Обаяние тоталитаризма. Тоталитарная психология в постсоветской России - Андрей Витальевич Гронский

Может возникнуть вопрос: а необходимо ли чувство вины для того, чтобы сделать выводы из прошлого? В свое время экзистенциальные психотерапевты пришли к выводу, что невротическая вина — это деструктивное чувство, но осознание реальной вины пробуждает здоровые, творческие силы личности и помогает ей освободиться от невроза. Этот принцип можно отнести не только к отдельному человеку, но и к сообществам людей: невротическая вина деструктивна — она ведет к комплексу неполноценности, озлобленности и попыткам нездоровой гиперкомпенсации («Крым наш!», «Посмотрите до чего докатилась Украина/Америка/Европа и т. д.!»).

Признание реальной вины приводит к нравственному очищению, обновлению и конструктивному созиданию. Дж. Бьюдженталь так писал о важности признания вины: «Принятие на себя вины за то, что мы сделали и о чем сожалеем, не является деструктивным, а наоборот, освобождает. Оно переносит наше внимание с прошлого на настоящее и будущее, так как мы решаем, как искупить вину и как предотвратить повторение таких событий»[277]. Говоря о немцах в послевоенной Германии, современник Ясперса К.-Г. Юнг подчеркивал важность признания коллективной вины для успеха в личной психотерапии: «Все они, сознательно или бессознательно, активно или пассивно, причастны к ужасам; они ничего не знали о том, что происходило, и в то же время знали. <...> Уже сейчас многие из них обращаются ко мне с просьбой лечиться у меня. Если просьбы исходят от тех “порядочных немцев”, которые не прочь свалить вину на пару людей из гестапо, я считаю случай безнадежным»[278]. По всей видимости, Юнгу и самому приходилось справляться с чувством вины. Как известно, он прошел эволюцию от восторженного принятия нацизма к критическому его осмыслению. После войны он не нашел ничего лучшего, чем объяснить свою лояльность к Гитлеру требованиями времени.

В отношении политических процессов Ясперс подчеркивал, что «сознание своей ответственности — это начало внутреннего переворота, стремящегося осуществить политическую свободу»[279]. Он считал, что необходимо признание виновности на политическом, моральном и метафизическом уровне. Но историческое самоосмысление целого народа происходит через личный самоанализ отдельного человека: «Всякая настоящая перемена происходит через отдельных людей, во множестве отдельных людей вне зависимости друг от друга или в побудительном обмене мнениями»[280]. По его мнению, именно нравственные проблемы породили опасные тенденции в развитии всей германской нации. Моральные слабости вызвали условия, которые привели к уголовным и политическим последствиям:

«Моральные оплошности — это почва для условий, при которых как раз и вырастают политическая вина и преступление. Бесчисленные мелкие небрежности, приспособленчество, дешевые оправдания несправедливости, незаметное потворствование несправедливости, участие в создании общественной атмосферы, распространяющей неясность и тем самым делающей возможным зло, — все это имеет последствия, которые тоже создают предпосылки для политической вины за обстановку и события»[281].

В то же время, именно принятие морально-нравственной и метафизической ответственности открывают возможности для подлинного возрождения страны. Из моральной виновности рождается осознание, а из него раскаяние и обновление. И этот, казалось бы, сугубо внутренний процесс приводит к реальным изменениям во внешнем мире. Метафизическая вина, с его точки зрения, позволяет изменить самосознание народа, увидеть те опасные черты нации, которые коренятся в ее традиции.

Историческая виновность россиян

Народ России исторически виновен как перед собой, так и перед народами многих сопредельных государств. Безусловно, самыми ужасающими внутриполитическими преступлениями советского режима были «красный террор» и сталинские репрессии, от которых пострадала четвертая часть населения предвоенного СССР. И здесь следует вспомнить, что репрессии осуществлялись отнюдь не внешним врагом, а гражданами своего же государства против своих же сограждан. Степень участия в репрессивной политике могла быть различной — от службы в органах НКВД до стукачества, написания доносов или позиции осведомленного невмешательства (хотя она была, безусловно, вынужденной, но, тем не менее, делала человека косвенным соучастником). Следует отметить, что и в послесталинский период уже бескровная (не приводящая к физическому убийству) травля инакомыслящих осуществлялась при соучастии рядовых граждан.

Внешнеполитические преступления советского режима включают сговор с фашистской Германией, войну с Финляндией, оккупацию Польши и прибалтийских государств, военное вторжение в Чехословакию, в Афганистан и др. За 20 с небольшим лет существования постсоветской России «послужной» список увеличился.

О коллективной ответственности российского народа в последнее время напоминают отнюдь не психологи, психотерапевты и философы, а артисты, журналисты и литераторы. Например, можно упомянуть эссе писателя Юрия Нестеренко «Вердикт виновны»[282], «Не заслуживают снисхождения»[283], Александра Гениса «Жуткий секрет Полишинеля»[284], стихотворение Андрея Орлова (Орлуши) «Я виновен, потому что русский»[285].

Установление виновности в нашем случае — это постановка диагноза, который необходим для лечения. Что касается россиян, то можно говорить, во-первых, об исторической виновности за действия своих предков, живших в период советского режима. Во-вторых, об актуальной виновности за действия и бездействие, которые индивид совершил в своей жизни. Эти два вида вины распадаются на вину перед гражданами своего государства, — перед современниками, а также потомками, — и на вину перед гражданами других стран. Далее, в каждой области виновности, в соответствии с терминологией Ясперса, можно выделить вину уголовную (касающуюся непосредственных исполнителей преступлений), политическую, нравственную и метафизическую.

Индивидуальная и коллективная ответственность за текущие события самоочевидна. Например, если говорить о моральной виновности, то любой честный с собой человек может припомнить множество нарушений закона, произвола и несправедливостей, на которые он закрывает глаза, говоря себе: «Сюда лучше не лезть» или «Это меня не касается». Если говорить о политической ответственности россиян за их последние действия (или бездействие), то, в частности, это экономические санкции, которые они претерпевают из-за присоединения Крыма и войны на Донбассе и которые бьют, в первую очередь, по рядовому обывателю. Также к этому типу виновности относится то, что они подвергаются ущемлению конституционных прав внутри страны, не имеют подлинной возможности реализовывать избирательное право, страдают от правовой незащищенности, коррупции и пр. Что касается первого случая, то здесь мы имеем дело с самоочевидным примером саморазворачивающегося механизма коллективной политической ответственности. Как хорошо известно, средний рядовой российский обыватель в большинстве своем горячо одобрил спецоперацию по «возвращению» Крыма и военные действия на Донбассе, хотя, опять-таки, в своем большинстве самолично на войну не пошел, ограничившись моральной поддержкой. В то же время, было немало людей, которые были не согласны с такими действиями российской власти, но никак не выразили свою позицию, объясняя это тем, что «от меня все равно ничего не зависит» и «как бы чего не вышло». Таким образом, первая и вторая категория граждан поставила себя в ряд соучастников содеянного (не в уголовно-правовом смысле, конечно, а в моральном).