переплыть Азовское море. Лодку то разбивало волнами, то отец рубил ее в щепки, то лодку воровали и так далее. Но Федор не сдавался.

А во время покорения Эвереста записал: «Интересно, какой экспедицией я завершу свое существование на земле? Перебирая по этапам пройденный жизненный путь, я говорю себе, что жизнь прожита недаром» [33, 278]. «Недаром» –