Владимир Брюханов - Учитель и Ученик: суперагенты Альфред Редль и Адольф Гитлер

Кроме того, проведенный анализ показывает, что среди документов, передаваемых агентом № 25, нет ни одного материала, относящегося к деятельности 8 (пражского) корпуса, в котором с 1909 г.[516] полковник Редль занимал должность начальника штаба, что также ставит под сомнение утверждение о его работе на русскую разведку.

Перед началом Первой мировой войны Самойло предпринял усилия для прояснения ситуации. Он, по его словам, «попытался связаться по обычному адресу с Веной, получил ответ, был вызван на свидание в Берн, ездил на это свидание и даже достал последние интересовавшие нас сведения». Но вот кто был этим «комиссионером» Самойло так и не удалось выяснить. Последний отказался назвать себя, объявив, что это последнее свидание[517]. Таким образом, информация от негласного агента в Вене была получена год спустя после смерти Редля».[518]

Вот так-то!

Здесь нам пора перевести дух и призадуматься об описанных волшебных качествах Агента № 25.

Генерал Мильштейн читал те же документы российской военной разведки, что упоминались и Алексеевым — совпадение деталей несомненно свидетельствует об этом. Заключительное сообщение Мильштейна, которое мы частично цитировали, говорит о том же: «По некоторым данным, план стратегического развертывания австро-венгерской армии был продан Редлем русской разведке в 1912 году за 50.000 крон. Одновременно данные по этому плану были получены от другого русского агента полковника Яндржека, работавшего в мобилизационном отделе австрийского генерального штаба».[519]

Мильштейн, следовательно, читал и документ о готовности ГУГШ заплатить Яндричу указанную сумму, и какие-то документы, подтверждающие получение русскими вожделенного плана от Агента № 25.

Чего не читал Мильштейн — так это мемуаров генерала Самойло, ставящих безоговорочный крест на тождественности Редля и Агента № 25. Поэтому у Мильштейна Редль превращается в эдакое подобие Штирлица: «Не было, пожалуй, ни одного секрета, интересующего Россию, к которому бы не имел доступа Редль» — это мы уже цитировали.

И этого же Штирлица, согласно тому же Мильштейну, оказалось легко поймать на футлярчике от ножичка!

Интересно, попадались ли самому Мильштейну такие Штирлицы во времена его практической деятельности в разведке?

Справедливости ради отметим, что Мильштейну приходилось встречаться с разнообразными чудесами: под его собственной эгидой (или под эгидой его коллег в ГРУ) в годы Второй Мировой войны в Швейцарии работала разведывательная группа венгерского еврея, коммуниста Шандора Радо (1899–1981), поставлявшая важнейшие сведения, источник которых по сей день не известен.[520]

«Основным источником информации для группы Радо был немецкий эмигрант Рудольф Рёсслер, работавший под кличкой Люци. Он располагал в Германии сетью агентуры, будто бы имевшей доступ к документам главного командования вермахта, сухопутной армии и люфтваффе. /…/ Кто были эти люди, как сложилась и действовала их антинацистская организация, каким путем сведения из Берлина попадали к Рёсслеру — на эти вопросы и поныне нет ясного ответа».[521]

В качестве награды за эту деятельность Радо отсидел, как и Треппер, после войны около десяти лет в советских концлагерях, затем вернулся в Венгрию (оставаясь коммунистом, едва избежал расправы во время Венгерской революции 1956 года), а позднее (в 1972 году) был удостоен советского ордена Отечественной войны I степени…

Наиболее экстравагантное предположение заключается в том, что за организацией Рёсслера стоял заместитель Гитлера по партии Мартин Борман.[522]

Впрочем, возможно, что главным советским шпионом был не Борман, а шеф Гестапо Генрих Мюллер!..[523]

Что там происходило на самом деле — это пока выходит за темы данной нашей книги.

Однако можно не сомневаться в том, что чем-либо удивить Мильштейна после Второй Мировой войны было уже невозможно!..

Михаил Алексеев читал те же документы, что и Мильштейн, но сверх того и многое другое.[524] Поэтому его выводы радикально расходятся с историей, рассказанной Мильштейном.

