Внутренний СССР - Последний гамбит

Взгляд Саи Бабы ничего не сказал, а уплыл куда-то вперед и в сторону, после чего он той же семенящей походкой двинулся дальше.

— Значит не услышал, или не захотел говорить, — решил про себя Холмс, не отрывая взгляда от спины Саи Бабы.

А тот вдруг замедлил шаг, затем остановился и, медленно развернувшись, двинулся в обратную сторону. Остановился перед Холмсом, посмотрел и коротко спросил.

— Are you English? (Вы англичанин?)

— Yes (Да), — кивнул Холмс.

— Hоw much [49]? (Сколько вас?)

— Two (двое).

— Go (Иди), — махнул рукой Саи Баба и двинулся дальше, продолжая свой обход.

Холмс с Пракашем встали и, аккуратно перешагнув дорожку (наступать на неё жестом запретил савадал), направились к подиуму, где уже сидели две женщины в ожидании аудиенции. Холмс, прежде чем сесть, какое-то время поискал глазами Гришу, но тот уже тихо выбирался из привилегированной толпы на подиуме.

— Значит и здесь есть своя иерархия, — отметил про себя Холмс.

Подошёл Гриша и присел рядом.

— Мистер Холмс, у вас всё получилось, как в прошлом году у русских. Тогда Свами тоже не сразу их пригласил. Посмотрим, что будет дальше.

Церемония обхода завершилась, и Саи Баба пригласил ожидавших его за массивные дубовые двери, услужливо раскрытые перед ним савадалами. Помещение, в которое они вошли, было небольшое. В углу стояло тяжёлое кресло, обитое красным бархатом, напоминающее трон, слева от него — проход в другое помещение, закрытый тяжелой занавесью. Саи Баба достал белую салфетку из небольшого секретера, отёр пот с лица и сел в кресло. Женщины расположились справа, мужчины — слева от кресла на полу. Разговор сначала пошёл с женщинами. Это была обычная беседа о женской доле в жизни западного обывателя, её горестях и радостях. Каждой из присутствующих Саи Баба уделил несколько минут, расспросил о домашних делах и, как отец, дал напутствие по поводу того, чего делать не следует, чтобы жизнь протекала в покое и радости. При этом он иногда их журил, как сельский пастырь за неблаговидное поведение. Всё это напоминало католическую исповедь, но без внешних атрибутов, связанных с «церковными таинствами» этого ритуала. В конце беседы Саи Баба словно ушёл в себя. Холмс напряг всё своё внимание, почувствовав нечто необычное происходящее в комнате. Словами это трудно выразить, но «это необычное» буквально витало рядом, хотя ни увидеть, ни услышать «его» было невозможно. Неожиданно Саи Баба сделал широкий жест правой рукой и на ней появились золотая цепочка с изящным кулоном. Он надел её на шею впавшей в экстаз женщины, а глаза его внимательно изучали лицо другой женщины, сидящей рядом. На лице соседки было то, что обычно выражают лица женщин, увидевших недоступное украшение в наряде своей подруги. Саи Баба умел читать и более сложные мысли. У него явно не было намерений взращивать чувство зависти. Поэтому последовал второй жест правой рукой и на ней появилась ещё одна цепочка с драгоценным кулоном, благополучно перекочевавшая на шею ещё не созревшей завистницы. Из разговора Холмс понял, что одна женщина была из Канады, а другая — из Австралии, но разделённые огромным расстоянием, по своим страстям они были близнецами. Искренние слёзы умиления и радости, многочисленные благодарности счастливых обладательниц знаков внимания были приняты, и Саи Баба наконец-то обратился к мужчинам.

— Как тебя зовут? — строго спросил он Гришу.

— Гриша, — нисколько не смутившись ответил с улыбкой юноша.

— Кришна? — ещё строже спросил Саи Баба, а глаза его при этом смеялись.

— Нет, я русский и меня зовут Гриша, — словно продолжая какую-то игру, ответил переводчик.

— А зачем тогда ты здесь, если тут англичане, Кришна? Ты хочешь им переводить меня на русский? Не стоит, русские и без них всё хорошо понимают, — закончил он разговор с Гришей странной фразой и только после этого обратил внимание на Холмса и его спутника.

— Что тебя привело ко мне?

— Я хотел бы понять «пикники», — решил идти напрямую Холмс.

— А-а, пикники, это просто, — как о чём-то давно знакомом проговорил Саи Баба, — ты видел, как это делается, — кивнул он в сторону сидящих слева от него женщин и продолжал, сразу вдруг сделавшись серьёзным. — Даже если бы и захотел, я всё равно не смог бы тебе объяснить, как делаются «пикники». Всё это надо прочувствовать самому. А чем занимаешься ты? — и, не дожидаясь ответа, объяснил всем присутствующим. — Он пытается понять, как делаются «пикники», когда сам их никогда не делал.

