Андрей Фурсов - Колокола истории

В упрощенческой интерпретации идеи прогресса как лишь секуляризации христианских представлений о Будущем упускается из виду и сама уценка Будущего, и поворот от него к Настоящему (в Прошлое), которые имманентны идее прогресса, встроены в нее, и разрыв связи между Будущим и Вечностью, Временем и Вечностью, и подмена будущим (в виде усовершенствованного настоящего) Вечности, т. е. Временем — Вечности, а следовательно, полное вынесение Вечности за пределы социального времени. Идея прогресса — это прощание Запада с Вечностью и начало пути из Будущего-будущего в Настоящее-будущее, а затем — и в Прошлое как настоящее. Но обо всем — по порядку.

Выдвинув в XIX в. идею прогресса, капитализм впервые в истории Европейской цивилизации перенаправил время из будущего в настоящее, иными словами, перевел стрелки назад, по направлению в прошлое и создал present-in-future. Было ли это нарушением логики развития Европейской цивилизации, христианского исторического субъекта? И да, и нет. Да — при поверхностном взгляде. Нет — при более глубоком. Античность как «дозападное бытие Запада» демонстрировала наличие как циклического, так и линейного времени; последнее, однако, не было значимым. В раннем христианстве Поздней Античности и христианстве Средневековья акцентировалось линейное время, обращенное в Будущее. Капитализм, сохранив «линейку», Стрелу Времени, презентизировал, «онастоящил» ее.

Линейное время не есть синоним времени футуристического, т. е. обращенного в будущее: всякое футуристическое время есть линейное, но не всякое линейное время есть футуристическое. Физически, исторически объекты, системы, отношения развиваются из прошлого в будущее. Однако культурно-историческое, социокультурное направление развития, направление исторического, а не «физического» («физикалистского») времени зависит от историко-культурной интерпретации его нахождения в момент старта, в момент социокультурного «Большого Взрыва».

«Большим взрывом» христиан(ства) было рождение Христа. Единственным настоящим, положительно окрашенным ценностно, было Будущее, приближавшее к Божественному, к Вечному, будущее как Будущее, а не как хронотара, куда можно загрузить подновленное настоящее. Настоящее — это вообще миг; главное — Вечность, а Будущее — порог к нему. Будущее качественно отличалось от настоящего тем, что исчерпывало Время, уничтожало его, позволяло выйти за его пределы — в Вечность. Два пришествия Христа, т. е. по сути он сам, замыкали Время, сворачивали христианскую «линейку» в «рулон», с которым подмышкой Христос, как Терминатор Времени, отправлялся в Вечность. Будущее подводило итог историческому времени и в то же время оказывалось Истинным Началом пути в Вечность. И концом Времени. Главное в Будущем то, что это конец Времени, конец Царства Кесаря и начало царства Божия, «Начало Вечности». Причем конец этот — не «рай на земле», как в идее прогресса, а катастрофа, конец света, гибель мира по «сценарию» Иоанна Богослова и Страшный Суд. Так сказать, сквозь тернии к звездам, сквозь терновый венец — к святости. В этом смысле Будущее не является носителем положительных субстанциональных характеристик, таковые — отрицательны. Положительные характеристики Будущего — функциональны, поскольку приближают Царство Божие.

Историко-культурно заявив свое линейное время как исходно футуристическое (главное время — в Будущем, это время конца) и ограничив его далее Вечностью, т. е. без-временьем (не Будущее вечно, а за ним, по его окончании — вечность; Будущее — не протяженное вперед время, а конец времени), Христианский исторический субъект, а с ним и Европейская цивилизация — в дальнейшем своем развитии, при переходе от средневекового типа общества к новоевропейскому — был вынужден осуществлять историко-культурные и социомифологичекие манипуляции со временем, разворачивая, выламывая его из Будущего: в настоящее как прошлое, в прошлое — по направлению к настоящему. Выламывая будущее из Будущего, и это естественно, ибо за Будущим не было времени — была Вечность. Или Ничто.

В результате историко-культурное, социорелигиозное направление течения линейного времени христианского исторического субъекта и Европейской цивилизации оказывалось диаметрально противоположным течению линейного «реально-исторического» времени. Это были как бы два необратимых разнонаправленных процесса, два времени — футуристическое и пассеистическое (от фр. passé — прошлое), у истоков каждого из которых стоял некто Один — Христос и в то же время два разных Христа — реально существовавший и вторично явившийся всем. Между двумя этими Христами-Антиподами (Антихристами?) и развернулась христианская историческая драма, приближающаяся, по-видимому, к концу — концу более прозаическому, чем явлен в откровении Иоанну Богослову, хотя не менее страшному: как говорил А.Хичкок, скрип настоящей двери может быть страшнее любого выдуманного монстра.

