Игорь Акимушкин - Мир животных. Том 1

Два других ненавистных врага кузулисов – клинохвостый орел и динго. Дикие собаки раскапывают тех, что прячутся в кроличьих норах, в дырах по обрывам рек и между корнями деревьев.

Пропитание кузулисы ищут и находят на деревьях и кустах, опустошают временами и сады. Разоряют птичьи гнезда, едят и мертвых птиц, возможно, и кроликов (тоже скорее всего мертвых) – в их желудках находили клочья кроличьей шерсти.

В 1858 году обычного кузулиса, а позднее и тасманийского завезли в Новую Зеландию. Многие новозеландцы считают, что поссумы теперь бич новозеландских садов, лесов и… линий электропередачи.

Заберутся на телеграфные, столбы и, устроив короткое замыкание, сами погибнут и целый город оставят без света. Потому приходится новозеландцам обивать столбы жестью, чтобы кузулисы залезть не могли. В Новой Зеландии нравы лисохвостых переселенцев стали определенно более хищными: немало птичьих гнезд разоряют они на новой родине, не найдя, по-видимому, излюбленных своих вегетарианских лакомств.

Кузулисы очень беспокойные соседи. Они нередко поселяются в парках, около домов или даже на чердаках, и их громкие крики «ка-ка-ка!» не дают людям спать по ночам. Когда кузулисов пытаются прогнать, они только усиливают свои пронзительные вопли, в которых слышится и скрежет металла, и визгливый хохот.

Размножаются кузулисы в мае – июне. В сентябре единственный, как правило, детеныш уже покидает мамину сумку. В октябре – декабре живет один, а в январе окраской и телосложением он вполне взрослый.

Рассказ о поссумах закончим знакомством с кускусом.

Кускусов семь-восемь видов. Родина их, по-видимому, Новая Гвинея с прилежащими островами. Отсюда они переселились в Австралию, но лишь на крайний ее север – в тропические леса полуострова Кейп-Йорк. Зверьки довольно крупные, с большую кошку, ушки у них маленькие, едва заметны в гуще меха, у самцов (наиболее обычного вида) – светлые пятна, неопределенным мраморным рисунком разбросанные по спине. Но хвост наполовину (ближайшую к концу) голый, бесшерстный и порос жесткими чешуями.

Кускусы – первые из древесных сумчатых, которые попали в руки зоологов (в 1780 году), и потому все семейство поссумов обозначают их родовым именем – фалангериды. Часто фалангерами (родовое научное имя кускусов) называют всех поссумов вообще. Но лучше, говорит Эллис Трофтон, сохранить за ними старое прозвание поссумов.

Кускусы днем спят, свернувшись, в развилке ветвей. Ночью медленно, тихо, на манер американских ленивцев или азиатских толстых лори, переползают с ветки на ветку, страхуя свои неторопливые передвижения цепко хватающимся за сучья хвостом. Едят листья (и довольно много), но если поймают сонную ящерицу или найдут гнездо с птенцами, без смущения отправят их в свой всеядный желудок. Из всех поссумов кускусы наиболее плотоядные.

Беременность у кускусов – всего каких-то тринадцать дней (лишь у малой сумчатой куницы на два дня меньше, у всех других больше). Спешащие разрешиться от бремени кускусихи рождают двух, реже четырех, крошечных «недоносков».

Около семи видов кускусов обитают в лесах и густых кустарниках на крайнем северо-востоке Австралии, в Новой Гвинее, на Сулавеси, архипелаге Бисмарка, Соломоновых и некоторых ближайших островах. Это пятнистый кускус, родина его – Австралия и Новая Гвинея.

Еще три вида поссумов населяют леса Австралии (и шесть видов – Новой Гвинеи), но они мало изучены и ничем, насколько известно, не замечательны. Поэтому беды большой не будет, если знакомство наше с ними не состоится.

Бандикуты, которые не бандикуты

«Впереди в кустах что-то еле слышно шуршало. Боб стоял неподвижно, только светил во все стороны, точно маяк. По-прежнему слышался шорох, но никто не показывался, и тут внезапно луч фонарика выхватил из мрака одного из самых причудливых зверьков, каких мне когда-либо доводилось видеть. Он был величиной с кролика, с длинным посапывающим носиком, яркими бусинками глаз и заостренными, как у чертика, ушками. Шерстка грубая, коричневая с желтым отливом, хвост совсем крысиный. Зверек брел по опавшей листве и усиленно что-то вынюхивал; время от времени он останавливался, чтобы поскрести землю своей аккуратной лапкой, – видимо, искал насекомых.

– Кто это? – прошептала Джеки.

– Это длинноносый бандикут, – шепнул я в ответ.

