После хорошей войны - Марк Семёнович Солонин

мехкорпуса и 18 отдельных танковых бригад. В следующем, 1936-м, количество танковых бригад выросло до 30. И вооружались они, разумеется, не фанерными макетами. По состоянию на 1 января 1934 года советский танковый парк составлял 7574 машины. Три года спустя, к 1 января 1937-го, мирный созидательный труд советского народа увеличил количество танков в Красной Армии до 17 280 единиц. Даже после того как ведущие европейские державы опомнились от «пацифистской спячки», летом 1939-го Красная Армия по числу танков (и это не считая пулеметные танкетки Т-27 и легкие плавающие Т-37/38) в два раза превосходила армии Германии, Франции и Англии вместе взятые.

Строго говоря, уже одни эти грандиозные военные приготовления СССР становились фактором, опасно дестабилизирующим обстановку в Европе. И если бы только одни эти… Судороги военного психоза, отчетливо видимые даже с дальнего расстояния, сотрясали Страну Советов. Никаких «плащей и кинжалов», никаких «секретных пакетов» не требовалось правительствам Запада для того, чтобы услышать слова бодрой красноармейской песни: «Мы разжигаем пожар мировой, / Церкви и тюрьмы сровняем с землей». В обычных газетных киосках продавался журнал «Красная новь» (№ 1, 1921), в котором будущий председатель Реввоенсовета СССР Михаил Фрунзе писал: «Границы возможного грядущего фронта в ближайшую очередь определяются пределами всего материка Старого Света». На весь мир с трибуны Мавзолея нарком обороны СССР Климент Ворошилов заявил: «Советский народ не только умеет, но и, можно сказать, любит воевать». За несколько десятков копеек любой шпион мог купить билет в кино и наслаждаться просмотром советского фильма «Великий гражданин», главный герой которого (его прообразом был Сергей Киров) говорит: «Лет через двадцать, после хорошей войны, выйти да взглянуть на Советский Союз республик эдак из тридцати, сорока…» И уж совсем бесплатно каждый мог разглядывать советский герб, в изображении которого серп и молот накрывали весь земной шар.

Ничуть не скрываясь, наоборот – громко заявляя о том, что «всемирный пролетарский штаб находится в Москве», работал Коминтерн, компартии, действующие во многих странах Европы вполне легально, откровенно называли себя «секциями» этой наднациональной организации. Наконец, неподдельный страх вызывали у западного обывателя приходившие с востока слухи о массовых внесудебных репрессиях, концлагерях, голодоморе, расстрелах и пытках. Нет, конечно, поверить в реальность подобных ужасов серьезные положительные люди (особенно из числа так называемой прогрессивной интеллигенции) не могли, но определенное настроение эти «слухи» создавали. То самое настроение, в силу которого ведущие политические лидеры Запада заметались в западне между почти физическим отвращением к Гитлеру и нацистам с одной стороны и желанием создать хоть какой-то барьер на пути неотвратимого наступления Сталина – с другой.

Гениальный манипулятор

Можно и нужно обсуждать вопрос о том, в какой мере директивы Коминтерна (то есть приказы Сталина), нацелившие немецкую компартию на борьбу против социал-демократов, проложили Гитлеру дорогу к власти. Очень много неясного остается в истории «миссии Канделаки», то есть предпринятой в 1936 – начале 1937 года первой попытки заключить политический союз с нацистской Германией, отнюдь не однозначной была и позиция Москвы в период «мюнхенского кризиса» осенью 1938 года. В любом случае, независимо от того, в какой именно момент истории Сталин сделал окончательную ставку на Гитлера, «кремлевский горец» вполне оценил возможности, открывшиеся после того, как абсолютную власть в Германии захватил агрессивный параноик. Оценил и использовал сполна.

