ВП СССР - Разгерметизация

«Наша партия страдает от отсутствия интеллигентных работ­ников: студенчество от нас ушло и больше к нам не вернётся. Остался единственный выход — подготовлять работников из рабочих. Организационная секция должна выработать план скорейшей подготовки кадров новых партийных работников» (стр. 44).

«Интеллигентных сил очень немного» (стр. 47), — и это в Пет­рограде <столице империи, крупнейшем центре средоточия культуры и “элитарной” мудрости>.

Далее из выступления т. Капсукаса:

«В последнее время влияние большевиков усиливается; начинает издаваться литература, листки, имеются две газеты на литовском языке — в Петрогра­де и Риге. И рабочие идут за ними. Интеллигенции у нас совсем нет: вся интеллигенция приютилась во всяких мартовских националистических организациях» (пос­ле февраля возникло множество “национальных” партий разного толка: — наше пояснение при цитировании) (стр.93).

Анисимов из Грозного:

«Стали устраивать митинги, лекции. Интеллигенция не шла к нам, несмотря на приглашения. Характерно, что среди ораторов нигде не было ни одного интеллигента. (…) Старые партийные работники почему-то отшатнулись от работы» (стр. 94).

Почему старые партийные кадры отшатнулись от работы, съезд анализировать не стал, ЦК тоже отмолчался по этому вопросу.

В Петрограде рабочие большинства заводов поддерживали на митингах большевистские резолюции. Думы районов горо­да, где были сосредоточены заводы, были в значительной сте­пени подконтрольны большевикам.

Но в провинции, даже в таких крупных промышленных центрах, как Луганск, Харьков, Мариуполь, партийные орга­низации слабые. Крестьянство в этих районах испытывало недоверие к большевикам, так как среди него «распускают­ся слухи, что большевики — “антихристы”. Однако там, где большевики внедряются, там их идеи находят отклик в рабо­чей среде. Конкурировать с большевиками могут только эсеры (стр. 53). После июльских событий отношение рабочих к большевикам доброжелательное; некоторые видные эсеры перешли в организацию большевиков и говорили, что правя­щие классы предали интересы рабочих (стр. 54).

Эпштейн, делегат от Донецкого бассейна, впоследствии знаменитый “колхозник” (т.е. коллективизатор сельского хозяйства недоброй памяти и “без­винная” жертва «сталинских репрессий»), отмечает склонность масс к боль­шевизму; численную слабость парторганизаций, вслед­­­ствие чего в одних районах поддержка большевиков полная, а в дру­гих имели место случаи избиения большевистских агита­торов[329] и попытки самосуда.

На Урале отмечается связь рабочих с землей. И падение влияния большевиков после февральской революции. Отме­чается падение большевистского влияния и в Сибири. Однако крестьянство в районе Красноярска идет за аграрной платфор­мой большевиков (стр. 84).

В Поволжье отмечено “поправение” Советов. В Поволжье «в больших городах старых интеллигентных партийных работ­ников насчитывается по 5 — 6 человек» (стр. 90).

«Что касается армии, то там еще плохо разбираются между фракциями, и потому мы думаем созвать конференцию не большевистскую, а социал-демократическую и надеемся про­вести её под нашим флагом, потому что сочувствие масс на нашей стороне», — это представитель Минска о Западном фрон­те (стр. 70).

Из выступления т. Мостовенко, депутата Петроградского Совета, пробывшего на Румынском фронте 2 месяца с делега­цией:

«По моим наблюдениям, фронт распадается на две части, совершенно отличные друг от друга: окопные солдаты и штаб.

Я поразился, когда присмотрелся поближе к тому, что представляет из себя «окопный солдат». Из них 80 % негра­мотных, и, несмотря на это, из солдатской массы выкачивают все мало-мальски интеллигентные силы и даже просто грамот­ных для замещения выборных должностей. В окопах остает­ся серый солдат, живущий инстинктом, совершенно не разби­рающийся в политической азбуке.

