Социализм. История благих намерений - Александр Монович Станкевичюс

и умелых администраторов и т. д. Всякое непосредственное вмешательство профсоюзов в управление предприятиями, при этих условиях, должно быть признано безусловно вредным и недопустимым» [186, с. 345–346].

Стоит ли пытаться оправдать столь очевидные перемены во взглядах Ленина на рабочее управление и роль профсоюзов, а вслед за этим и в политике большевиков? Я думаю, что это пустая трата времени. Ленин действительно верил, что рабочие смогут справиться с задачами производственного управления, верил в то, что через профсоюзы вовлечение широких масс трудящихся сделает экономику эффективнее, а также поможет нанести удар по отчуждающему разделению труда. Это была наивная вера, уходящая в глубину утопического прошлого социализма. Но в 1922 г. страна после гражданской войны лежала в руинах, и ее надо было восстанавливать. Эта необходимость поставила большевиков перед суровой реальностью, которая заставила их даже смягчить отношение к беспартийным и даже инопартийным специалистам – в годы новой экономической политики их стали активно привлекать на управленческие должности. Про рабочую демократию благополучно забыли. С другой стороны, социалисты до встречи с реальным производством, которое они плохо понимали, будучи выходцами преимущественно из среды интеллектуалов, едва ли смогли бы осознать, что далеко не все рабочие заинтересованы в управлении заводом, на котором они работают. Многим достаточно получать зарплату и не влезать в сложные для них управленческие хитросплетения. Но и не все, кто желал бы туда влезть, делал бы все на пользу эффективности производства, а не на пользу себе и своему желанию получать больше, а работать меньше. Увы, эта наивность и отстраненность от реальности еще много раз будет препятствием на пути повышения экономических показателей в советском государстве.

* * *

14 декабря 1917 г. был принят декрет о национализации банков. Он закреплял за государством монополию в предоставлении банковских услуг, все частные банки с их активами и пассивами передавались под управление Государственного банка.

В работе «Удержат ли большевики власть» конца 1917 г. Ленин пишет: «Крупные банки есть тот “государственный аппарат”, который нам нужен для осуществления социализма и который мы берем готовым у капитализма, причем нашей задачей является здесь лишь отсечь то, что капиталистически уродует этот превосходный аппарат, сделать его еще крупнее, еще демократичнее, еще всеобъемлющее. Количество перейдет в качество. Единый крупнейший из крупнейших государственный банк, с отделениями в каждой волости, при каждой фабрике – это уже девять десятых социалистического аппарата. Это – общегосударственное счетоводство, общегосударственный учет производства и распределения продуктов, это, так сказать, нечто вроде скелета социалистического общества» [177, с. 307].

Единый Государственный банк, куда вошли все национализированные частные банки и ставший Народным банком РСФСР, просуществовал всего два года. В январе 1920 г. он был упразднен, а вместо него с 1921 г. учреждаются Госбанк, промышленный банк, кооперативные банки, коммерческий банк, «Электрокредит», кредитные и сельскохозяйственные товарищества, мелкие паевые банки, центральный коммунальный банк и т. д. Таким образом, всего два полных года смогли проработать 9/10 социалистического аппарата. Попытка ввести сверхцентрализацию «нахрапом» оказалась совершенно провальной и была основана на ложных предпосылках, что централизация и рационализация управления абсолютно точно принесут положительный результат.

* * *

Один из наиболее двуличных декретов в первые годы социалистического строительства в России был декрет «о свободе совести, церковных и религиозных обществах» от 20 января 1918 г. Дело в том, что формально он провозглашал, что Церковь отделяется от государства, но в пределах этого государства запрещается издавать местные законы, которые нарушали бы право на свободу совести или устанавливали какие-либо привилегии на основании вероисповедания. Каждому гражданину гарантировалось право как исповедовать, так и не исповедовать религию, и все праволишения на основании вероисповедания отменяются. В то же время декрет содержал такой момент: «…все имущества существующих в России церковных и религиозных обществ объявляются народным достоянием. Здания и предметы, предназначенные специально для богослужебных целей, отдаются, по особым постановлениям местной или центральной государственной власти, в бесплатное пользование соответственных религиозных обществ» [323]. Крупнейшими религиозными организациями в России были христианские. Из них наиболее крупной – Российская православная церковь. Большая часть активной религиозной жизни членов Церкви проходила в зданиях церквей, где верующие участвовали в христианских таинствах, требующих для своего осуществления предметы для богослужения. Но, согласно декрету, вроде как отделявшему Церковь от государства и запрещавшему издавать стеснявшие свободу совести постановления, верующие ставились в зависимость от местной и центральной государственной власти, которая могла стеснять христиан как угодно, лишая их зданий церквей и конфисковывая богослужебные предметы.

О каком-либо реальном отделении Церкви от государства и тем более отсутствии стеснения со стороны последнего здесь речи быть не могло. Уже в начале 1922 г. по всей стране, под предлогом помощи голодающим в Поволжье, началась кампания по изъятию церковных ценностей, инициированная постановлением «О ликвидации церковного имущества» и постановлением «Об изъятии церковных ценностей для реализации на помощь голодающим». Изымались предметы богослужения, без которых нормальное функционирование храма невозможно. Несмотря на сопротивление верующих, которые вполне в своем возмущении могли сослаться на декрет о свободе совести, большевиков ничего не остановило. Они могли применить в том числе пулеметы для подавления сопротивления, как это произошло в городе Шуя.

Наиболее явно систематический антирелигиозный характер социализм в России (а мы помним, что борьба с религией – один из столпов социализма) принял при Сталине. В одном из множества документов, координирующих борьбу с христианством в России, в протоколе «О мерах по усилению антирелигиозной работы» от 24 января 1929 г., можно прочитать, как коммунисты собирались обеспечивать «свободу совести» в своем государстве: «Главлиту, оказывая поддержку издательской работе ЦССБ и местных “Союзов безбожников”, решительно бороться в то же время с тенденцией религиозных издательств, как к массовому распространению, так и к выходу в своей пропаганде за пределы строго религиозных вопросов. Точно также бороться против издания мистических произведений… Обратить внимание Госиздатов на недопустимость издания мистических произведений и переиздания художественных произведений с ярко выраженными религиозными и мистическими тенденциями. В отношении классиков – не допускать к изданию таких произведений, как массовой литературы… Обратить особое внимание на перевод и издание антирелигиозной художественной литературы для детей и юношества… Комитету по делам печати включить в план первоочередного снабжения бумагой издательство “Союза безбожников” и прекратить снабжение бумагой религиозных издательств и организаций» [268]. Иными словами, все эти рассуждения о свободе совести в декрете 1918 г. были не более чем уловкой, обманом многочисленного верующего населения. Социалисты, если рассматривать данный декрет в контексте их последующей политики, не собирались выполнять условия декрета, изложенные в первых трех его пунктах.

Отдельного рассмотрения заслуживает проект большевиков по национализации. Этот проект включал в себя абсолютно все, что представляло собой хоть какую-то хозяйственную ценность.

Национализация проводилась в несколько