– Не остри, – прошептала она. – Ответь толком.

– Я не виноват, что их так называют, – рассердился я.

А длинноносый бандикут, не подозревая, что моя жена не верит в его существование, между тем вспахивал носом кучу листьев, словно бульдозер какой-нибудь диковинной конструкции. Внезапно он сел и с минуту чрезвычайно энергично и сосредоточенно чесался. Отведя душу, он еще несколько секунд посидел как бы в забытьи, вдруг сильно чихнул и, продолжая вспахивать листья, скрылся в кустах» (Джеральд Даррелл).

Несуразное название остроносого зверька, которое смутило жену Даррелла, не только странно звучит, оно еще неточно и двусмысленно.

Бандикут, строго говоря, совсем не бандикут. Называют его, правда, еще язвицей и сумчатой землеройкой за некоторое сходство во внешности и повадках с этим обычным у нас зверьком. Но если это землеройка, то очень большая: с крупную крысу, даже с кролика. Конечно, полного и истинного соответствия тут нет, даже если, приложив слово «сумчатая», внесем некоторую поправку.

Бандикут – тоже нехорошо, потому что имя это уже, как говорят зоологи, преоккупировано, то есть занято другим животным: так называют больших «свиных» крыс Южной Индии и Цейлона.

Итак, русское язвица, пожалуй, нам лучше всего подойдет.

Язвиц (или бандикутов, как вам будет угодно) двадцать видов. Днем спят они в гуще трав и кустов в гнездах, сложенных из обрывков стеблей, листьев, иногда вперемешку с землей. Нор для жилья не роют.

Таковы нравы коротконосых и длинноносых бандикутов. Длинноухие язвицы, или билби, из Центральной Австралии и некоторых западных, юго-восточных и южных районов, напротив, роют норы, и довольно глубокие и сложные: глубиной метра полтора и больше, без запасного выхода. Ход норы, уходя в глубину, постоянно изгибается спирально или под крутыми углами. В норах спят днем (некоторые у входа в нору, в полуметре от него) и тогда нередко затыкают вход землей или песком.

Чтобы шум не будил, засыпая, уши ушами же закрывают: уложат их плотно вдоль шеи назад, потом изогнут вперед, так что концы ушей прикрывают теперь глаза. Да и длинноносую голову свою, опустив вниз, прячут между передними лапами, а сами сидят на корточках на длинных задних лапах, подогнув хвост под брюхо. Пушистый шарик получается. Иногда, прислушиваясь, одно ухо поднимут торчком, а второе спит, сложенное пополам на голове.

Это у билби, длинноухих язвиц, на конце хвоста коготь, как у льва и ногтехвостого валлаби. Возможно, такой хвост помогает лапам копать нору или сгребать листья и стебли для гнезда. С точностью неизвестно.

С сумерками язвицы пробуждаются, и тогда их обуревает такая жажда деятельности, словно до рассвета должны они успеть переделать массу всяких дел. То вприпрыжку, то рысцой бегут, смешно выгибая спинки. Суетятся, суют свою острую мордочку в каждый закоулок под кустом и камнем, вынюхивают, скребут, копают землю тут и там. Ищут в земле и на земле червей, насекомых, ящериц, мышей, разные клубни и коренья. В садах и огородах, бывает, губят язвицы немало картофеля, перекопав грядки коническими ямками. Но этот малый вред вполне компенсируют уничтожением множества личинок жуков и мышей.

Поймав мышь (или червя), язвица забавно скребет ее лапами, долго мнет и катает по земле, пока добыча не превратится в бесформенный ком. А потом, обнюхав внимательно, съест или бросит, смотря по настроению. Но если решит съесть, тщательно очистит от грязи и мусора, ловко орудуя длинными пальцами передних лап.

Драчливы и в тесном помещении не терпят себе подобных. Дерутся, наскакивая и царапая лапами, задними и передними. Кусаются в крайнем случае. Когти у язвиц острые, и, царапаясь, они сильно раздирают друг другу шкуру.

Один бандикут, оставленный на ночь с другим в клетке, буквально «ощипал» своего соседа, с которым что-то не поделил.

Размножаются одни в мае – июне, другие в любое время года. В сумке, которая, как у коала и хищных сумчатых, открывается назад, шесть или восемь сосков, но детенышей один, два или четыре.

Аборигены и фермеры охотятся на язвиц, считая мясо их вкусным, как кроличье. Австралийцы, например, ловят этих длинноносых «кроликов» таким забавным приемом. Выследив (одним им ведомым способом), где в густой траве спит в гнезде (или у норы) умаявшийся за ночь бандикут, подкрадываются поближе и вдруг падают, растопырив руки, на гнездо.