По лицам присутствующих можно было определить, что они совершенно не понимают, о чём идёт речь. Но разговор глазами и словами у Саи Бабы шёл на разных уровнях. Этот старый и мудрый человек знал много больше того, что мог рассказать своим посетителям. Холмс понимал, что словами он ему всё равно ничего не расскажет; оставалось внимательно читать то, что пока в каких-то смутных образах шло из глаз Саи Бабы. А глаза его, удивительно молодые и живые, одновременно читали посетителя и рассказывали. Но как трудно читать незнакомые, идущие из глубины веков образы; ещё труднее переводить эти образы на язык общеупотребительной лексики. Холмс вспомнил, что рассказывал ему в Испании Веров о понятиях, как единой системе образов и слов, но здесь и Веров был бессилен.

— А ты, — строго обратился Саи Баба к Пракашу, — зачем здесь? Ты не англичанин, но любишь всё английское. Нехорошо.

— Я помогаю мистеру Холмсу, — сложив молитвенно руки, ответил Кумар и лицо его из смуглого стало серым.

— Я знаю, кому и чем ты помогаешь, — снова улыбнулся Саи Баба, — но почему ты мало помогаешь своему брату?

— Он живёт в России и хорошо справляется со своими делами.

— У него есть ещё и дела, которые он не считает своими, но которые для России и Индии много значат. И ты должен помогать ему, но для этого ты сам должен понять то, что ещё не понял твой брат. А вот Кришна в этих делах уже что-то понимает. — И он заговорщицки подмигнул Грише. — Помоги мне, — обратился он к Пракашу, что было знаком особой милости.

Тот с молитвенно сложенными руками на коленях подполз к креслу. Саи Баба, опершись на его плечо, поднялся, давая тем самым понять, что аудиенция закончена. Все встали и направились к выходу. Огромное пространство храма было освещено утренним солнцем и… пустынно. Беседа продолжалась не более часа, а пятитысячная толпа успела разойтись, что сильно озадачило Холмса. Паломники шли к завтраку, и Холмс со своим сопровождением направился в столовую. После завтрака Гриша вызвался показать достопримечательности ашрама. Во время непродолжительной прогулки Холмс увидел музей всех религий и священное дерево, на котором по преданию Саи Баба ещё мальчиком творил для своих односельчан различные экзотические плоды. Было около десяти утра, но солнце жгло немилосердно, и Холмс попросил Гришу проводить его на местный «почтамт» позвонить в Лондон. Слышимость была отличной, и Ватсон сообщил, что готов к обсуждению «пикников». После телефонных переговоров Холмс предложил вернуться в гостиницу. Пракаш, сославшись на то, что ему необходимо решить вопрос с отъездом из Путтапарти, куда-то исчез, а Гриша пошёл за своей папкой с бумагами. Холмс в ожидании Гриши остановился у гостиничного блока с названием «NORD», корпус 4. Его взгляд упал на большое дерево у каменной стены, ограждавшей ашрам со всех сторон. В это время появился Гриша.

— Скажите пожалуйста, Гриша, а в каком блоке жили русские?

— Здесь, — указал Гриша на блок «NORD», корпус 4, — они любили прогуливаться в этом районе, и их очень забавляло семейство обезьян, живущее вот на этих деревьях. Хотите посмотреть?

Холмс приблизился к дереву, привлекшему его внимание, и действительно среди ветвей увидел хитрые мордочки молодых мартышек и их родителей.

— И давно они здесь живут?

— Давно, паломники их подкармливают и считают своими.

Холмс в сопровождении Гриши вернулся в свой номер и попросил подробнее рассказать о прошлогоднем посещении ашрама русскими.

— Всё началось точно так же, как было сегодня у вас, мистер Холмс. Но русские на первой встрече задали много вопросов Свами, а их группа, состоящая из пяти мужчин и шести женщин, не оставляла ощущения единого целого. Я уже говорил, что не был на их первой встрече, и знаю о ней только по рассказам. Свами почему-то не стал отвечать сразу, а перенёс встречу на следующий день. Причём пожелал говорить только с тремя вновь прибывшими из Петербурга. Остальные восемь жили в ожидании встречи уже несколько месяцев, но почему-то он не пожелал их видеть после первой встречи. Более того, он предупредил, что разговор будет без женщин и в присутствии хорошего переводчика. Таким образом, мне был дан знак, что моё присутствие на предстоящей беседе желательно, поскольку кроме меня других переводчиков с русского в ашраме не было.

— А почему, Гриша, Саи Баба назвал вас Кришной? — спросил Холмс.