Морфология сознания. Том 2 - Сергей Вячеславович Савельев

с немецкого, «впечатыванием», а в англоязычном мире феномен стал известен как «импринтинг». Суть этой особенности поведения довольно проста. Для молодых выводковых птиц известно следование за родителями. При этом распознавание или «узнавание» родителей крайне примитивно и ограничено непродолжительным критическим периодом. В это время в качестве родителей может быть запечатлён любой подходящий биологический объект. Распознанным и запечатлённым родителем может стать как подушка, так и сам исследователь. Произойдя один раз, импринтинг в дальнейшем необратим, хотя может исчезать или модифицироваться. В значительной степени это зависит от вида животного и стратегии размножения. После полового созревания многие животные считают таких искусственных родителей образцами для поиска полового партнёра и размножения (Савельев, 1998). Этот феномен тщательно исследован в животном мире, что позволило узнать о множестве вариантов и видоспецифических особенностей запечатлений как у птиц, так и у млекопитающих.

В настоящее время распространённость феномена импринтинга в гоминидных сообществах разного уровня не вызывает сомнений. Этим вопросам посвящена обширная литература социально-неврологической направленности (Burton, Beckman, 2007; Marquis, Tilcsik, 2013). Их суть состоит в том, что запечатлениям как форме бессознательного запоминания или имплицитной памяти подвержены дети и взрослые. С возрастом изменяются масштабы влияния запечатлений на поведение конкретного человека, но сам феномен сохраняется навсегда. Эта способность у большинства животных отсутствует или плохо выражена, что обусловлено ограниченными ресурсами мозга.

В работах, посвящённых этой проблеме, обычно пытаются рассматривать различные общественные и социальные процессы в качестве следствий непроизвольных запечатлений человека в зрелом возрасте. Эти предположения отчасти оправданны, поскольку запечатления формируются бесконтрольно и надёжно закрепляются в долговременной памяти. Такая форма запоминания превалирует у стариков даже при снижении уровня интеллекта. Специальные исследования показали, что бессознательное запоминание (имплицитная память) в старческом возрасте сохраняется намного лучше, чем запоминание с осознанием происходящего (эксплицитная память) (Howard, 1986). Эксперименты не говорят о полном отсутствии осознанного запоминания в старческом возрасте. Старики и старушки обладают способностью осознанного запоминания, как и молодые люди. Однако древний и надёжный механизм непроизвольного запоминания у пожилых людей сохраняется намного лучше. Это говорит о том, что способности к запечатлению хорошо работают у людей на протяжении всей жизни.

Следовательно, в отличие от животных, способность к запечатлениям существует у человека постоянно. Её масштабы в зрелом возрасте намного меньше, но полностью это свойство мозга у здоровых людей никогда не исчезает. Разница между стариком и ребёнком только в том, что быстро растущий мозг ничем не заполнен, и переизбыток свободных межнейронных связей гарантирует прекрасное запоминание любых умностей и нелепостей. У стариков этот процесс более затруднителен, поскольку межнейронные связи формируются медленно, а память заполнена всякими драгоценными глупостями.

Механизмы имплицитной памяти настолько надёжны и биологичны, что она сохраняется у детей даже при наличии яркой неспособности к обучению (Coles, 1985). В этих экспериментальных исследованиях были обследованы дети с такими особенностями развития, которые не позволяли им осознанно воспринимать даже школьную программу обучения. Тем не менее они не утрачивали возможности к непроизвольному, но надёжному запоминанию. Этот процесс усиливался эмоциональной нагрузкой вследствие важных явлений и событий. На основании многочисленных данных можно утверждать, что запечатление является древнейшим поведенческим механизмом, который возник на заре эволюции головного мозга. Этот архаичный принцип непроизвольного запоминания позволяет адаптироваться к социальной среде даже микроцефалам с массой мозга меньше 600 г (Савельев, 2010).

Таким образом, гоминиды даже при нарушениях развития головного мозга обладают столь же развитой способностью к запечатлениям, как птицы и млекопитающие. Однако существуют и заметные отличия. У детей о нормальным развитием непроизвольные запечатления всегда сопровождаются созреванием когнитивных центров мышления, что затрудняет выделение этого феномена. В самом общем виде этот вопрос рассмотрен в VII главе первого тома этой работы (Савельев, 2018б). Попробуем выделить основные гоминидные особенности запечатлений и их влияние на формирование сознания.

В отличие от животных, у человека период запечатления не ограничен несколькими часами или днями. Он может происходить до тех пор, пока морфогенетическая активность нейронов не будет полностью исчерпана. Поскольку синаптогенез продолжается всю жизнь, можно говорить о пожизненной способности к запечатлениям. Этот формальный подход не стоит возводить в глобальную закономерность, льстящую любому старику. Намного правильнее будет считать, что активная способность мозга к полноценным запечатлениям ограничена 27—30-летним возрастом. После этого периода запечатления возможны, но они будут нестабильны и плохо отличимы от обыкновенной памяти. Для их выявления необходимы специальные экспериментальные условия (Howard, 1986). Тем не менее даже в преклонном возрасте многие события оказывают столь сильное воздействие на человека, что новые запечатления полностью меняют его жизнь. Для этого надо соблюсти два правила. С одной стороны, воздействие должно быть ярким и необычным. С другой стороны, оно должно продолжаться довольно долго, чтобы надёжно закрепиться в системе межнейронных связей. Если это произойдёт, то через пару лет мы можем получить неузнаваемо обновлённых бабульку и дедульку.

По этой причине нам придётся остановиться на истинных, морфогенетически детерминированных запечатлениях, которые необратимо изменяют мозг и поведение человека. Совершенно ясно, что максимальное количество таких запечатлений приходится на детство и юность. Именно они незаметно и бесконтрольно просачиваются в детский пустой мозг и становятся основой первичного сознания. Собственно говоря, сознание взрослого человека искать у детей бесполезно. Однако любой родитель искренне поклянётся, что его сокровище проявляет незаурядную сообразительность и глубокое понимание совершенно неведомых ему предметов и процессов. Среди первородно диких бытовых теологов, философов и психологов бытует устойчивое представление о том, что «устами младенца глаголет истина». К нашему счастью, истина никому не нужна, а о малолетних провидцах и вещунах обычно вспоминают лишь задним числом.

Тем не менее некоторые детские рассуждения пожинают слушателей в удивление как здравостью мыслей, так и глубиной смыслов. Возникает вполне естественный вопрос об их происхождении. При отсутствии у сопливого мыслителя жизненного опыта и навыка чтения умных книжек приходится признавать трансцендентное происхождение детского лепета. Правда, немного странно, что по мере взросления философская начинка головы подростка быстро и без следа испаряется. Этот забавный переход к очевидному поглупению тяжело воспринимается уже заметно раздувшимися от гордости родителями. На самом деле ничего страшного не произошло, наоборот, ребёнок начал думать самостоятельно и реально умнеет. Просто фактическое поумнение детей происходит медленно и болезненно, и имитация наличия интеллекта достигается даже обладателями птичьего мозга.

Для ответа на вопрос о природе столь яркого метаморфоза детского сознания нам необходимо обратиться к неврологической локализации ранних запечатлений. Вполне понятно, что после рождения ни о каком осознанном поведении речь идти не может. Новорождённые представляют собой физиологические конструкции, которые