Итак, феодализм и Средневековье живут предвечным Будущим, ждут и призывают его — как очищающую катастрофу. Капитализм делает шаг из будущего по направлению в прошлое — в настоящее, точнее, в прошлое-как-настоящее, в прошлое-в-настоящем, в past-in-present. Логично, что следующая за капитализмом фаза Европейской цивилизации должна историко-культурно сместить линейное время еще дальше в прошлое, из настоящего — в прошлое, создав «будущее-в-прошлом» (или «прошлое-как-будущее»). В этом нет ничего удивительного: если старт находится в будущем (т. е. в конце), то «впереди» может быть только настоящее, ибо впереди — это только сзади. Здесь историческое («физическое») и социокультурное время христианства, Европейской цивилизации встречаются, совпадают, накладываются друг на друга: это их контрапункт. Место встречи изменить нельзя — Современность. Вот Узел Времени Европейской цивилизации и ее субъекта. Постсовременность, как и Средневековье, — это расстыковка, расставание исторического и социокультурного времени — без надежд на их новую встречу. Рассчитывать можно лишь на их совмещение по принципу двух точек, двух независимых организующих центров (историко-культурного) эллипса, как в Барочном Порядке.

Если, стартовав из будущего вы попали в настоящее, следующая остановка — прошлое. Посткапиталистическая фаза Европейской цивилизации логически выходит пассеистической. Уже прогресс носит пассеистический по направленности характер; по содержанию он презентичен. Следующая за ним социальная идея (и реальность) должна устранить противоречие между направлением и содержанием. Футуризм должен превратиться в свою высшую (и последнюю) стадию — пассеизм. С этой точки зрения переизобретение, реконструирование будущего от модели Старого Порядка, обращение к прошлому — это единственный вариант для такого линейного развития, где физическое (историческое) и историко-культурное, социорелигиозное время текут в диаметрально противоположных направлениях.

Вперед, в Прошлое! Назад, в Будущее!

Таким образом, обращение к Старому Порядку как к некоей модели соответствует социокультурному направлению времени христианского исторического субъекта. Прошлое и будущее встречаются. Европейско-христианское время, казавшееся линейкой, сворачивается листом Мёбиуса. Модель Старого Порядка способна оттянуть циклизацию, встречу будущего и прошлого — ведь это замыкание грозит Европейской цивилизации как европейской. А за время «оттяжки» можно что-то придумать. По крайней мере — попытаться.

Современность (Modernity) — эти двести лет и два года, стали временем, когда европейский исторический субъект исчерпал Пространство, охватив посредством капитализма и коммунизма земной шар. Собственно, поворот капитализма от Будущего к Настоящему начался одновременно с экспансией капитала в пространстве. Христианский исторический субъект исходно возникает как временной, исчерпавший историко-культурное время, хроноцентричный. Отсюда — экспансия в пространстве. Капиталистическая и Русская Системы обеспечили этой экспансии социотехнологическую базу (производство и обмен — в одном случае, власть — в другом).

Экспансия в пространстве позволяет удерживать Время в Настоящем (бежать, чтобы оставаться на месте, подобно королеве из «Алисы в стране чудес»), в то же время затушевывая ту манипуляцию с футуристическим временем, которую произвел капитализм. Не случайно окончание глобальной экспансии капитализма середине XX в. социоморфически резко усилило внимание к проблеме Времени как в естественных, так и социальных науках (призывы «bring time back in», создание «исторической социологии», проекты интеграции социальных наук и истории, «стрела Времени», работы И.Пригожина и многое другое).

Итак, исчерпано пространство, и остается только время. Как любил говорить Маркс, единственное пространство человека — это время. Но объективно это время оказывается повернутым к европейскому человеку прошлым, у европейского человека неосвоенным осталось только одно временное «измерение» или состояние — прошлое. Будущее он когда-то перенес в настоящее, а настоящее уже освоено. Это ставит европейского исторического субъекта в тяжелое положение, поскольку в европейской традиции прошлое всегда имело знак «минус».