ВП СССР - Разгерметизация

Однако А.Бутенко в своей статье хватил через край насчет «черносотенно-фашистской» диктатуры: для неё не было в 1917 г. социальной базы; партии националистического толка были слабы, да и они были против геноцида[363] в отношении какого-либо народа, включая сюда и псевдонацию иудеев; крупная буржуазия в своей массе шла за безнациональными кадетами. Победи Корнилов, и партийный актив всех левых партий перевешали бы без зазрения совести и без разбора “национальностей”. Поскольку партийный актив в боль­шинстве партий был в значительной степени иудейский, то это, конечно, получило бы на Западе имя “Великого погрома”, разгула “антисемитизма” и т.п. Но что поделаешь, если актив партий — сплошь евреи, вдохновляемые «мировой закулисой» и масонством? Возмож­но, что шея Кирбиса подсказывала его голове, что в случае ус­тановления диктатуры крупного капитала Арон Кирбис ук­расит собой один из столбов Петрограда, вместе с Манусами, Рубинштейнами, “Сухановыми” Гиммерами, “Троц­ки­ми”-Бронштейнами, “Каменевыми”-Розенфельдами, “Стекловы­ми”-Нахамкесами и прочими достойными... Но довод о целости шеи — не главный, хотя он и важен.

Основная же масса правящего класса в «еврейском вопро­се» не разбиралась. Это мы видим и в высказывании А.И.Пу­тилова об отношениях Арона Кирбиса-“Керенского” и Корни­лова; С.П.Ме­ль­гунов, автор “Красного террора”, книги о деятельности ВЧК, лично прошедший через её следствия, также осуждает одного из пишущих на эту тему за освещение вопроса с “анти­семит­ских” позиций «шовинизма»; сам С.П.Мельгунов пишет обо всём с позиций абстрактного — безнацио­нального, бесклассового — “гуманизма”, якобы обращённого ко всем без исключения, но конкретно не затрагивающего никого персонально.

«25 августа (7 сентября) 1917 г. в день начала корниловского выступления в № 1 газеты “Рабочий” была опубликована статья И.В.Сталина “Или-или”».

В ней приводится оценка состояния России:

“Страна неудержимо идет к невиданной катастрофе. Правительство, давшее в короткий срок тысячу и одну репрессию и ни одной “социальной реформы” (интересны кавычки Сталина: наше замечание при цитировании), абсолютнонеспособно вывести страну из смертельной опаснос­ти.

Более того, исполняя, с одной стороны, волю империалис­тической буржуазии и не желая, с другой стороны, теперь уже упразднить “Советы и Комитеты”, правительство вызыва­ет взрыв общего недовольства как справа, так и слева. (…)

Вся власть империалистам, отечественным и союзным, — таков лозунг контрреволюции… (…)

Вся власть пролетариату, поддержанному беднейшими крестьянами, — таков лозунг революции.

Или-или! (И.В.Сталин. Соч., т. 3, стр. 253, 254; выделения жирным шрифтом — наши при цитировании).

«Корниловщина» была спровоцирована бездействием Вре­менного правительства. Л.Г.Корнилов, надо полагать, был согласен с И.В.Сталиным в оценке бездеятельности Времен­ного правительства, но выражал интересы недовольных “справа”, в отличие от И.В.Сталина.

Л. Г. Корнилов был одним из наиболее квалифицирован­ных и ПОПУЛЯРНЫХ военных специалистов России, но не был ни политиком (государственным деятелем), ни политиканом (кумиром и “заклинателем” толпы). В этом главная причи­на поражения его выступления. К моменту выступления Л.Г.Корнилов занимал пост верховного главнокоманду­ющего, сменив на нем 1 августа (по ныне действующему григорианскому календарю) Алексея Алексеевича Брусилова (1853 — 1926). 10 июля (старого стиля — юлианского календаря) Корнилов, видя разложение армии — дезертирство, самострельство, воровство и т.п., — послал телеграмму “Керенскому”, требуя ввести смертную казнь на фронте, как одну из мер по восстановлению дисциплины и боеспособности армии. Предложение было поддержано Брусиловым[364].

Заняв пост верховного главнокомандующего, Л.Г.Кор­нилов требовал от “Керенского” введения военно-революци­онных судов в тылу, что могло сдержать прежде всего дек­лассированный сброд, охочий до дармовщины и ничего общего не имеющий с борцами за идею. Б.В.Савинков, занимавший в то время пост управляющего военным министерством, поддержал требование Корнилова, угрожая “Керенскому” отставкой. “Керенский” отставки Савинкова не принял, «но рассмотрения докладной записки ген. Корнилова Временным правительством не допустил (здесь и далее подчеркивания наши при цитировании) и выехал на совещание в Москву, где произнес свою знаменитую речь» (ист. 92, стр. 21).

