Конец Европы. Вместе с Россией на пути к многополярности - Валерий Михайлович Коровин

всё ещё обойдётся. Не обойдётся, если в срочном порядке не пересмотреть своё отношение к этнической проблеме в России. А то, действительно, будет как в Европе.

Новое Средневековье — наше или чужое?

Давно замечено, что как только мы начинаем допускать какую-либо критику Модерна, его апологеты тут же дают самый жёсткий отпор, в котором одним из самых главных и хлёстких аргументов становится угроза «Средневековья». То есть с точки зрения тех, кто не смотря на катастрофические последствия развёртывания Модерна в течение вот уже почти четырёх веков, продолжает отстаивать его догмы, вся альтернатива нынешнему западному типу цивилизации тут же упаковывается в концепт «Средневековья» — всё, что касается любого проявления религиозности, этнического самосознания, Традиции, ощущение себя органической общностью народа, да вообще всё надматериальное. Стоит нам хотя бы упомянуть что-либо из этого списка, как в ответ летит жёсткое и безапелляционное обвинение, не требующее, по мнению тех, кто его выносит, никаких доказательств, ибо оно окончательно и обжалованию не подлежит — любые альтернативы Модерну или сомнения в его непогрешимости — это возвращение в «Средневековье».

За последние три века средневековье настолько демонизировано, что у любого, кто пытается подвергнуть эту категорию хоть какому-то критическому осмыслению, под шквалом критики, неприязни и открытой ненависти просто опускаются руки. Проще согласится с апологетами Модерна, нежели пытаться что-либо исследовать и объяснить. Коли так, то ради торжества истины сделаем это, переступив через страх и неприязнь, через сомнения и ненависть пойдём от противного, открыто заявив: «Да, Средневековье! Да, это именно Оно! И да, именно туда мы вас и приглашаем, предлагая этот путь в качестве альтернативы Модерну! Страшно, непривычно, жутко? Ну, раз уж это сделано, давайте теперь поразмыслим, что же это такое есть — Средневековье?»

Не на ровном месте возникает этот вопрос. Не волюнтаристически, не исходя из собственной прихоти, мы приглашаем обратить взор на это явление, а только потому, что кризис современного западного общества, исчерпанность парадигмы Просвещения и есть приглашение к возврату в Средневековье. Секрет в том, что сам Модерн возник в результате кризиса Средневековья. Так называемое Позднее Средневековье накопило в себе большое количество критических ошибок — индульгенция, ментальный упадок высших сословий, вырождение католической схоластики, — всё это, в свою очередь, породило ошибки в сфере политического и социального. Одни ошибки следовали за другими, суммируясь. В результате чего и были поставлены вопросы: политически — о непогрешимости сословного, феодального устройства со стороны окрепшей и всё более влиятельной буржуазии; социально — об оправданности имперского государственного устройства, отчуждающего знать от масс, находящихся в строгих рамках Империи и католицизма, всё более теряющих привлекательность в следствии указанного вырождения. Однако вместо исправления ошибок, категорично-диурническое европейское сознание поставило под вопрос весь традиционный уклад целиком, начав поэтапный снос всей социально-политической модели вместе с её религиозным базисом. То есть Модерн стал ответом на отчуждение, порождённое большим количеством ошибок модели европейского Средневековья. Обнаружив онтологическую проблему средневековой Европы, Модерн решил, что дело в Средневековье — то есть в христианстве как таковом, в Империи, как форме традиционного государственного устройства, в сословности, как в социальной системе, а не в отчуждении, порождённом вырождением[118].

В каком-то смысле Россия сама пошла по этому же пути. Сначала столкнувшись с династическими проблемами и смутой русское общество запустило процесс модернизации социально-политической системы Святой Руси, вылившийся в петровские реформы. Критической точкой трансформации перехода от Руси к России стал церковный раскол XVII века, учинённый Алексеем Михайловичем Романовым тоже под предлогом «исправления ошибок» в богослужебных книгах, однако вместо исправления модернизировавший русскую Церковь в целом, что и привело ко всем последующим катаклизмам — революции, а далее — к советскому марксисткому модернистскому эксперименту. Но и сама советская государственность, выродившись в поздний период и породив отчуждение, не пошла по пути исправления ошибок, а была снесена целиком, точно так же, как было снесено Средневековье — под предлогом исправления ошибок. Сегодня же мы воочию можем наблюдать не только пагубные последствия распада СССР — главной геополитической катастрофы XX века, — но и чудовищные последствия крушения Средневековья и его замещения Модерном, ставшего самой масштабной катастрофой периода XVII–XX веков.

Конечно, когда мы в России говорим о возрождении СССР, мы не имеем ввиду буквальную его реконструкцию вместе с марксизмом, который так и не лёг на русскую традиционную почву, ГУЛАГом, превратившимся в инструмент насаждения марксистских догм там, где для этого не было никаких условий; с ошибками в экономике и издержками некритически принятого атеизма. Конечно мы имеем ввиду, прежде всего, идею социальной справедливости, восстановление континентального государства на базе цивилизационного единства народов Евразии и суверенную мощь традиционного государства-империи, воссозданного с учётом исправленных ошибок, устранения элементов провалившегося Модерна и восстановления Традиции. Но ровно то же самое мы подразумеваем под возвращением Средневековья — исключение издержек и ошибок и восстановление Духа, Традиции и целостности европейской цивилизации, чему, собственно, и посвящена вся эта книга. Это будет уже Новое Средневековье, воссозданное с учётом лучшего опыта времён Золотого Века, и исключающего всё, что привело к упадку и зарождению Модерна как такового.

Да, нам нужно строить новое Средневековье, Модерн свою повестку исчерпал. Сама парадигма Модерна отходит в прошлое. Безвозвратно. Хотим мы этого или не хотим, мы всё же возвращаемся к Средневековью. Вопрос лишь в том, пустим мы этот процесс на самотёк, вернувшись к худшим проявлениям Средневековья, либо же возьмём его под контроль, и обратимся к лучшему, новому Средневековью, к тому, к какому сами пожелаем. Тем более что на этом пути мы уже проделали достаточное количество шагов. Как бы не возмущались атеисты и материалисты, но после крушения Советского Союза Россия начала возврат к своим исконным, традиционным ценностям. Можно сколько угодно клеймить «Средневековьем» повышение роли Церкви в нашем обществе, новое становление русской идеи, но всё это уже стало данностью. Мы стремительно выходим из парадигмы Модерна, выздоравливая и самовосстанавливаясь как народ и как цивилизация. А весь негатив в отношении этого процесса есть следствие остаточного влияния Модерна. Именно парадигма Модерна в своё время дала пристрастную и чисто негативную оценку Средневековью как некой «дикости», представляя его «варварством», ассоциируя с «тьмой» и «мраком». Но всё это, как мы сейчас ясно понимаем, было ни что иное, как политическая пропаганда. Средневековье подверглось умышленной дискриминации в эпоху так называемого «Просвещения», всё просветительство которого выражалось в осмеянии и вычёркивании из истории ценностей Традиции и насильственном насаждении вместо них суррогатов Модерна. Всё «Просвещение», собственно, и было направлено на отрицание. Но если посмотреть на Средневековье другими