Другая часть — штабные. Состав штабов очень мало изме­нился за время революции. Эти элементы решительно неспо­собны руководить политическим движением, так как они бесконечно чужды солдату. (…)

Солдат, совершенно беспомощный, ищет только одного — того центра, которому он мог бы довериться. (…)

Психология солдата очень проста: он ищет опоры, центра, которому должен подчиниться. Масса требует от офицерства, чтобы оно разъяснило происходящее в тылу. Но офицерство оказалось совершенно несостоятельным, политически безгра­мотным. (…) На митингах меня спрашивали, почему не аресту­ют тех, кто кричит «война до полной победы», и заявляли, что к зиме уйдут из окопов. Общее мнение: если с землей дело затормозится, то в окопах не останется ни одного солда­та. (…)

Штаб живет страхами, слухами. Происходят трагикомичес­кие случаи, когда командир заявляет, что ему отказывают в повиновении, пробуют стрелять в него, а по поверке все оказы­вается пустой фантазией. Но эти фантазии могут кончиться судом, расформированием и т.д. Когда я приехал на фронт, ко мне обращались с воплями не только солдаты, но и офице­ры, прося разъяснить происходящее. Часть офицерства готова была бы придти на помощь солдатам, да они сами ни в чем не разбираются. Но большинство штабных ведет определенную агитацию. Я застал агитацию против “ленинцев” и против ра­бочих. Солдаты инстинктивно воспринимают, что социалис­ты — это друзья, а самое слово «кадет» считают руганью, но ловко подтасованные факты оказывают свое действие. Все газеты наполнены пропагандой против Ленина. Хотя на фронте инстинктивно-больше­вистское настроение, но в то же время боязнь всякого беспорядка, который может задержать продовольствие, расстроить железнодорожные пути, продлить войну, удер­жать в окопах и т.д. и т.п. Отсюда уже почва для антилениниз­ма.

Я хочу еще сказать несколько слов о братании. Побывав на фронте, я убедился, что организация братания идёт со стороны немцев, доставляющих и ром, и немецко-русскую “Неделю”, издающуюся в Вене (для военнопленных: наше пояснение при цитировании) … а со стороны наших солдат не вносится никакой политики. Братание, как массовое организованное действие с нашей стороны, невозможно. Это нечто вроде пикника, но совершенно дезорганизующее армию. Теперь солдаты начинают это соз­навать и постановили гнать и избивать каждого, кто говорит о братании. (Ленин призывал к братанию на заседании солдат­ской секции Петроградского Совета 17 (30) апреля 1917 г., см. ПСС, т. 31, стр. 277: — наше уведомление при цитировании).

К наступлению отношение отрицательное, потому что сол­даты сознают всю нашу техническую неподготовленность и бесплодность войны за чужие интересы.

На фронте большевистское настроение, но недоверие к ты­лу, неосведомленность о его задачах. Поэтому так легкопро­водить резолюции против «ленинцев-провокаторов» (стр. 84, 86).

Это выступление т. Мостовенко — одно из немногих, где сквозитнациональная забота не о том, как всё развалить, а как сохранить повозможности больше жизнеспособного в процессе преобразований. Далее он продолжает:

«Фронт политически пассивен, его необходимо организо­вать, и от тыла будет зависеть, как направить его. Надо пом­нить одно, что на фронте общий лозунг: «дальше ждать нель­зя».

Необходимо сплотить все наши силы, чтобы организовать фронт, иначе революции может грозить катастрофа (аплодис­мен­ты)» (стр. 86).

Военная Организация, созданная для работы в армии выпус­кала “Солдатскую правду”. Из выступления Н.Подвойского (в годы Советской власти отошел от партийной и общегосу­дарственной работы):

«… “Солдатская правда” должна обслуживать не только солдатские массы, но и крестьянство. Выделено было 3 отде­ла: идейного руководства, военно-бытовой, крестьянский.

Наши враги, оборонцы, говорили: “Удивительное дело, на фронте большевиков не признают, считают изменниками, но начитаются солдаты “Солдатской правды”, — и большеви­ки начинают пожинать лавры» (стр. 62).

Т. Дижбит от социал-демократии Прибалтики и XII армии:

«Теперь штаб сожалеет, что он допустил формирование наци­ональных полков, но расформировать 8 латышских полков уже нельзя. Латышские стрелки заявили, что они этого не до­пустят. Сибирские полки заявили, что, если будут расформи­ровывать латышские полки, придется считаться с ними. И на­оборот. Единение между латышскими и сибирскими полками полное, и если штабу не удастся спровоцировать нас на выс­тупление, то я надеюсь, что мы сумеем сделать XII армию «красной армией». (Об этом в Латвии НЕКОТОРЫЕ слои сейчас предпочитают “забыть”: — наше замечание при цитировании).

Таково состояние армии вдольпрактически всего фронта, если судить о нёмпо материалам VI съезда.

В частях Петроградского гарнизонапозиции большевиков были еще крепче, чем на фронте. Балтийский флот также контролировался большевиками в значительной степени. На мелких судах преобладало влияние эсеров-оборонцев. На крупных боевых кораблях-линкорах и крейсерах[330], «матросы или большевики, или сочувствую­щие» (стр. 75).