По возвращении “Керенского” из Москвы появился зако­нопроект о военно-революционных судах. 23 и 24 августа Б.В.Са­винков, будучи в Ставке, ознакомил Л.Г.Корнилова с этим и другими законопроектами и испросил в Петроград конный корпус. Б. В. Савинков пишет:

«Ген. Корнилов, у которого постепенно нарастало недове­рие к Временному правительству, выслушав меня, обе­щал всемерно поддерживать А.Ф.Керенского, для блага отечества.

Таким образом, 26 августа программа ген. Корнилова была накануне осуществления. Вопрос о поднятии боевой способ­ности армиииз области слов как будто начинал переходить в область дела. Разногласия между ген. Корниловым и А.Ф.Керенским как будто устранены. Как будто открылась надеж­да, что Россия выйдетиз кризиса не только обновленною, но и сильной.

26 августа вечером я приехал в Зимний дворец на заседание Временного правительства, в уверенности, что на заседании этом будет рассматриваться, как это утроммне обещал А. Ф. Керенский, законопроект о военно-революционных судах в тылу. Принятие этого законопроекта, а также появ­ление в Петрограде конного корпуса, которое ожидалось в ближайшие дни, должны были знаменовать поворот в пра­вительственной политике. Я был счастлив, что А.Ф.Керен­ский усвоил себе, по-видимому, программу ген. Корнилова.

Но ожидаемоезаседание не состоялось. А.Ф.Керенскийвызвал меня из Малахитового зала к себе в кабинет и показал мне так называемый “ультиматум” Львова. Я не поверил мо­им глазам, памятуя слова ген. Корнилова, сказанные им в Ста­вке, что он всемерно будет поддерживать А.Ф.Керенского для блага отечества. Я предчувствовал недоразумение. Я просил А.Ф.Керен­ского войти в соглашение с ген. Корнило­вым и попытаться ликвидировать “ультиматум” без огласки и без соблазна. Я указывал, что противоположное приведет лишь к осложнениям, выгодным исключительно для против­ника. А.Ф.Керенский не согласился со мной. На следующий день я в присутствии многих лиц, в том числе В.А.Маклакова, имел … беседу с ген. Корниловым по аппарату Юза …

Беседа эта укрепила меня в уверенности, что в основе всего происшедшего лежит недоразумение. Я не знал, кто иличто является причиною этого недоразумения, но я видел, что ген. Корнилов не стоит на точке зрения предъявленного Львовым “уль­тиматума”. Я снова ходатайствовал перед А.Ф.Керенским о мирной ликвидации конфликта, ноА.Ф.Керенский и на этот раз не согласился со мной и поручил мне оборонять Петроград от ген. Корнилова в качестве военно­го генерал-губернатора г. Петрограда» (ист. 92, стр. 21).

Далее Савинков пишет, что он принял поручение Керенско­го в силу двух причин: во-первых, опасался восстановления монархии и прихода к власти бесчестных, по его мнению, сподвижников Корнилова; во-вторых, он, «как военнослужа­щий, считал своим долгом беспрекословно исполнять прика­зания своего непосредственного начальства, даже в случае, если он и не вполне с этими приказаниями согласен».

Из этого следует, что Арон Кирбис заботилсяисключитель­но о сохранении вывески Временного правительства, но ничего не делал для восстановления потерянного управления армией, флотом, финансовым обращением, производством и распределением, что объективно вело к расширению социальной базы большеви­ков. Не поддержал он Корнилова по глупости, из личных “диктаторских” амбиций, или по причине договоренности с “кем-то” спровоцировать Корнилова на выступление, а потом «кинуть» его, — результат один и тот же: Арон Кирбис по отношению к Л.Г.Корнилову занял пробольшевистскую позицию, ликви­дируя тем самым последнюю возможность для крупного ка­питала предпринять попытку не допустить большевиков и примкнувших к ним троцкистов до государственной власти.

Как указывал А.И.Деникин, выступление Л.Г.Корнило­ва запоздало. К этому моменту разложение рядового состава армии зашло настолько далеко, что Л.Г.Корнилов не мог опираться исключительно на русские по национальному соста­ву части. В мятеже участвовал 3-й конный корпус и Туземный корпус, развернутый из Кавказской дивизии приданием ей 1-го Осетинского и 1 го Дагестанского полков. Генерал Крымов был снят с командования 3-м корпусом для командова­ния всей армией, двинутой на Петроград. Корнилов остался в Ставке в Могилеве.

Л.Г.Корнилов не обратился к войскам лично, чтобы их воодушевить, а ограничился только письменным приказом. Возможно, что этого хватило бы для дисциплинированного войска во внекризисной обстановке, но кризисная обстановка требует прямого обращения лидера к массе рядовых. Строк приказа недостаточно. Кроме того, как отмечает генерал П.Н.Краснов, тон приказа не соответствовал духу массы войска, чем немедленно в своем обращении к войскам во­спользовался “Керенский”.