Битва за Ленинград 1941–1944 гг.: подвиг города-героя в Великой Отечественной войне - Коллектив авторов

нормы снабжения различались в зависимости от участия человека в производстве и условий труда [8, с. 2123, 28–30]. Но энергетическая ценность продуктов, отпускаемых по карточкам, была невелика. Калорийность повышенной нормы снабжения, полагавшейся занятым на тяжелых и вредных работах, составляла 77 % физиологической потребности, а продуктового набора других категорий населения – лишь 25–53 % [25, с. 77; 26,

р. 12, 37]. Ситуация осложнялась тем, что нормы урезались, карточки не всегда отоваривались, а дополнительное снабжение, покупка продуктов на рынке и огородничество были доступны не каждому. Поэтому значительная часть населения страдала от относительного голода, чреватого болезнями и снижением продолжительности жизни.

В Ленинграде из-за блокады снабжение продовольствием резко ухудшилось еще осенью 1941 г., а в декабре относительный голод стал абсолютным. На его масштабах сказались и просчеты советского руководства. Так, Ставка ВГК рассчитывала снять осаду до конца 1941 г., поэтому главное внимание уделяла боевым действиям и военному производству [10; 24, с. 64–67]. Ленинградское руководство в первые месяцы блокады также в основном занималось промышленностью [1, с. 67], а решение продовольственного вопроса обычно сводило к учету продуктов, снижению норм и выдаче карточек [7, с. 185–215]. Только в конце декабря 1941 г. власти принялись активно помогать голодающему населению, причем началось это «снизу». В середине декабря Кировский райком ВКП(б) по предложению директора Кировского завода М. А. Длугача освободил рабочих от тяжелых работ, а для самых слабых организовал стационары с улучшенным питанием [6, с. 197; 23, с. 321–322]. Затем эту инициативу поддержали Ленинградский горисполком и горком партии, развернувшие целую сеть стационарных лечебно-питательных пунктов для дистрофиков, в которых свое здоровье поправили 60 тыс. человек [7, с. 265–266].

Когда снабжение продовольствием улучшилось, ленинградские власти предприняли еще несколько шагов, например, открыли столовые лечебного питания, которые за апрель – июнь 1942 г. обслужили 234,4 тыс. человек [2, с. 159–160]. Для лечения жителей наладили производство хвойного настоя и белковых дрожжей, а для наведения чистоты создали бытовые отряды [3, с. 26; 23, с. 451453]. В июле 1942 г., когда дистрофия пошла на спад, центр сократил поставки дополнительного продовольствия, и лечебные столовые пришлось закрыть. Но имевшихся ресурсов хватило, чтобы организовать диетические столовые и рационное питание. Осенью центр вновь помог продовольствием, и к январю 1943 г. на повышенном, по сравнению с общесоюзными нормами, снабжении находилось 270 тыс. ленинградцев и еще 153 тыс. получали трехразовое питание в столовых [2, с. 160–161].

К началу 1943 г. в Ленинграде удалось преодолеть наиболее тяжкие последствия голода, но на остальной территории страны он, наоборот, достиг своего пика. В 1943 г. в городах РСФСР (не считая Ленинграда) умерли 761 тыс. человек, причем не менее 21,3 % от истощения [26, p. 272]. Одним из самых неблагополучных в этом плане оказался Челябинск, где доля умерших от голода составила 32,3 %, а голод в совокупности с туберкулезом вызвал 50,1 % смертей [26, р. 271, 301–302]. Наибольшая смертность по этим причинам отмечалась среди мужчин 30–59 лет, работавших на оборонных предприятиях города, в том числе на Кировском заводе, выпускавшем тяжелые и средние танки. В 1942 г. здесь умерли 448 рабочих, а в 1943 г. уже 984, причем смертность удвоилась в считаные месяцы: если в декабре 1942 г. скончались 68 рабочих, то в январе 1943 г. – 144, в феврале – 143, в марте – 161 [18, л. 21; 19, л. 25].

Голодные смерти на заводе стали следствием тяжелых условий труда, бытовой неустроенности и нехватки продовольствия. Последняя проблема касалась всей отрасли и обозначилась еще в конце 1941 г. – начале 1942 г. [4, с. 184–185]. Но тогда высшее руководство ограничилось тем, что поставило танковые заводы на первоочередное довольствие и разрешило создать на них отделы (на Кировском заводе – Управление) рабочего снабжения. Весной 1942 г. Кировскому заводу как крупнейшему предприятию отрасли стали выделять усиленное питание для ослабленных рабочих и вторые обеды для стахановцев. Но эти меры не дали ожидаемого результата, т. к. фонды дополнительного питания были невелики, и их использовали для повышения производительности труда, а не борьбы с голодом. Ведь дирекция настаивала на том, «чтобы второе питание давали только тем, кто выполняет нормы, а не потому что человек есть хочет» [17, л. 16].

В октябре 1942 г. правительство предоставило директорам предприятий право выдавать хорошо работающим дополнительное питание и продукты за счет подсобных хозяйств. Кировскому заводу этих ресурсов хватило на 3000 обедов и 2500 бутербродов в день и 4000 продуктовых премий в месяц на 34,5 тыс. рабочих [14, л. 44–47]. Тогда же правительство разрешило заводу в IV квартале ежедневно выдавать 15 000 вторых обедов, но они оказались малокалорийными и большую их часть незаконно получали работники администрации, УРСа, прокуратуры и суда [12, л. 8]. Кроме того, директор С. Н. Махонин питанием рабочих почти не занимался, поэтому к зиме 1942–1943 гг. завод подготовился плохо: не было картофеля и овощей, отсутствовали запасы других продуктов, в столовых не хватало оборудования и посуды, а калорийность обедов в среднем составляла 86,78 % от нормы [22, л. 14–15]. Правда, в начале 1943 г. Государственный комитет обороны перевел часть рабочих металлургических цехов на повышенные нормы снабжения [4, с. 184–185], а Челябинский обком ВКП(б) передал заводу 300 т картофеля [11, л. 4 об.]. Но этого было недостаточно.

В январе 1943 г. смертность и заболеваемость рабочих на Кировском заводе удвоилась, производительность труда уменьшилась, а выпуск танков сократился на четверть [9, с. 386; 18, л. 9; 19, л. 3]. В начале февраля нарком танковой промышленности И. М. Зальцман проинспектировал предприятие и убедился, что недоедание и дистрофия приобрели здесь угрожающие масштабы. Он распорядился увеличить рацион рабочих на 35 г макаронных изделий в сутки и построить 5 новых столовых [20, л. 152–153, 178–179]. А через пару недель добился от правительства дополнительных фондов продовольствия для танковых заводов и назначил директором Кировского завода М. А. Длугача, которого знал по прежней работе и у которого имелся блокадный опыт борьбы с голодом [15, л. 106–107; 20, л. 57].

Первые десять дней после назначения М. А. Длугач провел в Москве и, скорее всего, участвовал в разработке мероприятий по оздоровлению людей. В Челябинске он появился 22 февраля и, согласовав свои действия с обкомом партии, сразу взялся за дело. Исходя из принципа «кормить слабых, а не стахановцев», сначала организовали усиленное питание для 1500, а затем еще 9000 дистрофиков и открыли столовую на 355 мест для туберкулезных больных. С 1 марта рабочие стали получать хвойный настой, богатый витамином С [13, л. 7], и дотацию к обеду из 85 г крупы и макарон. Наконец, с 1 апреля благодаря дополнительным фондам все 44 тыс. работников стали получать двухразовое питание, а передовики еще и третий обед [16, л. 105–106]. При этом 80 % выделенных фондов расходовалось на