Вадим Роговин - Была ли альтернатива? (Троцкизм: взгляд через годы)

Обсуждение этих документов по партийным организациям фактически вылилось в голосование по платформам. За тезисы ЦК проголосовало 738 тыс. человек, за «Контртезисы» оппозиции — более 4 тыс. человек. Этот факт Сталин с торжеством представил как доказательство ничтожности сил оппозиции и её изоляции в рядах партии Однако при оценке итогов дискуссии нужно учитывать, что с XIV съезда по 15 ноября 1927 года контрольными комиссиями за фракционную деятельность было «привлечено» 2034 человека, а за последующий месяц — с 15 ноября по 15 декабря- 1197 человек; из числа «привлечённых» было исключено из партии соответственно 970 и 794 человека. Непрекращающиеся репрессии против оппозиции означали, что любой голосующий за её тезисы, совершал акт исключительного личного мужества, поскольку он должен был быть готов к немедленной расправе за этот акт (исключению из партии, лишению работы и т. д.).

Ещё в июне 1927 года Троцкий говорил по поводу сталинской характеристики оппозиции как «небольшой кучки» пессимистов и маловеров: «…Карьерист, т. е. человек, который домогается личных успехов, войдет ли сейчас в оппозицию?.. Шкурник пойдет ли в настоящих условиях в оппозицию, когда за оппозиционность выгоняют с фабрик и заводов в ряды безработных?.. А многосемейные, уставшие рабочие, разочарованные в революции, по инерции остающиеся в партии, пойдут они в оппозицию? Нет, не пойдут. Они скажут: режим, конечно, плохой, но пускай их делают, что хотят, я соваться не буду. А какие качества нужны для того, чтобы при нынешних условиях войти в оппозицию? Нужна очень крепкая вера в своё дело, т. е. в дело пролетарской революции, настоящая революционная вера. А вы требуете только веры защитного цвета, — голосовать по начальству, отождествлять социалистическое отечество с Райкомом и равняться по секретарю»[768].

К этому можно прибавить, что внесение в дискуссию элементов схоластики, начётничества, цитатничества затемняло в глазах многих рядовых коммунистов действительную суть разногласий между оппозицией и большинством ЦК.

Конечно, начавшаяся расправа с оппозицией не могла не вызывать резкого протеста среди оппозиционеров, многие из которых прошли через подполье и испытания гражданской войны. «В 1927 г. во время исключения оппозиции красный генерал Шмидт, прибывший в Москву с Украины, при встрече со Сталиным в Кремле наскочил на него с издевательствами и даже сделал вид, что хочет вынуть из ножен свою кривую саблю, чтобы отрезать генеральному секретарю уши… Сталин, который выслушал всё, храня хладнокровие, но бледный и со стиснутыми губами, выслушав, как его называют негодяем, вспомнил, несомненно, десять лет спустя об этой «террористической» угрозе»[769]. «Гениальный дозировщик» и в данном случае вынужден был затаить свою месть и оттянуть её почти на десятилетие. Шмидт оставался в должности комдива до 1936 года, когда он стал первым из высшего командного состава, кто был арестован для конструирования «троцкистской организации» в армии. Следующими стали участники оппозиции 1926—1927 годов Примаков и Путна, спустя несколько месяцев посаженные на скамью подсудимых вместе с Тухачевским и Якиром, арестованными позже.

Предлогом для нанесения ещё одного удара по лидерам оппозиции стали события, происшедшие во время празднования десятилетия Октябрьской революции. В преддверии юбилея публиковалось много воспоминаний, сборников документов и исторических исследований, в которых роль Троцкого и других оппозиционных деятелей в революции либо замалчивалась, либо преподносилась в заведомо искажённом свете. В области киноискусства главным цензором выступил сам Сталин, который после просмотра юбилейного фильма С. Эйзенштейна «Октябрь» приказал вырезать значительную часть кадров, в основном те, где был представлен Троцкий. На недоумённые вопросы режиссера Сталин заявил: «Либерализм Ленина сейчас неактуален».

