Сергей Кара-Мурза - Хроника пикирующей России. 1992-1994

И наши меченные вожди ведут нас именно к этому. Мы послушно идем, бормоча: «И как это мы могли жить в СССР, так плохо питаясь? Даже сникерсов не имели! Надо немедленно разрешить куплю-продажу земли».

1993

Удавка на шее российской деревни

В России — революция. Ломают весь строй жизни. Суть кризиса — не в политике или экономике. Вопрос — быть ли России как особому типу жизни множества народов, или ее разотрут в пыль, а потом налепят 40-50 «нормальных» стран. Где же тот корень, выдернув который можно обрушить нашу «незападную» цивилизацию? Где спрятана та иголка, сломав которую, можно погубить Россию, как Кащея? Это — крестьянство и свойственное ему мышление. Это — тип отношений человека с землей и другим человеком. Такой тип может сохраняться очень долго — и в городском обществе. Японская фирма, выпускающая электронику, построена по типу отношений дворян-самураев и крестьян. Коллектив советской фабрики — это видоизмененная русская община с артельными отношениями.

Потому-то именно на деревню — главная атака, и именно тут нашла коса на камень. Деревня, больше всех пострадавшая от модернизаторов-марксистов, вытянувшая на своем горбу индустриализацию и измордованная сталинизмом — сопротивляется сегодня слому российской цивилизации. Опросы 1989-1990 гг. показали: частное предпринимательство и привлечение иностранного капитала умеренно поддержала интеллигенция («за» 20 и 12%), меньше — квалифицированные рабочие («за» 10,8 и 6,4%); колхозники и механизаторы отнеслись резко отрицательно («за» 3 и 0%).

А вот молодежь — она вроде за реформы Гайдара. Среди молодых москвичей в 1992 г. 52% — за частную собственность на землю с правом купли-продажи, и лишь 7% — за государственную или кооперативную собственность. Среди молодых тружеников села соотношение обратное: 10 за частную, а 68% за государственную и кооперативную. Фермерство поддерживают 89% молодых москвичей — и 30% селян. При этом социологи делают вывод: «подавляющему большинству селян — сторонников частной собственности на землю, ее купли-продажи — земля нужна не для ведения фермерского хозяйства, а для превращения ее в обычный товар, продав который можно «легко» разбогатеть».

Удалось расколоть людей по важнейшим вопросам. И если раскол кончится трагедией, вина реформаторов будет уже в том, что они не пошли на разговор с крестьянством. Мало того — они так захватили прессу и телевидение, что не дали голоса селу, не дали ему объясниться с городом. Разве москвич знает, почему село против купли-продажи земли? Да он даже не знает, что оно против. В ходе выборов есть небольшой шанс высказаться.

По отношению к колхозам и совхозам, опоре жизни села, реформаторы с самого начала заняли жесткую позицию. Вот слова А.Н.Яковлева: «Нужны воля и мудрость, чтобы постепенно разрушить большевистскую общину — колхоз. Здесь не может быть компромисса, имея в виду, что колхозно-совхозный агроГУЛАГ крепок, люмпенизирован беспредельно. Деколлективизацию необходимо вести законно, но жестко». Смысла здесь не больше, чем в матерной ругани, только приличнее. Но на одной ненависти далеко не уедешь, и село стало объектом мощной кампании лжи. Так, академик Аганбегян утверждал везде, где мог, будто в СССР невероятный избыток тракторов, что реальная потребность в 3-4 раза меньше их наличного количества. А на деле на 1000 га пашни у нас тракторов в 10 раз меньше, чем в ФРГ и в 40 раз меньше, чем в Японии. Даже в 7 раз меньше, чем в Польше.

В чем же смысл? Ведь не наивные же дети Яковлев и Аганбегян. А и ребенку ясно — пусть ты люто ненавидишь колхозы, другого-то кормильца у страны нет. Не нравится тебе, скажем, твоя жена, а нравится Софи Лорен. Ну, убей жену — Софи Лорен от этого у тебя в постели не появится. Прекрасно понимали вожди, что стоит хоть на год парализовать сельское производство — и Россию охватит голод. Должны же мы как-то объяснить себе этот замысел. Поверху виден интерес — одним наскоком смести колхозы и совхозы, при полном хаосе изъять землю. Но дело, думаю, глубже. Нужно было и лишение нас продовольственной безопасности, угроза царя-Голода. Если он у тебя в союзниках, то у тебя уже и абсолютная власть над людьми. Тут тебе все позволят — и последнюю ракету разрезать, и Курилы отдать, и в долги залезть по уши, запродать и детей, и внуков. Лишь бы подвез Запад киви, жмыха и отрубей.

