Джонатан Пауэлл - Новый Макиавелли

Тогдашний настрой Тони я бы назвал фаталистским: если, дескать, парламентские лейбористы его не хотят, он, Тони, уйдет. Зато его помощники явно намеревались бороться до конца. На следующий день Гордон пригрозил второй волной писем; мы в ответ сочинили встречное письмо от сторонников Тони от парламентской фракции лейбористской партии и отправили Дэвида Милибанда на телевидение, чтобы объявил об отставке Тони в июле будущего года. Мне позвонил Джош Болтен, теперь — глава администрации Буша, спросил, каким образом можно заменить Тони в должности без выборов. Я принялся объяснять механизмы нашей парламентской системы. 6 сентября Гордон явился к Тони; они проговорили целых два часа. Гордон выдвинул три условия: Тони должен официально назвать его своим преемником, до ухода Тони они будут рулить вместе и Тони вдобавок заткнет рты Алану Милбурну, Стиву Байерсу и всем остальным недовольным. Еще Гордон заверил, что сумеет заставить Тома Уотсона отказаться от своих требований, только Тони должен пойти Уотсону навстречу. Тони заявил о намерении уволить Уотсона. Сразу после разговора Гордон связался с Уотсоном и убедил его подать заявление об отставке, не дожидаясь увольнения. В то же время Гордон состряпал и отправил нам прямо-таки убийственное заявление об отставке — явно всю душу в него вложил. Заявление запустило программу политических самоубийств — младшие члены правительства стали один за другим увольняться. Гордон теперь входил в Номер 10 и выходил оттуда через боковую дверь, однако его все же успели сфотографировать — в окне автомобиля, со зловещей ухмылкой на лице. «Кнуты» вели переговоры с одним из парламентских секретарей, Ианом Райтом, относительно его намерения лечь в больницу. Райт говорил, что отставка не входит в его планы, но, имея квартиру в совместной собственности с Томом Уотсоном, он чувствует себя обязанным уйти. В лихорадке тех дней каждое событие приобретало двойной смысл. Например, Хилари Бенн, Алан Джонсон и Джек Стро прибыли на совещание в Номер 10. Все трое были сторонниками Тони, однако журналисты, наблюдавшие их прибытие на Даунинг-стрит, написали затем о «серых кардиналах», явившихся, чтобы потребовать отставки премьера. Вдобавок Гордон наконец перебрался на служебную квартиру — удачно момент подгадал, ничего не скажешь.

На следующий день Джон Прескотт включился в дебаты — потребовал согласовать дату ухода Тони с Национальным исполнительным комитетом и повременить с анонсированием этого события в «Сан». Тони пришлось вытерпеть целых десять минут криков и красноречивых жестов. Впрочем, он тогда уже был спокоен, как адепт дзен-буддизма. Гордон ему звонил, попал на меня; я отказался давать трубку Тони. Тони уже решил, чего хочет. Вместе с Аланом Джонсоном он отправился в Лондонскую академию, где, активно подтрунивая над собой, объявил дату отставки. Тони выдал информацию, которую собирался обнародовать на конференции только через несколько недель, — что конференция будет для него последней и что он уйдет в середине следующего года.

Условия сделки изменились буквально назавтра. Наши телефоны дымились от звонков членов лейбористской партии, недовольных обращением с Тони. Макиавелли справедливо отмечает: «Из всех способов предотвратить заговор самый верный — не быть ненавистным народу. Ведь заговорщик всегда рассчитывает на то, что убийством государя угодит народу; если же он знает, что возмутит народ, у него не хватит духу пойти на такое дело»[228].

Перво-наперво Гордон добился от Дугласа Хендерсона заявления о том, что партия не удовлетворена обещанием Тони; однако, подумав как следует, сообщил прессе о своей победе и о согласии Тони на все условия. Мы не замедлили опровергнуть последнее заявление. Гордон позвонил Тони и потребовал на конференции назвать его, Гордона, своим преемником. Тони на это заметил, что поддержка с его стороны должна быть добровольной и базироваться на заслугах Гордона. Также Гордон хотел, чтобы Тони осудил Чарльза Кларка, позволившего себе критику в адрес Гордона. Тони отказался. Алистер и Салли настаивали на соперничестве с Гордоном второго кандидата в лидеры лейбористов, я же опасался, как бы такой шаг не ускорил ухода Тони. Мало-помалу всплывали новые подробности Гордонова участия в заговоре. Сначала открылось, что Том Уотсон посещал Гордона в его доме в Шотландии как раз перед драматическими событиями. Гордон и Уотсон признали факт встречи; правда, весьма алогично утверждали, что разговор у них шел о маленьких детях. Затем поступила информация, что Гордонов спикер Иан Остин участвовал в совещании в Бирмингеме, каковое совещание проходило в «Балти-хаусе» — ресторане пакистанской кухни. Именно там члены Парламента состряпали письмо с требованием отставки Тони. Сторонники Тони жаждали крови Гордона; мы охладили их пыл.