О событиях лета 1939-го написано и сказано уже очень много (благо и прошлый год был «юбилейным»). Конечный вывод сомнений не вызывает – трудно найти в долгой политической биографии Сталина пример другого столь же масштабного, быстрого и ошеломляющего успеха. Одним коротким ударом Сталин перемешал все фигуры на общеевропейском поле и оставил англо-французский блок (руководители которого к тому моменту уже успели дать Польше официальные гарантии военной помощи!) один на один с берлинским диктатором. «Совсем неплохо, если руками Германии будет расшатано положение богатейших капиталистических стран (в особенности Англии)… Мы можем маневрировать, подталкивать одну сторону против другой, чтобы лучше разодрались…» – такими словами 7 сентября 1939 года, через неделю после начала долгожданной европейской войны, товарищ Сталин разъяснял задачи момента лидеру Коминтерна Георгию Димитрову.

Никита Хрущев пишет в своих мемуарах: «Он буквально ходил гоголем, задравши нос, и буквально говорил: “Надул Гитлера! Надул Гитлера!”» Увы, грандиозный успех вскружил голову товарищу Сталину. И уже с осени 39-го он начинает совершать одну ошибку за другой.

А за ошибки ответил народ

Развязанная «великим вождем» едва ли не из одного только упрямства («Пора обуздать ничтожную блоху, которая прыгает и кривляется у наших границ», как писала в те дни газета «Правда») «маленькая победоносная война» с Финляндией привела к тяжелейшему политическому поражению. Советский Союз был исключен из Лиги Наций, президент США Рузвельт распространил на СССР действие так называемого морального эмбарго (запрет на продажу авиационной техники и технологий странам-агрессорам). Взаимоотношения с будущими союзниками по антигитлеровской коалиции Сталин умудрился довести до такой точки кипения, когда в англо-французских штабах рассматривались планы бомбовых ударов по нефтепромыслам Баку, а злосчастную Зимнюю войну пришлось остановить в тот момент, когда первый эшелон направляемого на помощь финнам экспедиционного корпуса союзников уже грузился на корабли.

Дальше – больше (то есть гораздо хуже). В июне 40-го, вместо того чтобы спасать остатки французского фронта от окончательного краха, Сталин занялся мелким мародерством в Прибалтике и Бессарабии (падение Парижа и предъявление советского ультиматума правительству Литвы произошли в один и тот же день – 14 июня). Сталинское руководство оказалось совершенно неспособным оценить и должным образом отреагировать на радикальное изменение военно-политической ситуации, произошедшее летом 1940 года. Западный (по отношению к Германии) фронт, тот самый Второй фронт в Европе, об открытии которого Сталину предстоит в дальнейшем долго упрашивать союзников, был потерян безо всякого противодействия со стороны СССР. Более того – потерян с восторгом! Беседуя 13 июня 1940 года с послом фашистской Италии Россо, глава советского правительства Вячеслав Молотов заявил: «После серьезных ударов, полученных Англией и Францией, не только их сила, но и престиж упал, и господство этих стран идет к концу. Следует полагать, что голоса Германии и Италии, а также и Советского Союза будут более слышны, чем хотя бы год назад».

К роковому июню 1941 года Сталин привел страну в состояние полной международной изоляции (единственным союзником могла считаться Монголия). При попустительстве (если не при прямой поддержке) со стороны СССР Гитлер смог установить контроль над промышленными и сырьевыми ресурсами большей части континентальной Европы и развернуть сухопутную армию в составе более 200 дивизий. Маленькая, но не добитая до конца Финляндия благодаря поставкам вооружения из Германии и огромному, никем из участников мировой войны не превзойденному мобилизационному напряжению смогла сформировать 16 дивизий, которые позднее нанесли сокрушительное поражение войскам Красной Армии и замкнули с севера кольцо сухопутной блокады Ленинграда.

Отношения с единственной реально воюющей против Германии страной (Англией) были доведены до такого состояния, что посол Криппс несколько месяцев безуспешно добивался встречи с наркомом иностранных дел СССР. Убедившись в тщетности своих попыток, он через Вышинского (на тот момент – заместителя Молотова по НКИД) передал 18 апреля 1941 года письменное заявление, в котором, в частности, было сказано: «Правительство Великобритании все еще видит себя вынужденным рассматривать Советский Союз в качестве главного источника снабжения Германии… В свете изложенных выше соображений