Китай в эпоху Си Цзиньпина - Зуенко Иван Юрьевич

Определенная надежда на то, что страна приоткроется для иностранцев, каким-то образом совмещая это с жесткой политикой «нулевой терпимости» к коронавирусу, была связана с Зимними Олимпийскими играми в Пекине в феврале 2022 года. Однако и она не оправдалась. Китайцы очень хотели использовать Олимпиаду, как это уже было с Играми 2008 года, в целях продвижения своей «мягкой силы», создания образа сильного, богатого, высокотехнологичного и при этом дружелюбного Китая. Для этого нужны были иностранные болельщики, и Китай долго не мог решиться по примеру олимпийского Токио закрыть трибуны для посещения. Но возобладали соображения национальной безопасности. Было решено, что болельщики на трибунах будут, но только те, кто к началу Игр уже находится на территории Китая, и только при условии соблюдения большого числа антиковидных процедур: прежде всего, ежедневной сдачи ПЦР-теста — так называемого хэсуань .

В результате многие спортсмены, журналисты и болельщики, все-таки прорвавшиеся на Олимпиаду, оказались ей недовольны. Симптоматическим выглядел такой «крик души» журналистки Елены Вайцеховской, для которой пекинские игры были шестнадцатыми в карьере: «Что могу сказать по поводу Олимпиады. Китай сделал невероятное. Он показал всему миру, что является абсолютно неорганизованной, дремучей, дурно пахнущей и дурно кормящей гостей страной, способной вызвать даже у ко всему привыкших спортсменов только одно желание — как можно быстрее уехать»[236]. (Как это диссонирует с отзывами, которые сопровождали Пекинскую Олимпиаду 2008 года!)

Однако эти сверхстрогие меры все равно не помогали. В Китае периодически появлялись новые вспышки заболевания, причем все новых и новых штаммов, на которые ранее разработанные вакцины уже не действовали. Спустя несколько дней после окончания Олимпиады — 28 февраля 2022 года — в Шанхае были зарегистрированы первые случаи омикрон-штамма («нулевой пациент» контактировал с зарубежными туристами). Власти ответили привычным образом — ввели тотальное ПЦР-тестирование, а спустя месяц, отчаявшись справиться с распространением вируса, объявили карантинные меры. Так начался двухмесячный «шанхайский локдаун» , который нанес мощный удар по китайской экономике и стал в конечном итоге фактором смены стратегии «нулевой терпимости».

«Шанхайский локдаун» стал самым продолжительным со времен «уханьского» — того самого, который пришелся на первые месяцы пандемии. Но если зимой — весной 2020 года общество, напуганное неизвестной болезнью и решительными действиями властей, было готово терпеливо ждать улучшения эпидемиологической обстановки (огромное значение имела надежда, что после окончания локдауна начнется нормальная жизнь), то к весне 2022 года люди сильно устали. Передышки между локдаунами становились все меньше, новые штаммы и новые вспышки заболевания — все чаще. Вакцины помогали не так очевидно, сдача хэсуань превратилась в рутинную и раздражающую повинность.

Вдобавок в многомиллионном Шанхае начались самые настоящие перебои с обеспечением продовольствием. Сотни тысяч людей, годами привыкшие к улучшению материальных и бытовых условий, на несколько недель погрузились в мир суровой экономии. К тому же почти 90 % случаев заболевания протекали бессимптомно. Коронавирус на тот момент казался уже не таким страшным (и примеры зарубежных стран, где по мере приобретения коллективного иммунитета возвращались к нормальной, «допандемийной» жизни, это доказывали), — но меры, предпринимаемые властями, были все такими же жесткими.

К 5 апреля «локдаун» охватил 25 миллионов человек. Обычной практикой стало разлучение родителей с детьми в случае обнаружения вируса у детей, даже младенцев, даже при бессимптомном течении болезни. Отдельные районы закрывали на так называемый «период молчания» , в течение которого полностью запрещался вход и выход из них. Активно работала интернет-цензура, удаляя посты, выражающие недовольство или просто негативные эмоции жителей «закрытого города».

«Локдаун» продлился до 1 июня и стал мощнейшим ударом по экономике Китая, да и всего мира. В течение долгого времени был закрыт крупнейший порт КНР — шанхайский. Были нарушены производственно-логистические цепочки. Иностранные заказчики начали уходить на другие рынки.

Одновременно сохранялась опасность распространения «шанхайского опыта» и на другие крупные города. Еще в мае в Пекине закрыли школы и перенесли на середину лета гаокао  — вступительные экзамены в вузы. На неопределенный срок было отложено проведение чемпионата страны по футболу, страна отказалась от организации футбольного Кубка Азии, для которого построила несколько высокотехнологичных дорогих стадионов.

Становилось очевидно: прежняя модель не работает. Нужно от нее отказываться. Однако это было равносильно признанию ошибок руководства, и на это китайская негибкая политическая система долго не могла решиться — особенно в преддверии ответственного ХХ съезда партии, на котором Си Цзиньпин должен был пойти на исторический третий срок. Не случайно руководитель Шанхая в период «локдауна» Ли Цян на ХХ съезде получил повышение: он стал «вторым лицом» в партии и вскоре возглавил правительство. Это означает, что на тот момент власти не признавали введение «шанхайского локдауна» ошибкой.

Ситуация действительно изменилась только в ноябре — после окончания съезда. Но толчком к поистине «обвальной отмене коронавируса» стали не решения высшего руководства (оно как раз максимально дистанцировалось от непопулярной темы, оставив все на усмотрение местных кадров), а народное недовольство, вылившееся на улицы.

Стихийная демонстрация 25 ноября в память о жертвах пожара в Урумчи — в доме, куда из-за антиковидных ограничений не смогла приехать пожарная машина — стала прологом для протестов в других городах, включая Пекин и Шанхай (здесь они были локализованы на Урумчийской улице)[237]. Протесты были локальными, нескоординированными и не имели политической окраски. Тем не менее власти их давить не стали, более того, прислушались к мнению рассерженных горожан. Повсеместно, начиная с Урумчи, местные чиновники заявляли о смягчении антиковидных ограничений, а позже и вовсе любых мер контроля, включая проведение ненавистного хэсуань и использование «кодов здоровья» на мобильном телефоне.

То ли чиновники сами уже устали от неэффективной и бесперспективной политики «нулевой терпимости», то ли власти оказались так напуганы волной народного гнева, то ли с началом третьего срока Си исчезла необходимость столь строгого контроля над распространением заболевания. Так или иначе, в короткий период — буквально до конца года — все ограничения были сняты. Результатом стал обвальный рост заболеваемости, оценить который уже невозможно: власти перестали публиковать статистику по заболевшим и умершим.

Получилось — «из крайности в крайность». По субъективным оценкам собеседников, находившихся зимой 2022–2023 годов в Китае, в короткий срок заболело до 80–90 % населения. Не переболеть в этот период чем-то простудным, проживая в китайском городе, было просто невозможно. Естественно, были и умершие. Однако на этот раз власти старались искать причину не в коронавирусе, а в других факторах: начиная от естественного старения, заканчивая другими заболеваниями.

Сам же коронавирус в Китае буквально отменили. Когда летом 2023 года один из коллег автора, находясь в КНР на научной конференции, заболел и, имея симптомы, весьма схожие с ковидными, попросил сделать ПЦР-тест, ему было в достаточно грубой форме отказано. Со словами, что «коронавирус вообще неопасен», китайский медработник порекомендовал больному стандартную для подобных случаев «терапию»: Дохэ жэшуй! («Побольше пейте горячей воды»).