Внутренний СССР - Последний гамбит

— Однажды, — начал он свой рассказ, — я ехал поездом «Москва — Петербург». Вместе со мной в купе оказался человек, внешне похожий на того, о котором меня предупреждал мой учитель. Мне очень хотелось с ним заговорить, чтобы проверить насколько верны данные мне предсказания, однако, я долго не знал, как начать разговор. Видимо, он это почувствовал и заговорил первым. Через какое-то время, когда наша беседа вошла в спокойное русло, я задал ему мучивший меня вопрос. Он улыбнулся и ответил, что всё очень просто, потому что хотя я и индиец, но понимаю по-русски. Он попросил меня внимательно вслушиваться в словосочетания, которые будет произносить. Я сосредоточился, а он стал чётко выговаривать словосочетания: армянский человек, французский человек, татарский человек, американский человек, чеченский человек, еврейский человек и, наконец, сделав небольшую паузу, медленно произнёс — русский человек. После его слов мне вдруг действительно стало понятно, кто такие русские, о чём я и сказал своему спутнику. И что вы поняли, — спросил он. Русские, — ответил я, — это будущее название всего человечества. Видите, как всё просто, — сказал он и добавил, — об этом более ста лет назад пытался поведать миру Достоевский, но тогда его мало кто понял, поскольку не было развито понятие взаимовложенности явлений и процессов. Русский — объемлющее понятие ко всем нациям и потому сознание легко воспринимает понятия — русский американец, русский немец и даже русский китаец, но оно непременно встанет в тупик перед бессмысленным словосочетанием — американский русский, немецкий русский, китайский русский. Здесь дело не в численности той или иной нации, а в совершенно новом понятии, объемлющем все нации. И русский «национализм» так опасен не потому, что он реально существует, а потому что в перспективе он может объединить все нации на совершенно иных нравственных принципах, альтернативных тем, которые господствуют сегодня в библейской культуре.

— А что ещё рассказывал ваш брат о России? Что, по-вашему, имел в виду Саи Баба, когда говорил о необходимости помогать брату в делах России и Индии? — спросил Холмс.

— Речь шла о какой-то концепции, альтернативной Библии. Брат рассказал, что они со своим попутчиком проговорили об этом почти до утра. Тот русский оставил ему книги и обещал помощь в освоении новой концепции.

— И брат рассказывал вам об этой концепции?

— Да, он пытался, но тогда я не всё понял, поскольку брат говорил быстро и очень волновался. По-моему там речь шла о какой-то новой кредитно-финансовой системе, в которой не должно быть спекулятивного рынка ценных бумаг, не должно быть грабительского ссудного процента, с помощью которого все страны третьего мира, и Индия в том числе, попали в безнадёжную кабалу к Международному валютному фонду. Новая кредитно-финансовая система и, породившая её новая нравственность, сформируют и новую экономику, в которой в первую очередь будут удовлетворяться демографически-обусловленные потребности (пища, одежда, жилище, образование), а паразитные (предметы роскоши, все виды наркотиков, включая алкоголь и табак) — по остаточному принципу, на основе которого в современной цивилизации удовлетворяются демографически-обусловленные потребности.

Другими словами, произойдёт смена приоритетов, что и будет первым признаком становления новой концепции. Ещё он много говорил об информационной войне, которую Запад ведёт против России, и выражал уверенность, что, проиграв одно важное сражение, Россия войны не проиграла, а просто перевела противостояние на какие-то более высокие приоритеты средств управления. Он рассказывал о шести приоритетах информационного оружия, но я не могу их пересказать.