Лидеры оппозиции приняли решение использовать октябрьские торжества для непосредственного обращения к рабочим Москвы и Ленинграда. Накануне праздника были напечатаны листовки и изготовлены транспаранты и плакаты с лозунгами: «Выполнить завещание Ленина», «Против оппортунизма, против раскола — за единство Ленинской партии», «Требуем восстановления исключённых за оппозицию коммунистов», «Требуем внутрипартийной демократии», «Требуем повышения заработной платы рабочим за счёт сокращения аппарата и уничтожения привилегии» и т. д.[770]

7 ноября наряду с официальной демонстрацией в Москве прошла альтернативная демонстрация, организованная оппозицией и включавшая тысячи рабочих, студентов и курсантов военных учебных заведений. На участников этой демонстрации набрасывались с избиениями специально проинструктированные «активисты» и «дружинники», действовавшие под прикрытием милиции и агентов ГПУ в штатском. Они вырывали из рук демонстрантов плакаты, избивали их дубинками, сопровождая свои налеты черносотенными, антисемитскими выкриками и разнузданной бранью. Вслед машине, в которой находились Троцкий, Каменев и Муралов, объезжавшие колонны демонстрантов, было сделано несколько выстрелов, затем была предпринята попытка физической расправы, от которой налётчиков удержали подоспевшие к машине демонстранты.

Одновременно были сделаны налеты на квартиры некоторых оппозиционеров, над окнами которых были вывешены оппозиционные плакаты и портреты Ленина, Троцкого и Зиновьева. Нападавшие не только срывали плакаты и портреты, но и врывались в квартиры, учиняя там настоящий разбой. Такие же бесчинства были учинены и у гостиницы «Париж» (на углу Охотного ряда и Тверской улицы), с балкона которой Смилга, Преображенский и другие оппозиционеры приветствовали демонстрантов. Аналогичные расправы произошли в Ленинграде, где альтернативную демонстрацию возглавляли Зиновьев, Радек, Евдокимов, Лашевич и другие оппозиционеры.

Описывая все эти факты, Муралов, Смилга и Каменев в письме, обращённом в Политбюро и Президиум ЦКК, подчёркивали, что «трудно придумать действия более постыдные для руководителей и организаторов борьбы с оппозицией, более безобразные под углом зрения юбилейного праздника, более глупые с точки зрения интересов господствующей фракции… Каждый московский партиец знает, что фашистские группы получили инструкции от секретарей райкомов и что центром всей этой омерзительной кампании является секретариат ЦК ВКП(б), пользующийся Президиумом ЦКК, как послушным и на всё готовым орудием»[771].

Троцкий в письмах, также направленных руководству партии, отмечал, что «натиск на ленинские лозунги оппозиции произвели худшие элементы сталинского аппарата, в союзе с прямыми отбросами мещанской улицы… Здесь повторилось точка в точку то, что наблюдалось при избиении большевиков на улицах Ленинграда в июле 1917 года, когда наибольшую активность проявляли наиболее черносотенные элементы… Все действия такого рода ни в малейшей мере не походили на расправу толпы. Наоборот, все они совершались за спиной толпы, при небольшом количестве зрителей, силами небольших групп, при руководящем участии официальных и полуофициальных лиц…»[772].

Заранее спланированная сталинская провокация была впоследствии использована им для утверждения о том, что «7 ноября 1927 года открытое выступление троцкистов на улице было тем переломным моментом, когда троцкистская организация показала, что она порывает не только с партийностью, но и с советским режимом» . К моменту высылки Троцкого за границу была создана новая версия — о якобы намечавшемся «троцкистами» на 7 ноября 1927 года перевороте; призыв выполнить «Завещание» Ленина истолковывался как призыв к такому перевороту.

Самостоятельное выступление оппозиции на октябрьской демонстрации спустя неделю стало поводом для исключения Троцкого и Зиновьева из партии, остальных одиннадцати оппозиционеров, входящих в состав ЦК и ЦКК, — из этих органов, а также снятия их со всех партийных и советских постов. Теперь ни один из оппозиционеров не мог оказаться в числе делегатов XV съезда даже с совещательным голосом.

16 ноября произошло ещё одно трагическое событие — самоубийство одного из ведущих оппозиционеров А. А. Иоффе. Одной из причин этого была его тяжёлая болезнь и отклонение Центральным Комитетом просьбы о выезде для лечения за границу, другой причиной — поражение оппозиции, уроки которого Иоффе пытался осмыслить в предсмертном письме, адресованном Троцкому. Сразу же после самоубийства в квартиру Иоффе явились агенты ГПУ, конфисковавшие это письмо, которое было передано Троцкому лишь через несколько дней в фотокопии. Письмо было использовано сталинистами, опубликовавшими его отдельные куски с сопровождением издевательской статьи Ярославского «Философия упадничества».

Похороны Иоффе были назначены на рабочее время, чтобы помешать московским рабочим принять в них участие. Тем не менее, они собрали не менее десяти тысяч человек и превратились во внушительную оппозиционную манифестацию.