Течение неба : Христианство как опасное путешествие навсегда - Епископ Григорий Лурье

не могут сделать простейших действий по очищению Церкви от ереси. Переходить к таким из МП — это менять шило на мыло.

Паламизм, то есть имяславие, касается и тех догматов, которые разделяют нас с католичеством и через это с остальными западными формами христианства. Именно в этом основа нашего антиэкуменизма. И, конечно, мы не должны компрометировать себя распространением анти-экуменического ширпотреба, изданного Зарубежной Церковью, в котором католичество плохо, потому что католики и поляки — враги русского народа. В нашем антиэкуменизме не должно быть привкуса ереси филетизма.

Проблема католичества не в том, что католики не любят русский народ, и даже не в том, что они чрезмерно любят Папу, а в том, что они (подобно русскому имяборческому Синоду образца 1913 года) не веруют в нетварную благодать и Божественные энергии, а значит, иначе понимают и догмат о боговоплощении во Христе, и догмат о Троице, и догмат о Церкви, и само спасение в католическом смысле этого слова не является тем спасением, к которому ведет Православная Церковь.

Теперь о сергианстве. В нашем антисергианстве не должно быть привкуса политиканства. Для верующих Истинной Церкви допустимы любые политические убеждения, кроме одного-единственного — мнения о том, что нельзя быть в одной Церкви с носителями таких-то и таких-то политических убеждений. Пока ты не делаешь из своих политических убеждений основания для внутрицерковных разделений, ты имеешь на них право. Политиканское понимание сергианства часто проявляется в том, чтобы отсчитывать его историю с 1927 года, то есть с определенного действия того еретика, именем которого оно названо. Но всякое преступление имеет разные и по-разному наказуемые стадии развития. События 1927 года можно сравнить с убийством, но это убийство готовилось, и преступные замыслы были у убийцы гораздо раньше.

Желание убить само по себе не является уголовно наказуемым, и точно так же церковные правила не позволяют применять санкции к потенциальным преступникам-сергианам, пока те еще не совершили конкретных преступных действий. Человек с психологией убийцы редко начинает с убийства, а сначала совершает много более мелких преступлений, административных правонарушений и просто хамит в быту. Психологу-криминалисту обычно достаточно наблюдений над таким поведением, чтобы понять, что при случае этот человек может и убить. Поэтому сергианство как преступная психология проявляло себя задолго и до 1927-го, и до 1917 года и вовсе не только у Сергия Страгородского и его будущих подельников. Это был мейнстрим дореволюционного епископата — именно в такой психологии воспитывали архиереев в Российской империи. Всякие исключения, как всегда, имели место, но общий тип архиерея был типом церковного бюрократа, который может жить только внутри системы государственной власти. Только после революции и особенно в 1920-е годы в архиереи стали рукополагать другого типа людей, и если бы к 1927 году не было позади нескольких лет начатой Патриархом Тихоном работы по изменению качества архиерейского корпуса, Катакомбная Церковь оказалась бы с самого начала лишена архиереев и не смогла бы получить такого развития, какое она имела в действительности.

Тот же самый дореволюционный типаж архиерея поддерживался в Зарубежной Церкви, поэтому с ее стороны обвинения в «сергианстве» звучали несколько трагикомично. РПЦЗ точно так же встраивалась в политические структуры врагов СССР, как сергиане встраивались в структуры советские. Ее счастье — но отнюдь не ее заслуга, — что враги СССР не требовали от нее чего-либо вопиюще антицерковного. Настоящая готовность архиерейского корпуса РПЦЗ к исповедничеству была проверена в Китае в 1940-е годы, когда только самый младший епископ Иоанн Шанхайский с малой частью китайской паствы и ценой героических усилий избежал пасти коммунизма, а зарубежные лжепастыри сдались красной патриархии и отдали своих верующих в советские лагеря и ссылки. В 1990-е, с окончанием холодной войны, повторилось то же самое, хотя «исповедничество», которое могло бы потребоваться от епископата РПЦЗ, заключалось бы лишь в снижении уровня комфорта. Но сергианский по духу епископат испытывает самый большой дискомфорт, когда у него нет хозяина. Поэтому, получив пинок от американского сапога, он побежит тереться о российский. Русским истинно-православным нужно было хорошо понимать это в 1990-е годы и с самого начала настраиваться на то, что епископат РПЦЗ пригоден только на «генетический материал»., то есть архиерейские хиротонии, и его нужно было как можно скорее отбросить после использования. Преемство хиротоний принадлежало этим трусливым архиереям не по праву, а было ими взято у Церкви, и надлежало его скорее вернуть.

Поэтому осмысленное осуждение сергианства распространяется и на РПЦЗ, и на дореволюционную Российскую Церковь. И оно, таким образом, несовместимо со «старостильным старообрядчеством», которое предлагает поверить, будто до 1927-го или 1917 года в Церкви не было никакой сергианской ереси. Ересь была и процветала — просто это было цветение плевелов, но еще без зрелых ядовитых плодов.

5. Организация церковных общин «снизу»

Аскетические и богослужебные принципы организации церковных общин, о которых говорилось выше, приводят не только к осмысленному отношению к догматике, но и к не менее осмысленному отношению к клиру и к самой потребности общин в клириках. Нужны только такие клирики, которые для этих общин свои и родные.

Если все члены общин живут в режиме спортивной команды на сборах или, лучше, военного отряда, то их отношения с клириками должны быть сравнимы с боевым братством. Они допускают к себе в клир только тех, с кем «пошли бы в разведку».

При этом естественно, что кандидатов в клир общины могут выдвигать только сами. Принцип выборности клира превращается в неизбежный закон жизни, а отнюдь не в отвлеченный идеал. Выборность клира и аскетическая сознательность прихожан — это две стороны одной медали, одного не может быть без другого. Прихожан, которые ходят в церковь, как интеллигенция в филармонию, допускать к церковному управлению нельзя (надо стараться их не допускать даже к причастию).

Функция епископа при выборности священства, помимо самого акта рукоположения, — это функция ОТК: он может только проверить, нет ли у данного кандидата в клир каких-то препятствий к священнослужению, которых могут не заметить члены общины. Зато у епископа в этом случае не будет ответственности за то, что он проверить не может, — то есть подходит ли данный кандидат в клир данной общине на самом деле. Это целиком ответственность самой общины, а епископ просто обязан ей доверять, даже если