Андрей Сухомлинов - Кто вы, Лаврентий Берия?: Неизвестные страницы уголовного дела

Изобличенные доказательствами подсудимые Берия, Меркулов, Деканозов, Кобулов, Гоглидзе, Мешик и Влодзимирский на судебном следствии подтвердили показания, данные ими на предварительном следствии, и признали себя виновными в совершении ряда тягчайших государственных преступлений».

У судебно-следственных работников есть такая специфическая фраза: «Выводы суда не соответствуют материалам уголовного дела и противоречат полученным доказательствам». Это мы имеем и здесь. Дело в том, что и на следствии, и в суде все осужденные виновными себя в «тягчайших государственных преступлениях» не признали. А указание на это в приговоре является вымыслом суда. С первого до последнего дня они говорили о том, что совершали все свои действия, основываясь на приказах руководства страны, и просили расценивать совершенное как должностное преступление.

Об этом свидетельствует «последнее слово» каждого из подсудимых. В протоколе судебного заседания читаем.[161]

«22 декабря 1953 года.

20 часов 20 минут.

Председатель Конев: Судебное следствие объявляю законченным. Подсудимый Гоглидзе, вам предоставляется последнее слово.

Гоглидзе: Мое преступление заключается в том, что я выполнял все установки Берия, в результате чего были расстреляны невиновные люди. Значит, я не оказался на высоте своего положения, не сумел разобраться в обстановке.

Я признаю себя виновным в том, что участвовал в репрессиях в 1937–1938 годах, когда в результате применения незаконных методов следствия к арестованным и избиений пострадало много невиновных. Однако я действовал без контрреволюционного умысла, а слепо подчиняясь преступным распоряжениям Берия.

Прошу суд изменить квалификацию моих преступных действий на статьи о должностных преступлениях.

Председатель Конев: Подсудимый Кобулов, вам предоставляется последнее слово.

Кобулов: Только ознакомившись со всеми материалами дела, я убедился в том, что Берия — старый враг, втершийся в партию. Даже он вынужден был здесь на судебном следствии признать свое участие в мусаватистской контрразведке в качестве ее агента. Мое несчастие в том, что ранее я принимал Берия за честного человека и безоговорочно выполнял его преступные распоряжения. Сейчас мне видно, что многие из указаний Берия являлись преступными. Я принимал участие в выполнении этих указаний и поэтому должен отвечать перед судом, но в то время, когда я получал его указания, я не думал о том, что они преступны. Сознательно преступлений я не совершал. Я слепо доверял Берия, который занимал особое положение в государстве, и выполнял все указания Берия. Прошу суд переквалифицировать мое обвинение со статей о контрреволюционных преступлениях на другие статьи, которых я заслуживаю.

Председатель Конев: Подсудимый Деканозов, вам предоставляется последнее слово.

Деканозов: Действительно, я был близок к Берия. Главнейшие черты характера Берия это — карьеризм, честолюбие, выпячивание своей роли в государстве. Однако все это как-то проходило мимо меня. Я и другие лица, близкие к Берия, смотрели на его отрицательные черты сквозь пальцы.

Мною совершены некоторые преступления, но они не являются преступлениями контрреволюционными. Я виновен в избиении Борового и сейчас очень рад, что он жив. Отрицаю свою виновность в деле Кедрова, Голубева и Батуриной. Здесь была большая провокация со стороны Берия, и расправа, совершенная над Батуриной, Кедровым и Голубевым, является преступлением Берия. Это дело носит неприятный характер, так как, арестовывая Батурину, Кедрова и Голубева, Берия рассчитывал нанести удар по другим лицам, занимавшим более высокое общественное положение. Проводя наблюдение за Кедровым, Голубевым и Батуриной, я лишь выполнял преступное распоряжение Берия.

Я признаю факты своего морального разложения. Во время суда, когда исследовались вопросы, связанные с моим моральным обликом, я выглядел очень плохо и хотя некоторые факты преувеличены, но и то, что мною совершено, я считаю для себя совершенно недопустимым.

Прошу суд учесть, что контрреволюционных преступлений я не совершал и осудить меня по другим статьям уголовного кодекса.

Председатель Конев: Подсудимый Влодзимирский, вам предоставляется последнее слово.