Одним наскоком не вышло, несмотря на все указы. Почему? Да везде шло тихое сопротивление — не все же у нас Россию ненавидят. Это ведь не райкомы разогнать. Перешли «внучата Троцкого» к осаде — у них в руках и цены, и налоги, и горючее. Силы неравные, но все-таки передышка. Можно умом пораскинуть.

Тут и опыт Польши подоспел. Он показал, что атака на село не имеет отношения к борьбе с коммунизмом. В России суть маскируется тем, что, якобы, колхозы — порождение коммунизма. Но в Польше колхозов не было, 82% земли — у «фермеров» (на деле — крестьян). Зачем же была применена схема Международного валютного фонда, разоряющая село? Именно для того, чтобы «переварить» не вполне западную Польшу. Крестьянство, хоть и единоличное, было для этого помехой. Поляки хоть похитрее нас, на выборах четко сказали «нет». Правда, и Лех Валенса — христианин, из танков по Варшаве палить не стал (а может, танкисты оказались поляками).

А нам не надо иллюзий. Пока не отказались от схемы МВФ, будет идти демонтаж любых форм крестьянского землепользования. По этой схеме на селе, как и в городе, должно быть два класса: капиталист и рабочий (фермер и батрак). Рынок капиталов (земли) и рынок рабочей силы. А крестьянина рыночная экономика западного типа на дух не переносит. Но нам марксизмом-ленинизмом в изложении Яковлева так голову задурили, что люди всерьез поверили и сказке «про рынок» и что дадут жить «архангельскому мужику». А ведь кто-то еще и сейчас верит. И зря добрый Заверюха устраивает истерики в правительстве. Ну не может Гайдар снять удавку с села — на дает ему МВФ таких полномочий. Он может на момент ослабить натяг, чтобы жертва не брыкалась. Может сделать обезболивающий укол — и все.

Как удушают село? В 1992-93 гг. правительство перекачало колоссальные средства из аграрного сектора за счет искусственных «ножниц цен» на продукты сельского и промышленного производства. За 1992 год цены на сельхозпродукцию выросли в 8,6 раза, а на покупаемую селом продукцию и услуги — в 16,2 раза. Долго выдержать это хозяйства не могут. Однако в 1993 г. политика не изменилась, и «ножницы» продолжали раскрываться, хотя и с меньшей скоростью. Ударом будет и повышение цен на горючее — его доля в затратах возросла с 8 до 30%.

«Бороться на рынке» село не может, т.к. не может охватить весь цикл производства и выйти на рынок с готовым продуктом — мощности хранения и переработки в городе. Оно сегодня беспомощно против диктата переработчика и торговца — овощные базы принимают картофель по цене 30-40 руб. при себестоимости 50-70 руб.

Вот масштабы изымаемых средств. Батон хлеба в Москве стоит сегодня 230 руб. Он испечен из 330 г. пшеницы урожая 1992 года. За это количество пшеницы правительство обещало селу заплатить 4 рубля — да так, кстати, и не заплатило. Выпечка хлеба не может быть дороже муки. Куда пошли 222 рубля из 230? (Мы здесь даже не ставим «политические» вопросы: где осела эта невиданная в истории прибыль? Кто нанял журналистов, убедивших город, будто в росте цен виноват жадный крестьянин?). Заметим, что в США, где издержки в сфере обращения относительно издержек в селе в 6 раз выше, чем у нас, белый хлеб стоит лишь в 13-14 раз больше, чем оплаченная фермеру стоимость пшеницы (то есть, даже в США не брали бы за батон больше 50 руб). Розничная цена молока в США вдвое выше фермерской цены. В России же государство покупает у села молоко по 40 руб., а продает по 275 руб. за литр.

Новый режим России повел себя по отношению к селу так же, как в неоколониализме центр ведет себя по отношению к «третьему миру» — туда сбрасываются самые тяжелые последствия кризиса. И ведь, размахивая флагом антисталинизма, оправдываются тем, что, мол, Сталин тоже село ограбил. Мы это прекрасно помним. Но тогда вырванные с кровью деньги пошли на индустриализацию. А сегодня — на «мерседесы» для жирных котов да на ликеры для их баб. А больше — в зарубежные банки. В городе же — деиндустриализация. Производство машин быстро свертывается, а по цене они становятся селу недоступны.

С 1985 по 1992 год выпуск тракторов в России упал в 2 раза, а зерноуборочных комбайнов в 3 раза. В сентябре 1993 г. в докладе правительства сказано: «На предприятиях машиностроительного комплекса в 1993 г., как и в 1992 г., продолжается спад производства. Наибольшее снижение производства имеет место в тракторном и сельскохозяйственном машиностроении». Резко возросла нагрузка на машину, а запчастей нет. Значит, ускорен выход техники из строя. К началу жатвы 1993 г. исправных было лишь 68% зерноуборочных комбайнов (в 1990 — 82%).