Вот версия Алексеева: «В начале 1913 г. в Вену поступили сведения о том, что Россия негласным агентурным путем получает ценную документальную информацию, касающуюся вооруженных сил Австро-Венгрии. «Утечка» подобных сведений из России могла произойти через австрийскую или германскую негласную агентуру и явиться следствием предательства в определенном, хотя и ограниченном круге лиц как в военном министерстве России, так и в штабах военных округов, имевших доступ к разрабатываемым российским Генеральным штабом документам. Среди последних были и такие, в которых делались ссылки «на подлинные австрийские документы». Таким образом, по тем или иным причинам в Вене стало известно о предательстве в собственном стане, причем на самом высоком уровне. Нельзя исключить, что эта информация дошла до наследника престола Франца-Фердинанда»[525] — прервем тут Алексеева: все это его заявление от начала и до конца не подтверждается никакой информацией, представленной им самим или кем-либо еще.

Некоторая аналогия возникает при знакомстве с другим фрагментом книги Алексеева: «Весной 1914 г. фельдфебель, чертежник германского главного инженерного управления, предложил Базарову[526] купить у него планы восточных крепостей Германии. Фельдфебель недавно женился и нуждался в деньгах. Так был куплен план крепости Пихлау и крепости Летцен. Базаров вел переговоры о приобретении еще ряда отдельных секретных документов. И здесь произошел провал. По утверждению Николаи, «в апреле 1914 г. контрразведка из Петербурга сообщила о том, что Генеральный штаб ведет там переговоры о покупке планов германских восточных крепостей. По более точным данным предательство должно было исходить из одного центрального учреждения в Берлине, в течение 24 часов виновный был найден в лице одного старшего писаря. Он сознался в том, что совершил предательство по предложению русского военного агента…»[527]

По другой версии, чертежник после одного из свиданий с Базаровым встретил своего сослуживца и, разговорившись с ним, раскрыл свою связь с русским военным агентом. Тот предложил работать совместно, а потом выдал своего знакомого властям[528]. Одна версия, впрочем, не исключает другую».[529]

Но аналогия тут может привидиться лишь чисто поверхностная: Австро-Венгрия — не Германия, 1913 год — не 1914-й, а Агент № 25 — не берлинский чертежник!

Однако Рооп, напоминаем, опасался именно такой возможности провала своего «венского» агента!..

Так что ход рассуждений Алексеева не является совсем уж чистейшей фантастикой.

Высказав наши предупреждения, возвращаемся к прерванному тексту Алексеева: «В складывающейся обстановке австрийцам необходимо было срочно пресечь деятельность тайного агента, работавшего на русских. Ответственность за эту операцию была возложена на руководство разведывательной службы Австро-Венгрии — Августа Урбанского /…/ и Макса Ронге /…/.

Однако скоропалительные поиски шпиона не дали желательных результатов. Оставалось либо признать свое бессилие (что означало, если не отставку, то «перевод» по службе), либо найти «запятнанного» офицера и взвалить на него обвинение в шпионаже. И такой кандидат был найден.

Чем располагали австрийские разведчики? Только вскрытым фактом противоестественных наклонностей Редля. Все остальное необходимо было фальсифицировать. /…/ После создания «улик» оставалось только подтолкнуть Редля к самоубийству (или убить его?), используя психологическое давление, угрозы разоблачить «преступную страсть», не доводя дело до суда. В данном случае грань между самоубийством и убийством довольно размыта. Ибо то, что случилось с Редлем, можно рассматривать как убийство, «загримированное» под самоубийство, и как самоубийство, впопыхах подготовленное австрийской разведкой. /…/

Редль ушел из жизни, сохранив за собою на многие десятки лет скандальную известность «русского шпиона». Но, убрав ими же сотворенного «агента», Ронге, Урбанский и Николаи не смогли лишить Россию подлинных источников разведывательных сведений. Сохранившаяся в Вене агентура продолжала добывать информацию. Русская военная разведка одержала верх в тайной войне».[530]