— Спасибо, Пракаш. Об этих шести приоритетах обобщенных средств управления я узнал из записки по книге Збигнева Бжезинского «Великая шахматная доска». Тот русский в поезде сказал вашему брату, что Россия проиграла Западу одно из сражений информационной войны, но саму войну не проиграла. Вы не могли бы уточнить, что он имел в виду? Я пытался разобраться в этом вопросе после ознакомления с двумя аналитическими записками, переведенными на английский язык и размещенными на сайте, о котором здесь говорил Гриша. К сожалению, результат для России у меня получился неутешительный. Возможно, мне не хватает информации, но для мира в целом, вне зависимости от того, о каком приоритете обобщённых средств управления идёт речь, очень важно на каком языке приходит человеку информация. Вот мы здесь, представители трёх национальностей, но говорим друг с другом на английском языке. В этой поездке я общался с испанцами, египтянами, французами, русскими, немцами и везде язык общения — английский. Я согласен, что библейская концепция породила далеко не совершенные современные технологии, которые, тем не менее, распространяются по всему миру, и все страны мира стремятся, прежде всего, приобрести эти технологии, но всё их лексическое сопровождение — на английском языке. Всё программное обеспечение компьютеров, а следовательно — и международная сеть интернет — на английском языке. А русский язык, на котором разработана новая концепция, альтернативная библейской, — им владеют не более трёхсот миллионов. Как русские собираются решать проблему языка общения?

— Я готов помочь Пракашу в этом вопросе, если он не будет возражать, — вмешался в разговор Гриша.

— Да, разумеется. Не думаю, что и мой брат смог бы ответить на ваш вопрос мистер Холмс.

— Вы, мистер Холмс, совершенно правильно обратили внимание на технологии, — начал свои пояснения Гриша. — Но разработка любых технологий — удел наук, которые являются вторичными по отношению к наукам фундаментальным. А фундаментальные науки — в свою очередь, — вторичны по отношению к самой фундаментальной науке: философии. И не удивительно, что мы имеем современную технократическую цивилизацию, в основе которой лежит библейское мировоззрение, обслуживаемое современной западной философией. Так что весь понятийный и терминологический аппарат технократической библейской цивилизации — действительно выражен на английском языке, который есть симбиоз латыни и древнегреческого, на которых и писались первые экземпляры Библии. И если мы пойдём по этому пути, то подменим причину следствием. А где вы можете познакомиться с русским мировоззрением и русской философией? Все наши леонтьевы, соловьевы, бердяевы, федоровы и многие другие лишь пытались на русском языке критиковать или пересказывать западных философов. Получалось, что на языке цивилизации, имя которой объемлюще по отношению ко всем нациям мира, не существует миропонимания, выражающего в определённой лексике её мировоззрение. Насколько я понял, в конце второго тысячелетия, если счёт вести по христианскому летоисчислению, не могло не появиться и появилось русское миропонимание и русская философия, как фундамент грядущей новой цивилизации. Я не знаю, сколько это потребует времени, но несомненно одно — они обязательно породят и новую фундаментальную, и новую прикладную науку, потому что в новой философии впервые правильно ставится главный вопрос: «Для чего быть науке?» В западной философии, обслуживающей библейское мировоззрение, этот вопрос стоял иначе: «Какой быть науке?» В такой постановке вопроса о роли науки в обществе, вопрос о нравственности тех или иных технологий, просто не встаёт. И как только, мистер Холмс, где-то в западной прессе вместо вопроса «Как жить?», вы прочитаете вопрос «Для чего жить?», знайте — вода новой, альтернативной библейской концепции уже делает и на западе своё дело. А поскольку новое мировоззрение и новая философия, его выражающая, существуют на русском языке, то некоторые новые понятия на английском языке просто не выразить, и потому придётся всем в мире осваивать язык грядущей глобальной цивилизации — русский. Этому также будет способствовать и новое информационное состояние, в которое с середины двадцатого столетия вошло всё общество.

Вы, мистер Холмс, должны со мной согласиться, что владей Вы русским языком, то на многие свои вопросы вы нашли бы ответы у себя дома за монитором компьютера на сайте www.mera.com.ru, а не в продолжительной поездке, которая всё же во многом утомительна, хотя и интересна.

— Ваша версия грядущей цивилизации и роли русского языка в ней заслуживает внимания, но я хотел бы понять, в чём смысл нового информационного состояния, о котором слышу впервые.

— О новом информационном состоянии мы много беседовали в прошлом году с русскими. Речь тогда шла о процессе смены логики социального поведения общества в целом. Я не сразу всё понял, пока они не рассказали мне одну суфийскую притчу, которую я тогда записал и перевёл на английский, поскольку, на мой взгляд, она очень красноречиво иллюстрирует информационное состояние общества в начале третьего тысячелетия. Но я думаю, что вы сможете найти и оригинальный текст, поскольку её рассказчик — Идрис Шах — долгое время жил в Англии и писал на английском для западного читателя.