Влодзимирский: О том, что в НКВД, а затем в МГБ и МВД совершались преступления, я узнал лишь при ознакомлении с делом. Еще раз заявляю, что близким человеком Берия я не был. Подтверждаю, что я участвовал в избиении арестованных, но, поступая так, я полагал, что Берия отдает распоряжения об избиениях, предварительно согласовав их.

Заключения о расстреле 25 арестованных я подписал, датировав их задним числом, по распоряжению Меркулова.

Постановление об аресте Константина Орджоникидзе было подписано мною на основании распоряжении Кобулова.

Я еще раз прошу суд оценить объективно все доказательства, собранные в отношении меня, и изменить квалификацию моего обвинения.

Председатель Конев: Подсудимый Мешик, вам предоставляется последнее слово.

Мешик: Я признаю себя виновным в том, что оказался пособником ряда преступлений Берия, не зная о том, что он враг. В этом я виновен. Я хочу, чтобы мне вынесли самую суровую кару с этой формулировкой. Я не хочу снисхождения, а судите меня за то, в чем я виноват. Однако я не признаю себя виновным в совершении преступлений во время работы на Украине.

У меня есть семья, и я прошу суд, чтобы его приговор не отразился на моей семье.

В 21 час 15 минут Председатель объявляет перерыв до 23 декабря 1953 года.

Пятый день судебного заседания.

23 декабря 1953 года.

12 часов 45 минут.

Председатель Конев: Судебное заседание продолжается. Подсудимый Меркулов, вам предоставляется последнее слово.

Меркулов: Статьи о контрреволюционных преступлениях были предъявлены в обвинение мне неправильно. Произошло роковое для меня стечение обстоятельств.

Одним из центральных пунктов моего обвинения является составление списка о расстреле 25 арестованных. Однако, участвуя в составлении этого списка, я поверил словам Берия о том, что расстрел арестованных согласован.

Я виновен в том, что стал причиной смерти невиновного человека — Скпизкова,[162] который был расстрелян, но это преступление я совершил в силу допущенной халатности, а не умышленно. Лишь на следствии я впервые узнал, что оказался причиной смерти невиновного человека. Я готов за это нести любое наказание, но считаю, что допустил не контрреволюционное, а должностное преступление.

Мне сейчас стыдно за близость свою к Берия. Я многое сделал для него, помогал ему, но я думал, что Берия является честным человеком. Сейчас я понимаю, что человек с таким нравственным обликом, как Берия, не мог быть честным членом партии и государственным деятелем. Если бы он не был своевременно разоблачен, то нанес бы непоправимый вред социалистической Родине.

Берия также нанес тяжелый удар моей семье,[163] но я прошу Вас не переносить на меня Вашу справедливую ненависть к Берия.

Я прошу одного — снять с меня контрреволюционные статьи и осудить меня по другим статьям Уголовного Кодекса.

Председатель Конев: Подсудимый Берия, Вам предоставляется последнее слово.

Берия: Я уже показал суду, в чем я признаю себя виновным. Я долго скрывал свою службу в мусаватистской контрреволюционной разведке. Однако я заявляю, что, даже находясь на службе там, не совершал ничего вредного.[164]

Полностью признаю свое морально-бытовое разложение Многочисленные связи с женщинами, о которых здесь говорилось, позорят меня как гражданина и как бывшего члена партии.

Признаю, что, вступив в связь с Дроздовой, я совершил преступление, отрицаю факт насилия.

Признаю, что я ответственен за перегибы и извращения социалистической законности в 1937–1938 годах, но прошу суд учесть, что контрреволюционных, антисоветских целей у меня при этом не было. Причина моих преступлений в обстановке того времени.

Моя большая антипартийная ошибка заключается в том, что я дал указание собирать сведения о деятельности партийных организаций и составлять докладные записки по Украине, Белоруссии и Прибалтике. Однако и при этом я не преследовал контрреволюционных целей.

Не считаю себя виновным в попытке дезорганизовывать оборону Кавказа в период Великой Отечественной войны.

Прошу Вас при вынесении приговора тщательно проанализировать мои действия, не рассматривать меня как контрреволюционера, а применить ко мне те статьи Уголовного Кодекса, которые я действительно заслуживаю».

Итак, подсудимые виновными в государственных преступлениях себя не считают. Все валят на Берия. Это тоже факт. Но это другая тема разговора.