Гельголанд. Красивая и странная квантовая физика - Карло Ровелли

нем проявлялся независимый и бунтарский дух. Говорили, что первые слова, которые он произнес в полуторагодовалом возрасте во время семейной ссоры, были: «Папа дурак!»92.

Благодаря полученной отцом должности учителя физики в более крупной городской школе (вообще-то отец его был совсем не дурак) маленький Саша смог пользоваться библиотекой и простенькой физической лабораторией. Он получил стипендию для учебы в гимназии, о которой вспоминал: «Интеллектуальная ограниченность и злобные учителя научили меня не доверять власть имущим и отвергать любые авторитеты»93. Такое же подсознательное неприятие авторитетов мы видим и в становлении Эйнштейна, который был на несколько лет младше Богданова.

Блестяще окончив школу, он поступил в Московский университет, где изучал естественные науки. Там он вступает в студенческую организацию, которая занималась помощью своим товарищам из провинции, и вовлекается в политическую деятельность. Был неоднократно арестован, перевел «Капитал» Карла Маркса на русский язык. Занимался политической пропагандой и писал статьи по экономике для рабочих. Изучал медицину на Украине, был арестован и отправлен в ссылку. В Цюрихе познакомился с Лениным и стал одним из лидеров большевиков, своего рода вице-руководителем. В последующие годы в ходе полемики с Лениным был выведен из состава руководства партии, а после революции держался подальше от центров власти. Богданов пользовался всеобщим уважением и оставался культурным, моральным и политическим авторитетом. В двадцатые и тридцатые годы он был вдохновителем левой оппозиции, которая старалась защитить завоевания революции от большевистского самодержавия, но это диссидентское течение было разгромлено Сталиным.

В теоретическом построении Богданова ключевую роль играло понятие «организации». Общественная жизнь представляет собой организацию коллективного труда. Познание – это организация опыта и идей. Реальность можно понять как организацию, или структуру. Предлагаемая Богдановым картина мира сформулирована в терминах многоступенчатой системы усложняющихся форм организации: от минимальных, непосредственно взаимодействующих элементов, через организацию материи в живом существе, биологическое развитие на основе индивидуального опыта – и до научного познания, которое, по Богданову, представляет собой коллективно организованный опыт. Его идеи оказали глубокое, но недооцененное влияние на современную мысль через кибернетику Норберта Винера и теорию систем Людвига фон Берталанфи, они повлияли на исследования сложных систем вплоть до современного структурного реализма.

В Советской России Богданов был профессором экономики в Московском университете, возглавлял Коммунистическую академию и написал очень популярный фантастический роман «Красная звезда»[8]. В нем описывается анархистское утопическое общество на Марсе с полным равноправием мужчин и женщин, овладевшее эффективными статистическими методами, благодаря которым предприятия имеют возможность производить именно нужную продукцию, а безработные – находить предприятия, которые могут предоставить им работу и т. д., и при этом обеспечивая каждому свободу выбора образа жизни.

Богданов занимается организацией центров пролетарской культуры для свободного развития новой солидарной культуры. Когда Ленин отстранил его и от этой работы, Богданов посвятил себя медицине. Во время Первой мировой войны его, как человека с медицинским образованием, мобилизовали на фронт. Богданов основал медицинский институт и был одним из пионеров в области создания методов переливания крови. В рамках его революционной коллективистской идеологии переливание крови символизировало сотрудничество и готовность делиться всем с другими.

Врач, экономист, философ, естествоиспытатель, писатель-фантаст, поэт, преподаватель, политик, предвозвестник кибернетики и науки об организации, пионер переливания крови и пожизненный революционер – Александр Богданов был одной из самых сложных и обаятельных фигур среди представителей интеллигенции начала ХХ века. Его идеи, оказавшиеся чересчур радикальными по обе стороны железного занавеса, воспринимались исподволь и постепенно. Английский перевод трехтомного труда Богданова, вызвавшего критику со стороны Ленина, был впервые издан лишь в прошлом году. Любопытно, что эта работа оставила след в литературе, послужив источником вдохновения для романа «Пролеткульт» авторства группы итальянских писателей под псевдонимом У Мин94, а также для замечательного персонажа Аркадия Богданова из трилогии Кима Стэнли Робинсона «Красный Марс», «Зеленый Марс» и «Голубой Марс»95.

Будучи верным своим идеалам, Александр Богданов готов был делиться с другими всем и умер необычным образом в ходе проведения научного эксперимента – взаимного переливания крови с молодым пациентом, больным туберкулезом и малярией, с целью вылечить его.

Мечтавший о всеобщем братстве и бесстрашно делившийся всем с другими отважный экспериментатор, он оставался таким до самого конца.

2. Натурализм без содержания

Но я несколько отвлекся. Подход Маха, позволивший Гейзенбергу сделать решающий шаг, важен для понимания нового знания о мире, приобретенного нами благодаря квантовой механике. Спор Ленина с Богдановым проливает свет на вызывающий недопонимание момент.

Пропагандируемый Махом антиметафизический дух – это открытый взгляд: мы не собираемся учить мир, каким ему быть. Мы просто смотрим на мир, чтобы понять, как лучше его осмыслить.

Эйнштейну, который не мог принять квантовую механику, потому что «Бог не играет с миром в кости», Бор отвечает словами: «Перестаньте указывать Богу, что ему делать». А если без метафор, то Природа богаче наших метафизических предрассудков. Фантазия у нее получше нашей.

Дэвид Альберт – философ, глубже других изучивший квантовую механику, – однажды спросил меня: «Карло, почему ты считаешь, что лабораторные эксперименты с железячками и стекляшками способны поколебать веру в наши самые укоренившиеся метафизические представления об устройстве мира?» Этот вопрос давно вертится у меня в голове. Но, по-видимому, ответ прост: «А разве “самые укоренившиеся метафизические представления” – это не то, что мы привыкли принимать на веру исходя из нашего же опыта обращения с камнями и деревяшками?»

Наши предубеждения об устройстве реальности – это следствие нашего опыта, а он ограничен. Мы не можем считать истиной в последней инстанции когда-то сделанные на основе прошлого опыта обобщения. Эту мысль лучше всего со свойственной ему иронией выразил Дуглас Адамс: «То, что мы живем на дне глубокой гравитационной ямы, на поверхности окутанной газовой оболочкой планеты, вращающейся на расстоянии в девяносто миллионов миль вокруг огненного ядерного шара, и считаем, что это нормально, вне всяких сомнений – свидетельство колоссального вывиха нашего восприятия реальности»96.

Естественно, наши провинциальные метафизические воззрения приходится пересматривать всякий раз, когда мы узнаем нечто новое. Новые знания о мире заслуживают серьезного отношения, даже если они вступают в противоречие с нашими предубеждениями об устройстве мира.

В этом я вижу отход от высокомерного отношения в познании, а также веру в разум и его способность учиться. Наука – это не Хранилище истины, она опирается на осознание того, что никаких Хранилищ истины нет. Лучший способ чему-либо научиться – это взаимодействовать с миром, чтобы понять его, перенастраивая наши умственные конструкции в соответствии с полученными знаниями. Из этого уважения к науке как к источнику наших знаний о мире вырос радикальный натурализм, представленный такими философами, как Уиллард Куайн, для которого само наше сознание является одним из природных процессов и в этом качестве представляет собой предмет изучения.

Многие интерпретации