Течение неба : Христианство как опасное путешествие навсегда - Епископ Григорий Лурье

небольшие тексты, а также давались описания рукописных собраний и сведения о рукописях. Если в научном журнале хотя бы небольшая, но постоянная часть материалов относится к текстам и рукописям, интерес международного сообщества к нему будет обеспечен. Но ТОДРЛ советской поры вызывали уважение также и публиковавшимися там исследованиями. В большинстве случаев их темы были довольно тесно связаны с темами будущих научных монографий, посвященных отдельным памятникам древнерусской литературы. Это, с одной стороны, ограничивало тематический охват ТОДРЛ, но, с другой стороны, обеспечивало публиковавшимся там исследованиям основательность. С точки зрения международного авторитета журнала, это себя оправдывало: вас никто не будет ругать за то, о чем вы не пишете вовсе (не говоря о том, что коллеги-слависты, как правило, неплохо представляли себе ситуацию со свободой выбора тематики научных исследований в СССР), но зато будут весьма придирчиво судить о том, о чем вы все-таки решаетесь написать.

Что изменилось в ТОДРЛ «Буланинской» эпохи? То есть той эпохи, когда упали советские ограничения на свободу научных исследований и научных публикаций?

Ведущего международного журнала по славянским литературам — такого, какой можно было бы вообразить, если бы советская власть пала в 1934 году, в год основания ТОДРЛ — не получилось даже близко, да и задача такая не ставится. Немногие иностранные авторы теперь иногда печатаются на своих языках, но «Труды», пожалуй, именно в постсоветскую эпоху гораздо более, чем в 1960-е годы, стали Трудами именно одного отдельно взятого сектора древнерусской литературы и сообщества его настоящих и бывших аспирантов и докторантов. Конечно, и такое издание может быть очень полезным, но преодолевать провинциализм собственной научной традиции это не помогает.

И, разумеется, на ТОДРЛ неизбежно сказываются те процессы разрушения советских научных традиций, о которых так много пишет Буланин. То, чем успешно занимались при советской власти, продолжают делать, но уже не столь успешно, а то, чем тогда заниматься было нельзя, теперь иногда начинают — но так, что лучше бы это делать где-нибудь не в ТОДРЛ.

Не имея возможности входить сейчас в научные дискуссии, а также не желая допускать никакой критики без позитивной программы, я только попытаюсь предложить следующее. В своей собственной среде актуальные и потенциальные авторы ТОДРЛ всегда понимают, какие исследования в запрещенных при советской власти областях предпринимаются из чистого или относительно чистого научного интереса, а какие — конъюнктурные (только ради сшибания грантов и позиционирования себя перед власть и/или деньги имущими). Поставить барьер против проникновения в ТОДРЛ материалов последнего типа — не в силах редколлегии. Это придется терпеть как современный аналог неизбежного при советской власти надругательства марксизмом-ленинизмом над любым научным изданием. Но можно дистанцироваться от таких публикаций и их авторов, создавая в ТОДРЛ такой стиль, чтобы нормальные научные исследования не смешивались с конъюнктурными, как вода и масло. При советской власти так умели обходиться с профессиональными марксистами и их обязательными к публикации творениями. А вот для начинающих авторов, которые просто не успели приобрести научную «форму», хорошо бы выпускать побольше всяких «материалов конференций», тогда как для ТОДРЛ уровень отбора слегка повысить. Технически это возможно — при желании (см. выше о книгоиздании в цифровую эпоху). Впрочем, по-настоящему эффективными все эти меры станут тогда, когда у редколлегии ТОДРЛ возникнет желание превратить свое детище в ведущий международный журнал по всем средневековым славянским литературам сразу.

Но, что бы мы тут ни говорили о ТОДРЛ, даже о ТОДРЛ времен расцвета, — это издание никогда не ставило, да и не должно было ставить себе целью давать целостную картину современного состояния всей науки о древнерусской литературе. Задача полного и научного (а не научно-популярного) издания корпуса древнерусских текстов не только не была выполнена, но даже не была поставлена.

Итак, ведущее научное учреждение мира, издающее в качестве основного результата своей деятельности по изучению всего корпуса древнерусской литературы какие-то научно-популярные серии, — это несерьезно. Это означает, что данное учреждение «не держит планку», и что, как бы ни относиться к каждому в отдельности из его сотрудников, учреждение в целом нужно рассматривать как единицу административную, но отнюдь не научную. Это и является иллюстрацией нашего тезиса о том, что нынешнее замедление научных штудий в фарватере Сектора — скорее хорошо, нежели плохо.

Но почему даже научно-популярные издания Сектора не торопится покупать даже «широкий» читатель?

Для «широкого» читателя продукт на рынке должен быть правильно позиционирован. Произведение древнерусской литературы вызовет к себе «широкий» интерес только тогда, когда будет понятно, зачем оно нужно, помимо «литературы» — «литературы» в том самом смысле слова, который Буланин определил как «романтический».

Любители «литературы» в том смысле слова, в котором ее искали в Древней Руси представители русской интеллигенции, с гораздо большим успехом удовлетворяют свой интерес за счет литературы других эпох и других народов. Древнерусская литература просто неконкурентоспособна в том отношении, в котором ей интересуются любители «Слова о полку Игореве». Рядовой читатель, пусть даже с интересом прочитавший «Слово» и осиливший заодно и «Задонщину» и еще несколько воинских повестей, далее с еще большим интересом переключится на какие-нибудь исландские саги или рыцарские романы, но не на «Великие Минеи Четии» митрополита Макария и даже не на «Повесть временных лет».

Для «широкого» читателя интерес к древнерусской литературе возможен, и он есть, но проявляется он через интерес к русской истории и к православию. Надо сказать, что к аутентичным интересам древнерусских книжников это все-таки гораздо ближе, чем «романтическая» концепция древнерусской литературы, созданная интеллигенцией.

Понимаю, что у Буланина уже готово на это возражение: ведь нынешний интерес ни к истории, ни к религии все равно далеко не совпадает с интересом к тем же предметам у древнерусского книжника. Да, не совпадает. Но тут хотя бы совпадает другое: интерес к книгам как к руководству к действию, а не как к предмету для любования.

Любая средневековая христианская литература неконкурентоспособна, как неконкурентоспособна яблоня в качестве растения, поставляющего цветы для нюхания. Но зато яблоня будет получше каких-нибудь орхидей, если требуются плоды, чтобы есть.

Поэтому современный «широкий» читатель говорит с любым поставщиком научной литературы на книжный рынок бессмертными словами анонимного Лица Кавказской Национальности: «Кушать лублу, а так — нэт».

Ни современный читатель non-fiction литературы, ни средневековый книжник не хотят покупать книги для «так», то есть для того, чтобы,