Мы были курсантами - Эдуард Павлович Петрушко

Весна

Хоть зима и не сахар для солдата, но есть штука похуже зимы – ранняя весна. Что с того, что отступили морозы? Наступили слякоть и сырость, чередуемые нередкими промозглыми холодами. Везде она, эта проклятая слякоть: и на улице, и в душе.

Ежедневные зарядки укрепляют наш организм, мы становимся привычными к холоду и ветрам. Форма одежды номер два, т.е. с голым торсом. В такой вот «форме» выстраиваемся на плацу, зевая и шустро потирая ладонями голые плечи и руки, быстро покрывающиеся гусиной кожей.

– Первый комплекс вольных упражнений! Начи-на-ай!

На 16-ть счетов, изгибаемся, прыгаем и приседаем. Выглядим как группа хмельных гимнастов. Сидящие на деревьях жирные, как кляксы, вороны следили за нами умными глазами.

И наряды, сплошные наряды. Дневальный по роте Багафтин с 37 группы ночью, стоя на тумбочке, прислонился спиной к стене, глазки прикрыл и маленько прикимаривает, насколько это возможно, стоя. Фишку, соответственно, не срубил, когда в двери роты заглянул дежурный по училищу. Дежурный возмущённо: «Курсант, пи-пи-пи-пи, спишь!!!» На что Багафин с характерным акцентом отвечает: «Кто спишь? Я спишь? Да я пи-пи-пи как спишь!»

Это случилось в конце марта – уже пахло солнцем, сугробы почернели и скукожились, как умирающие медузы, но ветер был еще ледяным, и люди были одеты по-зимнему. У меня постоянно насморк. Часто болею, попадаю в санчасть, сержанты смотрят исподлобья, за спиной слышится «косильщик», ибо распределенные на отделение наряды тянут за тебя другие.

Попадаю в госпиталь, оказывается, виной всему – искривлённая в драке носовая перегородка. Меня записывают на операцию в отделение ЛОР, пару дней наслаждаюсь отсутствием режима и местной столовой. Жизнь с молочными реками и кисельными берегами, думаю о том, как мне повезло… Однако сама операция была болезненная и сложная, лежу, смотрю, как долбят мои хрящи, которые через трубки и клапаны отсоса летят в помойку. Позже хожу с распухшим носом, под глазами синяки, прямо панда, попавшая под трактор.

Со мной в отделении лежал Паша Головачев – хохмач, умница и парень на все руки. Паша поступал со срочной службы, поэтому обладал более широким житейским опытом, чем мы, «гражданские». Начальник отделения, интеллигентнейший гражданский человек в звании п/п-ка, узнал о Пашиных способностях в изготовлении наглядной агитации, сразу попросил оказать помощь. Подполковник достал все необходимое, переселил его в офицерскую палату, где он после ужина допоздна сколачивал и оформлял стенды для санбюллетеней и прочей дребедени. Одних только стенгазет было изловлено на год вперед, начиная с Нового года и до Дня Конституции СССР.

Замечаю, что Паша вечером с товарищем по палате ходит счастливый, за ним несется запах легкого амбре.

– Откуда дровишки? – интересуюсь гундосым голосом, поправляя повязку на носу.

– Проявили военную смекалку. Выясняется, что, как и положено в армейских подразделениях, на телевизоре в отделении должна была стоять табличка с графиком работы телевизора, а также аналогичная на посту медсестры – с ФИО дежурной медсестры. Паша предложил подполковнику сделать их из оргстекла, пояснив при этом, что процесс изготовления происходит на открытом огне. Начальник отделения спросил: «Спиртовка подойдет?» Паша закивал головой, как собачка на панели автомобиля. Каждый день он подходил к заступившей медицинской сестре, получал спиртовку и аккуратно сливал почти весь спирт в бутылек, собрав таким образом необходимое количество огненной воды, разбавив которую, получили ровно 0.5 л пристойного напитка, который добросовестно употребили. Замечу, что таблички были изготовлены в первый же день! «Сначала думай о Родине, а потом – о себе!»

Понедельник – развод. Причем развод общеучилищный на плацу, под руководством самого начальника училища – Колоскова Ю.В. Он для нас небожитель, творец и повелитель. Тщательно подшиваемся, умываемся и набриваемся.

Кажется, что обороноспособность страны именно в понедельник напрямую зависит от нашего внешнего вида. На утренней проверке нас сначала дрюкают сержанты, потом взводный, в окончании ротный или комбат. Зато на построение выходим аккуратные и блестящие, как сойки в зимнем лесу.

Все училище замирает и ждет выхода начальника части. По части не спеша бродила веселая весна, шлепала по лужам босыми ногами. Она то заглядывала в окна в училища, то напевала какую-то мелодичную песенку своим мягким, как творог, голоском.

От нечего делать рассматриваю в десятый раз плакаты, установленные вокруг плаца: портреты вождей, героев, цитаты марксизма-ленинизма и В.И. Ленина. «Учиться, учиться и ещё раз учиться»; «Самое опасное в войне – это недооценить противника»; «Война есть испытание всех экономических и организационных сил каждой нации» и т.д. Все это немного напомнило коммунистическое язычество и идолопоклонство. Мы не все понимаем, плохо разбираемся, но верим и твердеем, как коммунистические орехи.

Наконец-то появляется наш царь и бог – Колосков. Докладывает ему заместитель по строевой подготовке полковник Прудько, фигура одиозная и страшная. Начальник училища, хоть в годах и в теле, но ногу тянет высоко, марширует четко и уверенно. Доклад, командир здоровается с курсантами, мы что есть мочи гавкаем в ответ: «Здравия желаем, товарищ генерал-майор!!!» Полковник Прудько прислушивается к нашим крикам, как сторожевой пес, определяя, какой из курсов издал меньше децибелов.

Идем строевым, отдаем честь стоящему на трибуне руководству части. Идущий рядом суворовец Смыслов, всегда подтянутый и опрятный, опускал ступню на асфальт с каким-то особым остервенением. Казалось, он шел по воде, не касаясь дна лужи, подобно ящерице-василиску или, как ее еще называют, Иисусом Христом. Но, в отличие от быстрой ящерицы, при каждом ударе ноги грязная вода лужи вздымалась и щедро окропляла рядом идущего. В это время я тихо ненавидел Смыслова, хотя наши койки стояли рядом и мы зачастую делились друг с другом самым сокровенным.

Наши преподаватели были разные: откровенные и злые, оригинальные и причудливые. Проводил необычные параллели и давал виртуозные сравнения полковник Ильичев с кафедры военно-инженерной подготовки. В один из дней полковник Ильичев опаздывал на плановое занятие минут на 20. Он, словно диверсант, пробирался по лестничным пролётам с целью незамеченным добраться до 3-го учебного батальона. Зайдя в учебный класс и прервав доклад замкомвзвода, приоткрыл дверь и убедился, нет ли за ним слежки, негромко промолвил:

– Товарищи курсанты, кто видел, как и когда полковник Ильичев зашёл в училище?

Полусонная группа, увидев препода в гражданском костюме, вяло, но в унисон промычала:

– Нет, нет, не видели, никто не видел!

Тогда повеселевший полковник, нежно улыбаясь, на глубоком выдохе с облегчением промолвил:

– Очень хорошо! Запишем тему нашего занятия: «Маскировка».

На следующем занятии полковник Ильичев, прищурив оба глаза, обернувшись