Паче чаяния, переворот не принес Гордону пользы. Гордон не добился выполнения ни одного из своих условий; через несколько недель Тони все равно обнародовал бы дату отставки. Что касается недовольных бывших блэритов, примкнувших к заговорщикам, о таких, как они, Макиавелли пишет следующее: «Люди, веря, что новый правитель окажется лучше, охотно восстают против старого, но вскоре они на опыте убеждаются, что обманулись, ибо новый правитель всегда оказывается хуже старого»[229].

Гордон пытался совершить переворот посредством «стратегии неотвратимости», иными словами, последовательно проводил мысль, что все равно победит и что соперников ему нет. Ник Браун с группой прихвостней шантажировал младших министров: если, мол, не подпишетесь как «блэриты за Брауна», после перетасовки вам должностей не видать как своих ушей. В личной беседе с Тони Гордон заявил, что никогда не требовал ни его ухода, ни даже назначения даты такового. У Гордона вообще было странное стремление подгонять реальность под свои заявления прессе — в то время как гораздо логичнее поступать наоборот. Непременный секретарь из Казначейства сообщил личному секретарю из Номера 10, что к осени, к моменту представления сметы бюджетных расходов, нас в правительстве уже не будет, а значит, Казначейству перед нами отчитываться не обязательно. Гордон требовал от Тони запретить прессе прохаживаться насчет его, Гордона, психических особенностей. Тони мягко заметил, что не в его власти лишить народ этого невинного развлечения. Впрочем, Гордон в итоге был отмщен — эпитет «человек с надломленной психикой», давным-давно брошенный в его адрес, до известной степени перечеркнула характеристика Тони как человека, «психологически не готового расстаться со статусом лидера» (так о Тони отозвалась «Мейл ов санди»).

Что касается самого Тони, он в период переворота руководствовался принципом «Que sera sera» («Что будет — то и будет»). Даже взял привычку при малейшем намеке на провокацию напевать одноименную песенку, столь популярную когда-то в исполнении Дорис Дэй. Кстати, это самая подходящая линия поведения для мудрого лидера в критических обстоятельствах. Лидер, желающий удержать власть, должен спокойно относиться к вероятности ее потери. У отдельных политиков имеется глубокий тыл, по выражению Дениса Хили; другим отступать некуда. Впервые Тони завел разговор о своих перспективах после ухода с премьерского поста еще в 2001 году. Он, между прочим, интересовался и другими сферами деятельности, а не только политикой — в отличие от Маргарет Тэтчер и Гордона Брауна, для которых на политике свет клином сошелся. Поэтому-то оба хотели властвовать до последнего вздоха. Такого лидера можно только в окно выбросить — сам ни за что не уйдет. Вообще политики, покидающие должность, делятся на две категории. Одни, вроде Теда Хита, сидят на приставной скамье в Палате общин, измышляя планы отмщенья преемнику, или же, как Тедди Рузвельт, норовят устроить раскол в своей партии. Но есть и другие — эти просто находят себе новое занятие. Наличествует даже некая цикличность по принципу «ушедший лидер — преемник». Так, репутация Джимми Картера значительно улучшилась после ухода с президентского поста, а репутация его преемника Рональда Рейгана в аналогичной ситуации буквально сдулась. Одни политики, насильственно лишенные кайфа власти (который сродни героиновой зависимости), скукоживаются и увядают. Другие — расцветают пышным цветом.

На своей последней конференции в Манчестере Тони продолжал проявлять безразличие. Я пошел послушать Гордонову речь. Гордон, по сути своей — «Убийца с электродрелью»[230], конечно, пытался эту суть скрыть; хотел сыграть на полутонах — и в итоге речь получилась какая-то выхолощенная. Зевоты избежать удалось благодаря журналисту, заявившему, будто слышал, как Шери Блэр только что отозвалась о Гордоне — Гордон, дескать, лжет, совсем он Тони не любит и нисколько им не восхищается, нельзя ему верить. Мы нашли ситуацию весьма забавной — чего не скажешь о Гордоне; пришлось все отрицать. В тот год спичрайтинг давался легче обычного; пока мы ждали своей очереди, Фил Коллинз пересказал мне старую шутку Леса Доусона — о парне, обнаружившем, что жена сбежала с соседом. Приятели выражают сочувствие, пострадавший кивает: да, мол, я буду очень по нему скучать. А ведь это для речи сгодится, подумали мы, и Дэвид Брэдшоу, теневой автор многих газетных статей Тони, взялся воплощать идею в жизнь. Вылились его усилия в очень смешную фразу, подкрепленную растиражированным высказыванием Шери: по крайней мере Тони может не опасаться — его жена с соседом не сбежит. Тони колебался, включать или не включать шутку в речь; я его уговорил. Он попросил Лиз Ллойд через Сью Най проверить, не возражает ли Гордон. Помощники Тони вернулись с категорическим «нет» Гордона. Было поздно — Тони уже подходил к кафедре. Фраза буквально уложила зал. Эд Милибанд потом жаловался Лиз: дескать, команда Блэра специально так подстроила, чтобы Блэр выглядел белым и пушистым, а Гордон — этаким злодеем.